Струи мёртвого дыма струились по рукам девицы, обвивая их словно живые лозы, но Мария совершенно не чувствовала их прикосновения. Вернее, чувствовала, что они есть и пытаются ей что-то сказать, что-то передать, и она бы и рада была этому внять, но внимала словам черепа, а они в свою очередь доносились отовсюду призрачным, и в то же время разборчивым эхом.
- Мы не сеем. Raccogli e conquista. Помни о мёртвых. Memento mori.
Череп задрожал, испуская зловещее, неприятное, но почему-то совершенно не отторгающее шипение. Оно нарастало несколько секунд, а потом вдруг резко прекратилось, оставив девушку в полной тишине. И тотчас всё исчезло, сгинуло, как и не было ничего.
В следующий миг в дверь громко и напористо постучали.
- Хильда! твою мать, я знаю, что ты дома! - послышался раскатистый мужской бас, чуть сипловатый, а следом снова стук не иначе как крепко сжатым кулаком, - И не делай вид, что тебя третьи сутки нет дома! Ты должна мне за козий сыр и молоко ещё с позапрошлой недели, и если ты сейчас же не откроешь и не расплатишься со мной, я войду сам и уж точно найду, как взыскать с тебя долг!
По всей видимости, это был сосед. Неизвестно, видел ли он, как Мария входила в дом, но он точно являлся сюда не раз за послдение несколько дней, и находил дверь закрытой, что его, мягко говоря, разочаровывало. Ну а то, что обещанные угрозы наверняка воплотятся в самом скором времени, не вызывало никаких сомнений, так как и, если судить по стуку, мужчина был крепкий, и дверь не сказать что прямо надёжная была, да и вообще, мало ли было способов попасть в домик. Дождь всё ещё хлестал за окном, и пригревшейся и только начавшей обсыхать Имрезе едва ли понравилось вновь бегать под ливнем.
- Raccogli e conquista... - слышалось в голове трудноразличимым эхом, как отголосок того, чему колдунья стала свидетельницей.