– Они все у меня хорошие, Дарра, – ответил Коул, нехорошо улыбнувшись. – Это как с лошадьми. Я тебя потом научу объезжать.
Дороти посмотрела на тебя. В этом взгляде было... всякое. Кажется, надежда. Кажется, недоумение. Кажется, страх.
Потом дверь закрылась.
Потом, уходя по коридору, ты услышал, как она вскрикнула. И кажется, ты услышал звук пощечины. Хотя... может, показалось?
Не твое дело, верно.
Ой, да подумаешь! Действительно, чего такого? Это же Коул! Он же не вот совсем пьяный, а так, просто сильно пьяный, но еще не настолько, чтобы берега потерять. Не убьет он её, не порежет ножиком, не сломает руку. Всего-то... но обязательно потом оставит на столике деньги! "Я ж джентльмен, йоптить." А раз не убьет, не искалечит, не изуродует, значит, все нормально! Все в порядке, верно?
А сколько шрамов он оставит у неё на душе? Что в ней изуродует?
Ой, да немного! Это же Коул!
Потом опять же: "Хм, наверное, если она выбрала такую профессию, ей надо было быть готовой к этому," – сказал бы, вероятно, Рин-дин-дин. Да кто на твоем месте поступил бы по-другому? Никто. Подумаешь... и не надо было ей плескать виски никому в лицо, вот это уж точно!
Рисковать дружбой, а может, и сломанным носом, ради какой-то девки, которая никакая не настоящая леди... просто потому, что она сделала тебе приятно за двенадцать долларов? Какой вообще смысл? Какой резон?
Вот возьми десяток ковбоев, спроси у них, правильно ты поступил или неправильно – так все десять скажут, мол, конечно, правильно.
Хотя... кто знает, если бы среди них попался один парень с зелеными глазами и тяжелым хуком с правой, родом из Кентукки, наверное, он бы рассудил по-другому. Но он не попался бы, да и жить ему оставалось... не так много, если честно. Ты так и не встретил его на дороге, которую выбрал, потому что раньше, чем ваша встреча могла бы состояться, его засыпали землей в какой-то яме без таблички около станции дилижансов. Так всегда и бывает с теми, кто пренебрег дружбой и поехал один на перестрелку, где нужны хотя бы двое.
Опрокинь еще джилл – и забудь.
Жизнь-то хороша! В теле приятно звенящая пустота, в голове хмель. Просто надо вспомнить, что ты – герой! Что ты остановил стампид в семнадцать лет! Ты повелитель гребаных равнин. Жизнь только начинается, будут еще и стада, и женщины, все эти Фанни, Дороти, Милли... Их лица будут мелькать и забываться, верно? А если они тобой восхищаются, так и че... Правильно делают, вот че!
Но знаешь, что, Дарра? И твое лицо будет мелькать и забываться. Невелика беда, но...
Но одна девчонка в Канзас-Сити, неплохо прикидывавшаяся француженкой (а так-то родом, прости Господи, из Цинциннати), могла бы запомнить его навсегда, как лицо единственного мужчины, который хоть раз вступился за неё. Но... но не! Она запомнит вместо него лицо Коула Фоулмэна. Который был так-то неплохой парень, но в тот раз повел себя... некрасиво. Настолько некрасиво, что будь его партнером вместо Дарры Дайсона некий Джетро Хейл, которого Дарра Дайсон тоже никогда не встретит, возможно, этот Джетро достал бы сигару изо рта, нахмурился и сказал бы что-то вроде: "Перебарщиваешь, партнер!"
Потому что никто не идеален, и бывало так, что и Коул Фоулмэн оказывался, что называется, ммм... не подарок.
Коул спустился минут через сорок. Нельзя сказать, что вид у него был довольный. Скорее недовольный. Он заказал джилл, выпил, и заказал еще один, небрежно кинув монетку на стойку, так что она покатилась и укатилась бы совсем, если бы бармен не прихлопнул её ладонью.
Ты спросил его, чего он вызверился.
– А я вызверился? – переспросил он. – Эх, брат, ты не видел, когда я правда разозлюсь. Тут уж все, тушите свечи. Давай-ка выпьем.
И вы выпили.
