Вообще-то, "повезло" не только Конви и Тейлору. Хотя по виду было не сказать, но один из них служил в армии ещё во времена войны с Мексикой, а второй был одно время рейнджером, так что схватись ты за револьвер, ещё неизвестно, чьи мозги оказались бы размазаны по крыльцу.
Как бы там ни было, узнав, что ты готов предоставить свою лошадь и своё оружие, тебя решили записать в кавалерию. Но пока думали, в какой полк вписать, мэр приказал тебе и ещё нескольким таким же "добровольцам" явиться к капитану Даффу. Его отряд стоял в полевом лагере в округе Джиллеспи, вот туда-то вы и направились.
Мэри Тапси отреагировала на твоё решение и твой отъезд меланхолично и с бутылкой в руках.
– Правильно, Джо, – сказала она. Наедине она по-прежнему называла тебя Джо. – Со старухой Мэри скучно. Съезди на войну. Поубивай там белых. Ты же белых ещё не убивал, да? Китайцев убивал, индейцев убивал, этих, как их... мексиканцев... мексиканцев убивал? А я запуталась. Когда мы жили в Калифорнии, мы вроде как были янки. Мы же пели Янки Дудл. А теперь мы кто? Кто мы, Джозеф? Мы теперь техассцы? – она посмотрела на тебя мутноватыми и печальными глазами, потом тряхнула головой и отчаянно отсалютовала бутылкой. – А как скажешь, Джо, так и будет. За Техас! – и хлебнула из горла. – За Джо, хорошего мальчика из Техаса! Одинокая звезда! Мы победим!
И ты поехал в Джиллеспи. В принципе, ничто не мешало сбежать по дороге, тем более, что вы и так чуть не заблудились, если бы один парень, Гатри Джонс, не вывел вас правильной дорогой.
Капитан Дафф был грозный вояка с огромными шпорами и огромной саблей, он приказал вам перейти в распоряжение лейтенанта МакРэя. Лейтенант МакРэй был усатый спокойный мужик, который посылал вас в патрули и давал распоряжения простыми, понятными словами. "Падите туда, позыркайте там, нет ли немчиков. Кого найдете, ведите в лагерь." В таком вот духе.
Конец июня и весь июль вы ездили по округе, выискивая и выспрашивая. В вас никто не стрелял из кустов, но фермеры все же смотрели на вас с явным неодобрением. В этом округе Джиллеспи было полно юнионистов! В августе пришла весть, что Тегенер собрал-таки отряд и пытается сбежать в Мексику, чтобы безопасно добраться до Луизианы и в Новом Орлеане влиться в ряды синепузых.
– Брехня! – рявкнул капитан Дафф. – Они обираются освободить пленных офицеров в Камп Верде! Пресечь эти поползновения раз и навсегда! МакРэй, бери сотню бойцов, найди их и уничтожь.
Так и сказал: "Найди и уничтожь."
И вы поехали их искать.
На это потребовалась почти неделя, потому что местные симпатизировали беглецам, а вам – не особо. Но вы были конницей, а из них многие шли пешком, и потому в конце концов на реке Нуэсез вы их и настигли, окружив лагерь. Их было, может, человек шестьдесят или около того. МакРэй хотел напасть из засады сразу со всех сторон, но вышло так что...
Была половина второго, стояла душная техасская летняя ночь, в какую даже конокрады не работают. Обливаясь потом, вы спешились, заняли позиции, встав в пяти-десяти шагах друг от друга и ждали сигнала. И вдруг выше по холму, в свете луны, вы увидели двух человек. Они были совсем молодые, каждый нес в одной руке винтовку, а в другой ведерко. Хрен знает, зачем им понадобилась вода, может, лошадей поить?
Вы стояли в густой траве по пояс и смотрели на них, а они смотрели на вас. Один из них бросил ведро и вскинул ружье, а второй побежал назад, в лагерь. Тогда вся ваша цепочка дала по ним залп. Пули просто изрешетили обоих, ведерко покатилось по склону, где трава была не такой густой, оба паренька завалились, как подкошенные. В темноте было плохо видно, но ощущение было такое, как будто каждого пробил десяток пуль.
