Прощаться с тобой на ферме вышли все. Они смотрели тебе вслед, и в их глазах ты видел горькое понимание. "Уезжаешь Дарра? Ну так, уезжай."
Никто не сказал тебе за весь визит грубого слова, но была какая-то неловкость. Хотя вроде бы всё понятно – ты ведь и не мог раньше вернуться, а вернулся-то не с пустыми руками, а вон, с быками целыми! Претензия их, как ты понял, была не в этом, а в том, зачем ты ушел непойми куда? Ведь в общем-то ты потому и потерялся, что искал неизвестно чего.
Грустное это было расставание, как ни крути. Но быки были нужны, они были отличным подспорьем – на лошади много не напашешь. И раз ты их привел, да ещё и согласился отработать их цену где-то там, значит, ты – всё ещё свой, всё ещё Дайсон. И это все поняли. И поэтому, грустно там всем было или нет, ты почувствовал, что заслужил право вернуться на ферму в любой момент.
***
Жизнь на ранчо после этого стала немного легче – неопределенность всегда давит, а тут вроде выяснил, что там да как со всеми, Брэди вон выжил, оказывается – гора с плечь! Да ещё и письмо написал, про родителей не забыл. Правда, письмо это дошло вообще или нет из Денвера до Айовы ты не знал, а ответа не получил. Но чего уж! Послал – уже хорошо, сыновний долг, так сказать, выполнил.
Однако работа проще не стала: наоборот, ты понял, что лето на ранчо – время едва ли не тяжелее, чем зима. На ферме-то было строго наоборот: весна время голодное, и трудиться приходится много, осень – самое рабочее, хоть и посытнее. Лето же и зима – попроще. Но скот требовал примерно одинакового количества работы в любое время года, пожалуй, зимой побольше, да это-то ничего, если одежда теплая и зима не слишком суровая. Зима в Колорадо была ничего, а вот как раз лето – засушливое, жаркое, до 86 градусов*. Коровы от жары дурели и вели себя иногда не слишком покладисто.
Да и с двуногими обитателями Джей-Арроу ладилось по-разному, и не только из-за жары.
Айк, если честно, как раньше тебя ни во что не ставил, так и продолжал, и доброго слова ты от него не дождался. То, что ты ему что-то там приятное говорил, воспринимал он исключительно как подхалимаж.
– Взяли дурачка деревенского, – ворчал он, – на мою голову.
– Да чего ты, смотри, нормально же парень вкалывает! – защищал тебя Коул.
– А со скотиной работать не умеет.
– Но и не дармоед!
– Ну и платили бы ему по полмонеты в день, как наемному на ферме.
– Ну это уж, Айк, не твоя печаль, не находишь?
В ответ на это Клементс только сердито пожимал плечами.
Но несмотря на его подначки, хорошие харчи, тяжелая, но не выматывающая до истощения физическая работа и беспечное в целом житье-бытьё (индейцы к вам на ранчо не наведывались, и вы их даже ни разу не видели) сделали своё дело – твой молодой организм начал отчаянно нагонять то, что упустил, когда ты был подростком. Ты словно запрыгнул на уходящий поезд! Ты даже вырос на пару дюймов. Однажды ты мылся в большой деревянной бадье и с удивлением увидел, что ребра на груди прощупываются, но не выпирают, как раньше.
– Смотрите-ка! А Дарра уже не такой дохляк! – сказал Майкл за обедом. – Когда па его привел, соплей перешибить было можно, а теперь уже нет.
– А ты бы поставил на него доллар? – спросил Коул, уплетая кукурузный початок.
– Ну, смотря против кого!
– Ну, против кого бы поставил?
– Против тебя бы не поставил. А против старшего Фицгиббонса поставил бы!
– Ну-ка прекратите об этом говорить за столом! – шикнула на них миссис Риггс.