– Представляешь... а барышня-то не француженка никакая оказывается! Небось еще и тебе голову заморочила. Но я уж разобрался, брат. Вывел так сказать. На чистую воду. Что я, француженку не отличу? Надо её спросить что-то по французски, типа парле-ву траля-лям ля-фёё-нэээтр! Если она засмеется – то понимает, что билиберда, а если нет, то значит, сама не поняла, что это не по-французски, верно. Ну, я и спросил! И знаешь, что?
Ты посмотрел на него.
Он посмотрел на тебя, развел руками.
– А не засмеялась наша Дороти, – сказал он, глядя тебе прямо в глаза, и лицо у него на секунду стало таким же, как тогда, у двери. Лихим и недобро-веселым.
Потом жахнул монеты на стол:
– Йопт, ты можешь сразу бутылку нам дать, а!? Не видишь, люди выпить хотят.
– Шли бы вы отсюда, – сказал бармен, ставя мутноватую пинтовую бутыль с прозрачным лишь слегка заянатаревшим пойлом внутри.
– Такой вот бон вуаяж усталым путникам! – развел руками Коул, снова улыбаясь, как обычно, только грустно, мол, мы к ним вон как, а они вон как. – Пошли, партнер!
Еще долго потом блуждали вы по темным улицам в поисках гостиницы, горланя какие-то песни про Техас и передразнивая лающих на вас собак. С перепою начали ломиться не в свой отель, а потом, когда вас выпроводили, в отместку нещадно обоссали его угол.
Упали на кровати каждый в своем номере, а утром встали, полумертвые, похмелились из одной бутылки и снова ожили.
Хотя может быть, что-то хорошее умерло при этом в каждом из вас.
А может, в ком-то из вас наоборот, родилось, это уж не ко мне вопрос.
***
Вы пили и гуляли еще неделю. Дороти вам больше не встретилась. Вы гуляли по городу, спали на чистых простынях, играли в карты в каком-то трактире при каретном дворе, где Коула нехило обчистили долларов на пятнадцать. Потом ходили на платные танцульки – было весело, только девчонки были бойкие и очень зорко следили, чтобы руки ваши не опускались ниже положенных границ.
Потом вы опять играли в карты, ну, то есть Коул играл, а ты смотрел. В этот раз он выиграл долларов двадцать – везло. Надо было подумать, куда поехать дальше – перегоны-то уже закончились. На оставшиеся от гульбы деньги следовало где-то перезимовать, в идеале – наняться на ранчо.
Но до того, как вы начали объезжать ранчо в поисках работенки, вас нашел Прикли и сказал:
– Парни! Есть работка! Платят две сотни на всех, сдельная плата. По пятьдесят монет на брата! Надо смотаться в Эллсворт.
– За коровами? – спросил Рин-дин-дин, почесывая небритую щеку.
– Лучше! Лошади и мулы! Табунчик всего голов тридцать!
Коул присвистнул.
– Эллсворт, это же где-то недалеко тут, в Канзасе?
– За Салиной, там, миль двести может.
– А че так платят хорошо?
– Там в табуне лошади и молодые мулы для дилижансов. Ты представляешь, сколько они стоят?
– На пару тысяч потянут, – пожал плечами Коул.
– Три тысячи шестьсот монет, понял? Платят хорошо, потому что мы туда деньги повезем. За риски вроде как. Ну и чтобы мы сами их не того... не свистнули. Короче, их покупает один осел, – и он рассказал вам, как было дело. Мистер Эндрю Гордон тот самый человек, что рискнул покупать лошадей по объявлению в газете.
"Так как вы узнаете, что лошади хорошие?" – спросил его Прикли.
"Ну вы и посмотрите, что хорошие. Вы же в лошадях разбираетесь, верно?" – ответил Гордон.
"Не, это-то да. А вот я вам их пригоню, вы как поймете, что они хорошие?"
"Мистер Приклз, – сказал тогда Гордон. – Я вам доверяю три тысячи шестьсот долларов, потому что мне понравилось ваше рукопожатие. Лошадей и мулов мне поручили закупить для компании. Я в них ни черта не смыслю. Какой мне резон ехать в Эллсворт, а? Я кое-что слышал про этот город. Меня там мало того что обворуют, так еще и в глаза наплюют. В любом случае, как бы вы не заключили сделку, если вы просто не обманете меня, то уже сделаете все возможное."
"А сколько вы платите?"
"Я сторговал лошадей за три шестьсот, а всего мне выделили четыре тысячи с условием, что если животные будут хорошие, остаток я заберу себе. Стало быть пополам – мне двести и вам двести. Я узнавал, цена хорошая."