– Что делать? – спрашивали одни у сержанта.
– Заряжайте ружья. Подождем.
Раздались выстрелы с другой стороны холма.
– Вперед! – скомандовал сержант.
Пройдя метров сто вперед по склону, вы увидели палатки. Немцы встретили вас сосредоточенной пальбой из-за них. Пули посвистывали над головами, кровожадно шелестели по траве. Вы пытались стрелять по вспышкам, но видно было плохо. Некоторых техасцев ранило, они кричали и стонали в темноте.
– Отходим!
Вы вернулись туда, где подстрелили ребят с ведрами, сбились в кучу, выясняя, что делать дальше. Оказалось, потери небольшие, никого не убило, только нескольких ранило, не серьезнее, чем тебя тогда ранил индеец-юки из своего кривого ружья.
На то, чтобы перевязать и напоить раненых (нераненые тоже захотели пить), потом в темноте снова построиться – ушло порядком времени, тем более, что бойцы не горели желанием снова лезть на холм.
А ты? Что ты забыл тут, в округе Нуэсез? За скальпы немцев не платили.
Прискакал посыльный от МакРэя, приказал готовиться к атаке по сигналу горна. О чем ты думал в этот момент, держа в руках хокеновскую винтовку?
Когда запела труба, вы двинулись опять, на этот раз одновременно со всеми, ожидая такого же серьезного отпора. Но на этот раз стреляли вдвое слабее – вы поднялись на холм и дали залп почти в темноту, в предрассветном сумраке с трудом угадывая, где там немцы среди белых пятен парусиновых палаток.
– В атаку! – крикнул сержант. – Не заряжайте! В атаку!
Его никто не слушал – все сначала зарядили ружья, а потом уже двинулись вперед, готовые стрелять. С другой стороны стрельба не прекращалась, потом раздался вой – это МакРэй пошел в атаку. Когда вы дошли до палаток, немцев там уже не было, только лежавшие на земле раненые. Остальные валялись вокруг, застреленные, их было больше тридцати – атака с трех сторон не оставила им шансов. Ну, а некоторые по темноте сбежали.
Рассвело.
МакРэй послал двадцать человек преследовать тех, кто убежал в сторону реки. Раненые немцы лежали тихо, стойко ожидая дневной жары и мучений, которые она принесет.
– Все они предатели и дезертиры! – сказал лейтенант. Рука его была перевязана – его тоже зацепила пуля. Ты заметил, что говоря о немцах, люди избегали слова "мятежник". "Мятежники" – это были хорошие парни. Вы то есть. – По ним все равно плачет виселица, так что нечего с ними возиться. Добровольцы?
Добровольцы нашлись. Подошли гурьбой к раненым и разрядили в них винтовки. А чего их жалеть, немцев-то? Не везти же их в Сан Антонио, ещё, чего доброго, помрут по дороге!
А ты? Это ведь тоже, выходит, была работа. Так почему её сделать не тебе?
Дафф и его парни вскоре отбыли к своему генералу, а вас, шестерых, затребовали в Сан Антонио. Туда вернулся Пятый Кавалерийский, он же Пятый Полк Техасских Конных Стрелков или Техасских Волонтеров. После трудной кампании в Нью-Мексико, ему было нужно пополнение. В него вас и влили. Тебе дали небольшой отпуск, да собственно, всех на месяц распустили по домам: все равно полк пока стоял и ничего не делал! Ты познакомился получше с теми ребятами, с которыми вы ловили немцев. Все они были "добровольцами" примерно в той же степени, в какой и ты. Джонс не пошел сразу в армию, потому что у него болел отец, Майка Де Сото – потому что на севере у него был брат, и он боялся встретить его в бою, Джеб МакКаллаф – потому что только что женился и не хотел уезжать от молодой жены, Том Виккерс считал, что пусть за рабство сражаются те, у кого есть рабы, а ему-то что, а Суинни Фезерспун – потому что просто был ленивый сукин сын.
Но так или иначе, вам всем пришлось драться, и не где-нибудь, а в составе Пятого Кавалерийского.