Мистер Риггс говорил, что ты молодец, но опыта у тебя пока маловато. Вот поработаешь ещё пару лет... Это он так намекал, что прибавки в ближайшее время можно не ждать. Живыми деньгами он платил тебе по пять долларов, а остальное удерживал в счет долгов. Этих пяти долларов едва хватало на одежду: купленная в прошлом году одежда потихоньку снашивалась, приходилось то рубашку новую покупать, то штаны – штаны особенно протирались в седле быстро. Ещё надо было заплатить в прачечную (не то чтобы у тебя было много одежды, но за неделю рубашка становилась уже неприлично грязной, а стирка была процессом, который занимал весь день). Ну, и на выпивку, что оставалось. Да, на выпивку! Ведь парни ездили в город, и теперь, раз тебе платили, ты уже должен был угощать себя сам. Пили вы немного, может, по кружке или по две пива, но даже так за месяц набегал доллар. Пиво было теплое, но всё-таки вносило приятное разнообразие – в доме у Риггсов пили только воду и кофе, ну и чай. Но чай пили редко, только если гости какие заходили, и вашего брата на чай обычно не звали.
Ещё в "Сове" подавали сарсапарилью, но, во-первых, в "Сове" всё было дороже, а во-вторых, Коул тебе сказал, что мужики сарсапарилью не пьют – что это за пиво такое, от которого и не хмелеешь вовсе? "Рутбир – это для подростков, девчонок и пижонов," – так он говорил. – "Перо из головы у тебя не торчит, платье ты не носишь, носки у тебя не желтые и не в полосочку. Так чего выёживаться на ровном месте?"
Не ездить же в город со всеми было нельзя – ты видел, во что превратился с годами Джи-Ти, и не хотел превратиться в такого же бобыля-молчуна, которому с коровами проще, чем с людьми.
– Дарра, а ты чего не куришь? – спросил тебя однажды Коул. – Пора уже!
Пришлось попробовать и табак. С табака ты кашлял, плевался, и поначалу не мог понять зачем они все это делают, но попозже почувствовал расслабляющее действие папироски. Пятицентовые сигары ты курить так не смог, сколько ни пытался – слишком они были крепкие и вонючие.
– Цигарка – это твой наипервейший друган, – наставлял тебя Коул. – Она, мозги прочищает – это раз. Бывает, не можешь никак сообразить, как поступить, а выкуришь – и как Господь в темечко поцеловал. Она от одиночества помогает – это два. Бывает тоскливо на душе, а покуришь – уже вроде как с кем-то поговорил. Потом опять же согревает немножко зимой. Вот зима опять придёт – увидишь. Ну и вообще... если мужчина не курит – то что-то тут нечисто! А так подходишь: "Огоньку не найдется, джентльмены?" – и вроде уже разговор завязался.
Просветил он тебя и по поводу танцев, и по поводу того, как общаться с дамами.
– Как понравиться девчонке? Да проще простого! – говорил Коул, покуривая самокрутку, пока ты терзал скрипку после того, как у вас выдавался послеобеденный отдых на отдаленном пастбище. – Во-первых, надо мыть шею. И вообще, мыться как следует. Ты вот с мочалкой моешься? А надо с мочалкой! Отскоблить всю грязюку надо, а то они тебя близко к себе не подпустят. Некоторые пижоны волосы бриолином намазывают, ну это, брат, лишнее. Или вон тоже... одеколон, мать твою! Не нужен одеколон рэнч-хэнду. Ты же кто? Ты пастух. Работа честная, а значит, тут нечего стесняться, я считаю! Ну так и пусть от тебя пахнет лошадьми и упряжью, мужской работой пахнет. Только надо чтобы пахло, а не воняло, понял?
Он мечтательно выдыхал дым и продолжал.