– И тут я говорю ему, да это чертовски отличная цена и вам, мистер Фрэнсис Осел Гордон, новоанглийская вы образина, чертовски повезло встретить меня, а мне вас!
Коул присвистнул погромче.
– Что, так и сказал? – поинтересовался Рин-дин-дин.
– Приблизительно. Ребята, все в деле?
Все, конечно, были в деле. За недельки две срубить по полсотни долларов перед самой зимой, да еще и перегоняя не тупых коров, а лошадей и мулов – от такого ни один ковбой никогда не откажется.
Но вопреки ожиданиям, ни за неделю, ни за две вы не управились. На дворе был уже октябрь, и пока вы ехали в Эллсворт через Эбилин и Салину, зарядили дожди. Они шли и шли, и вы решили их переждать. Вы коротали время на каких-то станциях дилижансов, убогих отелишках без второго этажа, играли в купленное Рин-дин-дином домино (это он так подготовился к зиме). Костяшки хлопали по столу. Играли вы на щелбаны или на кто пойдет проведать лошадей или на кто расскажет страшную историю. В печке трещали сырые дрова.
Прикли больше не был похож на грозного подручного босса. Он теперь был главным, но к вам троим потеплел душой, и хотя иногда проявлял непростой характер, оказался не таким жестким и колючим, как на перегоне. Он вез деньги, которые вам выдал с собой какой-то мистер Эндрю Гордон – они были у него зашиты в нательный пояс из особой промасленной ткани, чтобы не намокли и ничего вообще с ними не случилось.
Однажды вы стояли на крыльце "отеля" с Коулом и курили, глядя на тучи и на подпрыгивающие фонтанчики воды в лужах. Дождь был нечастый, но мерзкий и, кажется, ледяной. Октябрь.
– Дарра, знаешь че? – сказал Коул. – Помнишь эту девку в Канзас-Сити. Дороти-шмороти, или как там её.
Ты вроде еще помнил.
– Вот че ты мне тогда по морде не дал, а? – спросил Коул с досадой. – Я чет... по-свински себя вел.
Ты спросил его, а что было такого.
– Ааа! – протянул Коул. – Неважно. Мерзко чет на душе, как вспомню. Ладно. Всё. Забыли! – он щелчком послал окурок папироски в свободное плаванье.
На крыльцо вышел местный половой с полотенцем на плече и бадьей в руках, выплеснул грязную воду под дождь.
– Что слышно на белом свете? – спросил его Коул, чтобы увести разговор куда-нибудь в другую сторону.
– Да так-то ничего. Про перестрелку слышали?
– Не, не слышали.
– Три дурака у соседней станции пальбу устроили. Может, около недели назад. Глупость какая-то, никто не знает даже, из-за чего. И знаете че? Один на двоих полез. Бешеный какой-то, или может, пьяный. Ну, они его изрешетили, конечно. Ребята, какие-то серьезные, с севера, говорят. Но только он одного из них тоже подстрелил, так тот умер, часа не прошло. Представляете?
– Из револьверов что ли?
– Ага, из револьверов.
– Придурки пьяные, – сказал Коул. – Бывает же. Нет бы по морде друг другу дали, да и разошлись.
– Может, у них какое-то дело друг к другу было, что только стрелять, – пожал плечами половой.
– Может, и так, – согласился Коул.
– Жрать будете?
– Нет, йопт, голодные будем сидеть!
– Ладно.
– Че ладно-то!? Будем, говорю.
– Ладно.
– Слушай, а че у вас так дорого все? – не выдержал Коул. – Не стоит столько варево ваше. Вы за него берете, как, блядь, в ресторане в Сан-йопт-франциско!
– Я в Сан-Франциско не был, – пожал плечами половой. – А цена такая, какую сказали. Если бы я назначал, я б тоже столько не брал. Но меня-то не спрашивают.
– Скучный ты человек! – упрекнул его Коул.
Тот поковырял в носу.
– А интересные люди, с ними вон как... – поделился он жизненной мудростью. – Хлоп-хлоп – и из троих один остался. Очень у них интересно. А я лучше скучным буду. Пойду жрачку вам разогрею.
– Ну, тоже верно, – согласился Коул, сворачивая еще одну.
