Алфи стоял на краю деревни, осматривая границы поселения и охаживая протоптанные в снегу дороги, порой возвращаясь к месту сбора кострища. С момента, как их команда приехала в деревню, прошло не так уж много: ночь была особенно темна перед рассветом, буря усиливалась. А
мужчина так и стоял в тишине, глядя в чёрное небо и пустоту полей. В своей руке он потирал широкий медальон — печатку “Защитника Мирабара”, чей вес тянул пухлую пядь к земле.
Знак стража короны был тяжелой ношей для воителя даже после семи лет беспрестанной службы и сейчас он явно сомневался, что использовал свой медальон на благо людей.
Пока Герон медитировал и собирался допросить девочку, а Один в тоже самое время отправился осмотреть место катострофы, сам Кавендишь опросил старосту и жителей деревни, пытаясь хоть как-то вселить в них уверенность и узнать больше про их положение. И узнал он… ничего хорошего. Всё как и в прошлом: маленькие деревни голодали, люди умирали, земля брала своё, рекой болезни и невзгод стирая всякую жизнь со своего лица.
Север никогда не был справедлив к своим обитателем и не испытывал к ним ни капли жалости, а Восток не отличался честностью и мягкостью к своим обитателям, так что положение деврни не удивляло. Они хотели сжечь девочку. Ребёнка!.. Да, это ужасно, но с другой стороны — может так оно и должно быть ради выживания?
Каждый из крестьян сейчас на грани: кто-то впадает в истерику, кто-то исходит в желчи и злобе от голода, кто-то постепенно задумывается о том, чтобы пойти за дичью в лес. Но все как один мертвецки-синими пальцами держатся за свои дома и землю.
Они не уйдут отсюда. Даже если это значит умереть. Так может тогда оставить их и дать разобраться самим? Сожжение девочки не вернёт им припасы, но поднимет боевой дух и сможет хоть как-то поддерживать разум части крестьян в целостности. Это к лучшему.
Алфи снова посмотрел на свой медальон. Если глядеть на всё происходящее с третьей стороны, то они даже не часть Мирабара! Должен ли он вообще печься о их судьбе?.. “Нет”, — одёрнул себя воин, — “Это мысли заведомо проигравшего — старого меня!”.
В тишине мужчина стоял на пустыре, метрах в ста от деревни — там где в хмурое недоброе небо высился эшафот и где падал снег на лицо мужчина. Он лип к усам и бороде, быстро тая от дыхания крепыша. Алфи потёр медальон пальцем. “Может быть, они не твоя часть”, — прошептал он медали, — “но они могут помочь тебе и нам. Там помоги и мне, хорошо? Мне нужно почувствовать их…”.
Алфи прикрыл глаза… где-то высоко и далеко, в бушующем, плюющим снегом и ревущим громом небе пробежал раскат молнии. Один… другой… широкие и ревностные дуги бежали с запада, со стороны моря — где над холодной и мёртвой землёй высился Мирабар. Чем ближе были эти вспышки, тем быстрее двигались глаза под веками у Кавендиша и тем чаще он хрипло выздыхал.
Пока в какой-то момент едва заметный раскат молнии не пронёсся над его головой. “БУ-БУМ-БУ-БУ!”, — ударил кто-то в барабаны в небе, а воин ощутил едва заметное божественное присутствие, что вновь наполнило его, пробуждая силы. Медальон замерцал.
— Благодарю, — поклонился он западу: город ответил на его молитвы и вновь наделил его силой на время миссии, — я не подведу нас. — Сказал он, снова оглядываясь на эшафот. Но в этот раз новыми глазами, ощущая куда больше и куда четче. Мужчина решил ещё раз обойти деревню, чтобы проверить каждый её угол.
У него было немного времени, но его вполне хватит, пока Герон с Одином не закончат свои дела, а потом можно и в тепло вернуться — у Кавендиша на этом холоде жопа отвалиться, впрок попбрал бы погоду севера. “С-сука”, — закончив с молитвами и наконец-то свободно изъясняясь прошептал паладин, — “как же х-холодно!”.