– Потом ещё знаешь... надо чтобы ты был немного жентыльменом. Немного! Мы, конечно, не жентыльмены ни черта, но тоже, как говорится, понимаем, да? Суть в том, Дарра, что барышня должна знать: она с тобой приятно время проведёт, ты при ней какой-нибудь гадости не сделаешь, не выругаешься и не плюнешь на пол. Плевать, брат, надо в плевательницы. А если нету плевательницы – то потерпи уж как-нибудь, не плюй. Но ещё надо быть... ну... уверенным что ли. Вот лошадь, ты ж видел, как объезжают лошадь? Нет? Ну, не беда, увидишь ещё. В общем, к лошади надо подходить спокойно, без резких движений. Эдак не торопясь, но зная, чего ты хочешь. Идешь к ней и про себя говоришь: "Ну, погоди у меня, лошадка, я тебя объезжу в лучшем виде!" И когда так говоришь – рано или поздно всё получается. Всякое, конечно, бывает – есть такие лошади, что чуть что убить тебя норовят. Но это ничего, тут всегда такой риск есть, что ж поделаешь! Кто не рискует, тот не банкует. Вот, точняк: женщина должна видеть, что ты вроде как с виду человек приличный, а с другой стороны – что с тобой и рискнуть не страшно. Шляпа там на тебе сидит как надо, грудь колесом, и весь ты такой улыбаешься... Не как дурак, но и не хитро, а слегка так... Знаешь как? Как будто ты скоро ранчо в наследство получишь! А не получишь – не беда, горевать не станешь, вот как! Вот, скажем, к примеру, мы когда едим в доме, ты тарелку вылизываешь. Не вылизывай тарелку никогда! Даже если хочется, показывай, мол, всё у тебя зашибись. А то чего ты, как щенок голодный? Кому такой нужен? А ты эдак с гордостью, да мол, ничего у вас тут еда, вкусно, хотя едали мы и получше. Даже если это и не так!
"А ещё что?" – спрашивал ты, трогая смычок пальцем.
– Ещё? Дальше надо рассказывать что-нибудь. Вообще не особо важно что, можно даже и приврать. Главное, чтобы интересно было. Не про погоду, в общем, хотя как говорится, если не с чего ходить – можно и с бубён! И, это самое, себя не перехваливать – они этого не особо любят. Так, в меру похвалить. Удобно бывает рассказать что-то хорошее про своего друга, вот хоть про меня к примеру! Дескать, там: "Вот человек, вот это человееек! Из таких историй выходил с блеском и, мать её, непринужденностью! Ну, и я тоже молодец, не отнять." Тут важно, чтобы ей нескучно было, а то если стоять и молчать – скучно выходит. И нужно не просто болтать, а как бы в тему приплетать немного, одно чтоб к другому шло, как вагоны у поезда. Ты поезд видел когда-нибудь? Не видел? Ладно, не беда, увидишь. Так о чем я? Вот, короче, слово за слово, она увидит, что ты и парень не промах, и не хам, и не скучный какой-то, а там уже дальше само пойдет.
"Куда пойдет?" – спрашивал ты.
– А это уж сам разберешься! – усмехался Коул, туша свою папироску. – Дальше, как говорят военные, по обстоятельствам. Так, ну ты танцулькам дальше учиться будешь? А то, ты не обижайся, но одна скрипка да скрипка – это как масло без хлеба.
Когда же в городе ты "припер его к стенке" о том, что там происходит в борделе, Коул, который был под хмельком, тяжело вздохнул, и выдал тебе "всю правду".
– Правильно говорит миссис Риггс, ох правильно! – ответил он мрачно. – Я Дарра, сейчас тебе всё расскажу, а ты мотай на ус. Бордель – это, брат, дом дьяволов, как церковь – дом божий. Ты не слушай, что про это место другие говорят, я тебе настоящую правду скажу. Когда туда первый раз приходишь – оно вроде всё красиво: музыка бренчит, дамочки улыбаются, обставлено все с шиком, напитки всякие... А только это для отводу глаз, дурачков заманивать! А на самом деле, как переступишь порог, Сатана возьмет твою душу, осмотрит, обнюхает, и ежели ли есть в ней изъян, хоть один грешок, хоть малюсенький – он сразу над твоей душой власть получает! И единственный способ от этого отделаться – привести туда таких вот как ты, олухов несмышленых, полдюжины, а лучше дюжину, заместо себя, тогда и отстанет. Вот так это и работает. Я было хотел тебя туда отвести, да вот, совесть заела, поэтому так про это прямо и говорю. Пропадай стало быть, моя душа, а твоя, может, еще спасётся. А кричат почему так? Так известно почему! Дьявола приветствуют. Эти дамочки, что там находятся – только с виду милые, а на самом деле – ууууу... Ну, нет, не ведьмы, конечно, колдовать не умеют, но, так сказать, меченые. Слуги Сатаны! Понял? Так что езжай на ранчо и радуйся, что у меня душа добрая да совестливая. А мне туда зайти как раз надо – отметиться. А то лишит меня Сатана сна, и что тогда? Всё тогда! Работать не смогу. Давай, давай, топай. Только миссис Риггс не говори, а то она расстроится, а зачем нам её расстраивать? Она уж тут ничего не исправит. А в церковь ходи почаще!