***
Развиднелось. Вы приехали в Эллсворт утром, чавкая копытами по еще не до конца высохшей земле.
– А давайте ночевать тут не будем! – предложил Коул. – Найдем стадо и погоним, пока погода хорошая. А то нам харчи-то в этот раз не оплачивают.
Его все поддержали.
Вы проехали по главной улице.
Там был какой-то отель, было здание тюрьмы, церковь, а еще – размалеванная вывеска "Куин оф Хартс". С балкона над вывеской на вас смотрели три крали, кутаясь в шали, и одна расфуфыренная дамочка в каком-то манто и диадеме с фальшивым, покрашенным под павлина пером, хотя отсюда оно смотрелось, как настоящее.
– Джентльмены, заходите к нам! – крикнула одна из них.
– В другой раз, красавицы! – отозвался Коул. – Эт самое... Авэк плезир!
– Чего-чего? – переспросила другая, дородная девка с низким, тяжелым голосом, похожим на паровозный гудок или на мычание коровы.
– Парни, мне чет страшно. Давайте туда не пойдем, – попросил Рин-дин-дин тихонько. Все заржали.
– Я говорю, в другой раз обязательно! – крикнул Коул. – Как найти загон Тимберлейка не скажешь?
– Туда, – гром-баба показала полной рукой.
Вы тронули лошадей с места.
– Да, ты прав, стремно как-то, – согласился Коул. – Хотя вон Дарра вообще под стадо бросился, ему не стремно, наверное. Ему, наверное, ниче не стремно, а?
***
Вы доехали до загона Тимберлейка. Прислонясь к доскам корраля, там стоял детина.
– Здрааасть-те, – сказал он.
– Ты Тимберлейк? – спросил Прикли.
– А кто спрашивает?
– Мы от Гордона, за лошадьми.
– Это за три шестьсот табун, там лошади и мулы? Для дилижансов?
– Они самые.
– Нееее, я не Тимберлейк. Это вы промахнулись маленько ребятки.
– Чего?
– Да он уехал с неделю как. У него батя помирать начал, прислал человека, мол, приезжай, помираю.
– Печальная история, – сказал Рин-дин-дин.
– Да ежели по чести, он уже второй раз помирает или третий. Все никак. В прошлом году тоже так было. Но поправился.
– А где этот его батя живет?
– В Небраске, парни, в Небраске.
Коул присвистнул.
– Но вы это... не беспокойтесь. Вы мне можете всё передать. Деньги там. А стадо забрать.
– А купчая?
– А на кой она вам?
– Да как на кой?
– Лошади для компании какой-то. Начерта компании купчая, это ж не для перепродажи.
– А ты откуда знаешь, зачем им лошади? Так, парни, ну-ка отъедем!
Вы отъехали.
– Какой-то мутный тип, – сказал Прикли. – Парни, я не хочу в этой дыре засиживаться неизвестно сколько. Я лошадей обещал быстро доставить. Мы и так с дождем этим припозднимся. Нехорошо.
– Согласен, – пожал плечами Рин-дин-дин.
– А мужик мутный.
– Видно недовооруженным сглазом, – сказал Коул.
– Не умничай. Короче. План такой. Купчая и правда по идее подождет. Ну кто у нас спросит купчую, а? Мы ж к Гордону их везем. Если что Гордон подтвердит, что покупает. Он же объявление давал, и письма у него есть, верно? Верно. Так что план такой. Мы втроем гоним этот табун назад, пока погода хорошая, а один остается в Эллсворте с деньгами и ждет Тимберлейка. Отдает ему доллары, подписывает купчую и за нами. Табунчик втроем можно отогнать, там четверо не нужны. Там и двое-то управятся, если дождя сильного не будет.
– План хороший, – согласился Рин-дин-дин. – Только кто останется? Я не хочу!
– Я тож чет не особо, – сказал Коул.
– Да вон Дарра останется.
– А чего не ты? – спросил Коул.
– Я с Гордоном сделку заключал, я и лошадей ему доставить должен.
– Дарра малец все-таки, – сказал Коул. – Ну... три тысячи... шестьсот. Дарра, ты не обижайся только, но правда.
– Как наперерез стаду бросаться – так не малец. А как недельку в отеле посидеть – малец! – рассердился Прикли. – Ему деньги эти не везти никуда. Просто подождать, пока Тимберлейк к нему сам за ними придет. Так! Я ваш босс в этот раз, слушайте, что я говорю.
