Растерзанное тело еще содрогалось от ударов, а меркнущее сознание уже юркнуло в уютный теплый пузырек где-то в потаенной глубине разума. Это было его тайное место, убежище, где он скрывался, когда зазубренные тиски боли нестерпимо сдавливали плоть или гнетущее ледяное отчаяние сковывало душу. Здесь его ждал кладезь воспоминаний о былом, и сейчас он выбрал свое самое любимое.
Однажды Полночь поделилась с ним услышанным от бабушки: в старые времена, входя в дом, гостю полагалось снимать обувь у порога, и ступать на циновки босиком. Сирокко всегда оставлял покрытые пылью многих дорог сапоги на ее крыльце. И там же бросал свою серую личину хладнокровного убийцы, забрызганную слезами и кровью, чтобы войти к ней с обнаженным сердцем.
Внутри все дышало ее красотой и заботой. Тонкий аромат трав, сладкие звуки музыки, изящные движения танца, изысканный вкус яств – тысячи удовольствий ждали здесь гостя. Но Сирокко приходил не за этим. Больше всего он ценил тот момент, когда Полночь скидывала свою безупречную алебастровую маску холеной красоты и являла ему милое личико смешливой девчонки с искрящимися глазами. И тогда его черты смягчались – разглаживалась жесткая складка у рта, расслаблялись напряженные брови, в глазах появлялся мягкий свет, и с души исчезали шипы, обращенные ко всему миру.
А потом они как дети валялись в обнимку до утра на смятой простыне, болтая о пустяках, делясь обрывками снов и простирая наивные грезы в безвозвратное прошлое и невозможное будущее. Он встречал первый свет нового дня, играя россыпью мягких черных волос на своем плече, и только тогда они начинали засыпать.
Хватит, пора назад. Вынырнув из короткого забытья, Сирокко вновь с головой погрузился в океан боли. Разбитый рот скривился в подобии улыбки. Считай себя каким угодно крутым, пока стоишь на ногах, но цену тебе определяет то, после каких ударов ты можешь подняться. Ты не проиграл, пока сам не решишь так. Пока воздух входит в легкие. Черт, что-то хлюпает внутри. Нехорошо. Совсем нехорошо. Нужно к ангелу. Нужно валить отсюда в любом случае.
Он попытался открыть глаза – один безнадежно залит кровью. Пригляделся через красноватую пелену, застилавшую взор. Душа взяла слово, что-то чешет им. Ее просто так не заткнешь, сейчас будут терки. Извини, уже без меня. Хороший момент вроде. Надо действовать.
Рывком повернулся на бок, подтянул колени к груди – новая волна боли. Естественная и безобидная поза, не привлекает внимания – можно спрятать пушку. Сейчас, сейчас чуть отпустит, и снова осмотреться. А потом рвать когти.