И они ушли вдвоем с Майклом, и ещё не дошли до угла, как ты услышал, что Майкл заливисто хохочет на всю улицу. Вот как человека пробирает! Казалось бы, тут плакать надо, но вот какую силу имеет Сатана над людьми!
***
В августе случился праздник – свадьба на одном из ранчо, куда позвали всех местных скотоводов, и вас тоже. Айк и Джи-Ти туда не поехали, а мистер Риггс с семьей поехал, и вас с Коулом взял. Накрыли огромный стол, желали всякое хорошее молодым, потом на ровном, убитом каблуками пятачке земли, устроили танцульки! Тебе достались три девчонки – курносая веснушчатая мисс Дебора, сестра невесты, которой было лет пятнадцать, высоченная, как сосна, Дженнифер Хиггинс и ещё одна полная, черноволосая девочка, Сара Фицгиббонс, которая танцевала хуже всех, но зато улыбалась больше всех. Ну, а когда уже и вальс, и мазурку оттанцевали, пошел "квадратик", и там уже все со всеми потанцевали, и ты даже с невестой танцевал, и с Джудит тоже. Нельзя сказать, что ты был самым ловким танцором, но особо ловких тут и не водилось. Главное, что всем было весело, хорошо, и никто ни с кем не подрался и не убил!
Твои апроши по отношению к Джудит имели по началу переменные успехи.
Истории о путешествиях она засмеяла.
– Куда ты путешествовать-то собрался, Дарра? – говорила она, когда вы оставались одни. – Ну вот скажи, хотя бы, в какой стороне Техас, а?
Ты показывал наугад, а оказывалось, что совсем не там.
– Вот так и в прерии потерялся! Да у тебя же даже лошади нет, прости Господи! Да и что ж там в прерии интересного? На звёзды можно и тут посмотреть. А индейцы – нееет, я никаких индейцев видеть не желаю! От них добра не жди! Вот если поехать в Сан-Франциско – это дааа... Но ты же ни за что до Сан-Франциско не доберешься. Да и что там делать без денег?
Ты долго не понимал, почему все женщины говорят про этот Сан-Франциско, как будто там мёдом намазано – подходи да слизывай. Коул там тоже не был, хотя кое-какие сведения у него на этот счет имелись.
– Уж больно, говорят, красивый город. С одной стороны – море, с другой – мильон жителей. Ты хоть знаешь, что такое мильон, деревня? ОЧЕНЬ много! Больше, чем ты за свою жизнь долларов заработаешь, браток. Вот так-то. Говорят, правда, что там китайцы какие-то, дрянь людишки, но говорят ещё, что вообще красиво. Ну там... платья всякие. Дома да набережные. Океан опять же! Знавал я одного калифорнио, так он мне все уши прожужжал про закат над океаном, про рыбу морскую, про всякую чепушню ихнюю. А по мне так главное, чтобы девчонки посмелее были.
Но в общем ты понимал, что даже Коул в этом вопросе подкован не очень.
Джудит же ничего тебе не объясняла.
– А вот съезди – тогда и поймешь, путешественник! – говорила она. И мечтательно добавляла. – Эх, Сан-Францииииско...