– Лан, лан, – пожал плечами Коул. – Так значит так. И правда, че я, малец-малец... Уже мистер Дайсон, а, Дарра?
Короче, так и вышло. Детина получил задание передать мистеру Тимберлейку, когда он вернется, что Дарра Дайсон ждет его в отеле.
– В каком, кстати, остановиться? Где поприличнее? Чтоб без клопов.
– Да тут, в конце улицы, – сказал детина, почесав щеку и окинув тебя взглядом. – Я не помню, как он называется, типа "Визерспун Боардин Хаус энд Рэст" и че-то там еще, никто никогда не выговаривает. Или Ризерспун. Там, короче первая буква такая... красиво написано, но непонятно, все путают, когда читают. Я так-то не шибко читаю. Но вы не перепутаете! Там крыльцо такое высокое, белой краской выкрашено.
– Ладно. Дорого там?
– Да смотря на сколько.
– А сколько этот Тимберлейк будет отца хоронить?
– Да кто ж знает? Но за неделю-то вернется, наверное.
– Ладно, Дарра, мы потом скинемся.
– Или лучше с Гордона потребуем. На непредвиденные расходы, а?
– Толково. Ладно, открывай загон что ли, посмотрим стадо по описи.
– Да смотрите, кто ж запрещает.
И так ты застрял в Эллсворте. Городе с дурной славой. А парни уехали со стадом.
– Слышь, Дарра, – сказал Коул. – Мы как стадо отгоним, я за тобой приеду, чтоб не так скучно было. А то мало ли, сколько его там ждать. Давай, не кисни тут! И деньгами не свети. А лучше вообще никому не говори. Слыхал я про этот город. Нехороший, говорят. На-ка вот! – он достал свой карманный кольт, тот самый, из которого палил по бутылкам в Денвере и целился в мексиканцев в Техасе, и отдал тебе. – Осторожно с ним! Ну, давай, удачи! Справишься, дело плевое!
И тоже уехал.
***
Ты заселился в отель, попил там кофе и съел отбивную. Потом поспал.
Делать было решительно нечего. Вечером второго дня, обалдев от скуки, ты пошел пройтись.
Смеркалось.
Откуда-то доносился фортепьянный наигрыш. В вашем отеле тоже было пианино, но на нем в этот вечер не играли.
Деньги были при тебе, в поясе – в местном банке тебе сказали, что на неделю вклады не принимают.
На улице к тебе подошли два ковбоя.
– Сэр, а который, йопт, час? – спросил один из них полупьяным голосом. У него был пожелтевший уже синяк под глазом.
– Джим... ты это... че ты пристал, – сказал второй.
– Хочу знать, который час. Ну так который час?
У тебя часов не было. А у них у обоих часы были!
Ты сказал, что у тебя нет часов.
– Я, мать твою, не об этом тебя спросил! – рявкнул мужик.
– Джим, не выражайся! – сказал второй. – Че ты пристал к нему?
– Имею я право знать, который час, а?
– Мистер, да просто скажите, который час, а?
Ты сказал, что наверное, часов пять пополудни.
– Другое дело! – сказал Джим и засопел. – Ладно! Держи часы! – он стал снимать свои часы.
– Джим, да перестань! – сказал второй. – Пошли! Мистер! Простите!
Они ушли.
Ты пошел дальше. Там, дальше по улице был Куин-оф-Хартс, но очень не факт, что ты шел туда. Там был еще какой-то салун. А может, ты просто прогуливался. Ну, просто пройтись по городку, он же в длину был меньше мили. Туда-обратно. Да и спросить, как хоть выглядит этот мистер Тимберлейк, а то в отеле хозяин такого не знал. Хозяин этот не очень тебе понравился – он чем-то крысу напоминал.
Прошел мимо поилки, где плавали пожухлые осенние листья.
Заглянул в подворотню. Между домами, привалившись спиной к одной из стен, лежал человек с окровавленной головой. Он застонал.
Ты подошел к нему, пригляделся.
– Помоги-ка мне встать, – сказал он, еле ворочая языком.
Ты взялся за револьвер в кармане – просто на всякий случай. Было холодно. Он мог и насмерть замерзнуть, если приморозит.
Потом ты наклонился к нему, взял его рукой за плечо, потянул наверх.
Он всмотрелся в твое лицо.