Но зато ей нравилось, как ты играешь на скрипке, кроме того, твои наблюдения относительно погоды и разные приметы были ей весьма интересны. Знать погоду женщине очень важно – а то вдруг ехать куда-то, в город, например, так надо обдумать заранее, как одеться.
Однако вы все же сблизились. Ты стал замечать, что она реже над тобой смеется, а чаще просто улыбается, чаще подгадывает так, чтобы приехать на пастбище, когда там находишься ты, привозила вам из дома что-нибудь вкусненькое или смотрела, как вы работаете, а могла даже и помочь немного или сварить кофе на костре, пока вы заканчивали считать коров.
От Коула не скрылось то, что вы посматриваете друг на друга.
– Ну ты смотри Дарра, поаккуратнее! Дочка босса – это, знаешь, как бочонок с порохом, если не знаешь, что делать, лучше отойди.
Ты спросил, мол, почему, что в этом такого?
– Да не любят отцы, когда вокруг их дочек кто попало вьется, ты уж прости за прямоту. У тебя вот за душой ни цента не водится, ни седла нету своего, ни лошади. Ежели у вас шуры-муры заведутся, то папаша тебя хорошо если просто с ранчо выгонит, а может и отколотить как следует, а это, знаешь, будет не поджопник любящей ногой, что тебе твой батя отвешивал. А ежели она за тебя замуж захочет, то тут может нехорошо получиться – придется тебе её домой к себе везти. А куда домой-то? На ферму на вашу? Так я её видел. Там, браток, во-первых, уже есть хозяйка, а Джудит наша – она хоть и не прынцесса, но и не то чтобы осчастливит её за свиньями бегать. Может быть, конечно, что мистер Риггс тебя к себе в семью примет, но я б на это не рассчитывал. Кто ты здесь будешь? У Майкла на побегушках? Были бы вы с Майклом друзья-приятели – тогда да, но для него ты – работник и всё. А мужчине, браток, если он жениться надумал, свой дом нужен. А на какие шиши ты его заведешь?
Но ломать голову над этой проблемой тебе не пришлось. Когда Джудит уже пару раз сказала что-то вроде: "Какой ты милый, Дарра", чем, конечно, тебя обрадовала, у тебя завелся соперник, и такой, что ух! В октябре они с матерью поехали в город покупать ткань на новую одежду, и им повстречался Нед Сибили, который помог вытащить застрявшую в грязи повозку. Вообще-то они знакомы были и раньше (собственно, ты видел Сибили на той свадьбе), но теперь между ними что-то такое началось, что для ваших с ней отношений было явно не в кассу.
Нед был сыном одного вашего соседа, ранчо их называлось "Бегущая Эс". Неду было двадцать лет, у него уже начали расти усы, у него была красивая жилетка (все её называли "дымчатой с искрой", что бы это ни значило), красивая серебряная пряжка и очень красивый вороной конь. А у тебя ничего этого не было. Он, правда, не умел играть на скрипке, но умел играть на губной гармошке. Сапоги он натирал медвежьим жиром так, что они аж скрипели, и ещё у него были дружки – его кузен Кайл и парочка городских охламонов, гонявших коров из загонов до мясных лавок, которых он угощал пивом и с которыми иногда играл на бильярде.
Стадо у Сибили было не больше вашего, но Нед – единственный сын, и родители в нём души не чаяли. Поэтому свободного времени у него было много, и деньги тоже имелись. У тебя, конечно, было известное преимущество – ты был все время рядом, а их ранчо было в пяти милях. Но зато Нед мог дарить ей подарки (то какое-то зеркальце, то отрез шелка), лучше тебя ездил на лошади и лучше кидал ларьят. И был в нём какой-то приятный лоск, на который девушки, как известно, падки.
К зиме ваши с Джудит отношения изменились, не то чтобы кардинально, но значительно. Ты, возможно, не смог бы описать это словами, но почувствовал очень хорошо. По-другому она стала улыбаться, по-другому говорить, по-другому молчать. Она была по-прежнему дружелюбна, но однажды, постаравшись сделать для неё что-то приятное, ты услышал фразу, резанувшую по живому: "О, Дарра, мне так приятно, но не стоило так беспокоиться!"