– Ник... – сказал он, улыбнувшись, и закашлялся.
У него были рубленые черты лица и мощная шея. Он сел повыше, положил тебе руку на шею и притянул тебя поближе, как будто хотел чего-то сказать.
– Ник, конина ты блядская, ты мне доллар должен, – сказал он, снова улыбаясь. Ты ощутил непередаваемый, убийственный запах алкоголя, чеснока и давно не чищенных зубов. Очень дешевого алкоголя и очень давно не чищенных зубов. Ты попытался отстраниться.
И тут он, наклонив вперед башку, дернул тебя резко на себя, от чего твой нос и надбровья с силой впечатались в его лобную кость.
Позже ты узнал, что такой удар называется Глазго Кисс. В тот момент тебе было все равно, как он называется. Перед глазами у тебя сверкнула молния, очень напоминавшая ту, что ударила на перегоне в Мистера Кортеса, а потом твой мир померк на пять минут.
***
Ты очнулся, лежа в грязи, все в той же подворотне.
Тебе показалось, что у тебя сломан нос.
К счастью, он был только расквашен, но расквашен качественно. Жилетка и шейный платок были в крови.
Когда ты проморгался и осторожно прижал нос, то вспомнил что произошло.
С нехорошим предчувствием ты ощупал живот. Пояс с деньгами...
...
...был на месте.
Тогда ты проверил карманы.
Не хватало доллара.
Тогда ты поднялся, чувствуя слабость, и пошел назад в отель. Там тебе всячески посочувствовали, посетовали на то, что да, бывают в городе такие буяны, но в от у них в отеле – ни одного! И взяли вещи в стирку (стирать пришлось почти все).
На это ушел следующий день, в него на улицу ты уже не выходил.
Ну его к черту этот город Эллсворт.
На следующий день, около полудня, мистер Тимберлейк пришел к тебе сам – с бородой, солидный мужчина. Вместе с ним был адвокат. Они постучались к тебе в номер и предложили обделать все дело прямо здесь.
Ты сказал, что неудобно будет писать. Адвокат Шеппард сказал, что купчая у него уже готова!
Ты спросил, не нужно ли тебе расписаться?
– А зачем? – сказал мистер Тимберлейк. – Не вы же продаете. В купчей должна быть подпись продающего – и все. Надо просто, чтобы вы её проверили, посмотрели, что все правильно, да и забрали.
Звучало, вроде бы, правильно. Да и никто не говорил, что тебе расписываться надо будет.
Ты прочитал купчую, как сумел. Прочитал сумму. Три тысячи шестьсот. Все как полагается, вроде. Ровненько так написано, красиво. Еще и списочек прилагается – какая лошадь, да какие приметы, да сколько стоит. Некоторых ты даже узнал по описанию. Все хорошо.
– Вот и хорошо.
Ты расстегнул рубашку, расстегнул пояс и вытряхнул им стопочки купюр. Они бегло посмотрели их, не пересчитывая до доллара, а только прикинув.
– Вот и прекрасно, – сказал мистер Тимберлейк, отсчитав сотню, сложив её вчетверо и пихну в в карман.
Остальное убрали в саквояж. Гора с плеч. В жизни ты такой горы денег не видел и не носил. И уж тем более за неё не отвечал.
– Вот и славно.
Пожали руки.
Всего вам наилучшего, мы пойдем.
Ты спохватился, спросил, как его, Тимберлейка, отец.
– Что? – не понял тот.
Ты сказал, что он же ездил к отцу в Небраску.
– Слава Богу, жив-здоров, как оказалось. Больше повидать меня хотел, – улыбнулся тот, словно вспоминая отца. – Удачи вам, мистер Дайсон.
Дверь за ними закрылась.
Ты посидел немного, пришел в себя. Потом спустился вниз. Пора было ехать отсюда.
В лобби ты увидел молодую кареглазую девушку, которая сидела в креслах. На ней было простое ситцевое платье и чепец. Она невзначай посмотрела в твою сторону. Потом ты спросил у стойки, сколько должен за проживание. Счет оказался не такой большой, и с учетом пятидесяти долларов, которые тебе должны были заплатить, вполне можно было пойти гульнуть в этом Куин-оф-Хартс. Уж там-то разбитый нос никого не отпугнет. К тому же нос твой почти уже прошел – опухоль спала.
Дела твои налаживались.