"Не стоило так беспокоиться, Дарра, потому что ты хороший парень, но тебе вряд ли светит."
К чести Джудит, нельзя было сказать, что она тебя вовсе перестала замечать, пожалуй, нет. Но это была гонка, в которой, как сказал бы Коул, ты со старта отстал на полкорпуса. А к весне – на два корпуса: это ты понял, когда увидел, как вполголоса переговариваются мистер и миссис Риггс, поглядывая на свою дочь.
Ты как-то спросил у Коула, что он думает про молодого Сибили.
Коул сначала удивленно поднял брови, мол, какое тебе дело до Неда Сибили, и сказал:
– Ну так, ничего себе парень...
Но потом посмотрел на тебя, сложил два и два и добавил:
– А вообще такой... с душком. Балуют его больно сильно, ещё немного – и пижон получится! Да я его на бильярде в два счета вздел бы!
Как ты уже понял, "пижон" для Коула было одной из самых нелестных характеристик.
Чуть позже Коул взял и подарил тебе... шляпу! Настоящий Стестон!
– А то хозяйская вон расползается потихоньку, дрянь шляпа! А этой сносу не будет, носи хоть всю жисть! Да и вообще! Тебе, получается, вон уже лет сколько! Совсем взрослы! Ещё немного – и будешь настоящим рэнч-хэндом.
Это была хорошая шляпа, и она пришлась тебе впору.
Но у самого Коула приключилась беда почище твоей.
Было это уже весной, в конце марта, после дня Святого Патрика, на который опять устроили танцы, уже в городе (и все посмотрели, как мисс Ригг отплясывает мазурку с молодым Сибили). Коул стал важным, таинственным, у него в городе завелись какие-то дела, в которые он вас не посвящал, и даже пару раз отпрашивался у мистера Риггса посреди недели за свой счет.
А потом в воскресенье, вы поехали, как обычно в город, только без Майкла и Гэйба, потому что отец за что-то рассердился на них и заставил чинить курятник.
Ты пошел в церковь, а Коул – по своим таинственным делам, а встретиться вы должны были в "Рюмочной номер 3".
Коул ввалился туда чернее тучи, взял бурбона, выпил один у стойки, а потом взял с собой и всю бутылку, и только тогда поискал тебя глазами.
Ты спросил, в чем дело?
– В чем дело! Тётка моя померла, вот в чём дело!
Ты ему посочувствовал, но он отмахнулся.
– Да пусть её там черти обглодают, не в этом дело. Сегодня читали завещание. Она всё оставила этой своей пигалице! А мне – только пять долларов на виски и старый шифоньер!
Это, оказывается, была такая издевка – шифоньер Коул ненавидел, потому что когда бы он ни приходил к тёте в гости, та заставляла его двигать, а Коул, стараясь быть хорошим племянником и заслужить часть наследства, всегда это проделывал, пыхтя и надрываясь.
– Шифоньер я продал этой дуре с ходу, не торгуясь! Мать её за ногу, ну это ж надо было меня так прокатить! Сколько я на этом ранчо проторчал заради неё! Ждал-ждал – и на тебе! Ей магазин, а мне – пять долларов и шкаф! Что б её на том свете мул лягнул, старую перечницу!
И он ещё долго сокрушался, обхватив голову руками.
– Уеду я отсюда ко всем чертям! Поеду на юг! В газетах пишут, сейчас из Техаса большие стада гонят на север, там можно легко денег поднять. Завтра же и уеду! Так что давай-ка сегодня не как обычно, а как следует напьемся!
Тут краем глаза ты увидел, что в рюмочную ввалилась шумная, веселая компания молодых людей – это был Сибили со своими приятелями. Все столики были заняты, но они с шутками-прибаутками выдворили наружу какого-то наклюкавшегося старичка и заняли его место. Потребовав пива и сигар, они стали обсуждать что-то весьма смешное, потому что периодически от их стола доносились взрывы смеха.