Полк этот входил в техасскую бригаду знаменитого генерала Сибли. Когда Сибли сформировал его в шестьдесят первом году, в нем было восемьсот человек, а теперь осталось четыреста пятьдесят. Сибли повел свои войска на Запад, чтобы через Нью-Мексико прорваться к золотым приискам Колорадо. План был амбициозный, и поначалу ему удалось захватить несколько фортов, а один, форт Крэйг, он взять никак не мог. Северяне послали с запада отряд на выручку (должно быть, это были волонтеры из твоей родной Калифорнии), и при Вальверде произошла битва. Пятый полк, вооруженный пиками, пошел на них в лобовую атаку, прямо на вражескую батарею.
Самой атаки ты не видел, но по рассказам выглядело это примерно так:
Чем и снискал себе славу, потому что враг был разбит. Только какой ценой! Почти вся рота B была убита, погибли майор Локридж, и лейтенант Басс, а капитан Ланг, страдая от жестоких ран и от чувства вины, пустил себе пулю в лоб на больничной койке.
Но всё равно все считали, что это была бравая атака, и хотя с пиками генералы наигрались, захваченную батарею даже назвали батареей Вальверде. Сибли пошел дальше на север, "от победе к победе", пока у перевала Глориета какой-то полковник Чивингтон со своими Колорадскими волонтерами не разгромил подчистую его обоз, после чего генерал признал поражение и вернулся в Техас. Но техассцы по-прежнему не унывали – ну, не получилось, ничего, залечим раны и покажем янки в другой раз. А вам этими историями намекали, какие тут собрались геройские ребята и как вам повезло оказаться с ними в одном полку.
И тем не менее ваш капитан, Алистер Гиббс, сразу тебя невзлюбил. Черт его знает, за что... то ли за то, что ты был из Калифорнии, то ли за то, что мало усердствовал в разорении магазинов и газет юнионистов, а вел затворнический образ жизни, то ли за твоё темное прошлое... Потому что что ты мог рассказать о своем отце или о своей семье? Немного, черт побери. В общем, придирался он к тебе по любому поводу – то лошадь твоя на него косо смотрит, то седло на ней криво сидит, то у самого у тебя рожа слишком кислая.
Настоящая война для тебя началась только зимой, а первой твоей настоящей битвой стала битва при Гальвестоне. Гальвестон был единственным настоящим крупным портом Техаса, в октябре федералы заняли его после короткого боя, потому что какой-то болван убрал оттуда все пушки. Решено было отбить важный город. В Хьюстоне переоборудовали два парохода – почтовый "Байю Сити" и маленький буксир "Нептун", снабдив их пушками и "броней" из... ах-ха-ха, уложенных рядами тюков с хлопком! Король Хлопок помогал своим детям-южанам и тут. Пока генерал Магрудер наступал по суше, вас, солдат пятого кавалерийского, посадили на пароходы и отправили штурмовать город со стороны гавани.
Правильнее было бы сказать – отвлекать вражеские корабли со стороны гавани, потому что их там было шесть. Шесть канонерок с тремя десятками пушек против ваших... трех! Но вы об этом не знали. Вы шли всю ночь по реке, пытаясь заснуть под стук раздолбанной паровой машины и хлопанье по воде гребных колес, на тесной палубе продуваемой январским ветром, прижимаясь друг к другу и обнимая под одеялами холодный металл своих карабинов. Когда стало светать, вы проснулись, продрали глаза и напились дрянного кофе, заваренного кочегарами (кофе был в дефиците, но у морячков всегда находилась заначка). Солдат на пароход набилось "с горкой", кто-то невесело пошутил, что, мол, один залп картечи и будет плавучее кладбище. Кто верил в бога – молился, кто не верил – просто сидел и тоскливо смотрел на светлеющее небо.
А потом вы вышли из устья реки и пошли к рейду. Из канала вам навстречу уже выходили два парохода. Только два – потому что нападение получилось внезапным и остальные не успели развести пары на якорной стоянке.
Это было везение, благодаря которому вы все не отправились на дно через двадцать минут боя. Первое везение, а везло вам в тот день много. Второе везение случилось тут же, на ваших глазах – канонерка северян "Вестфилд", с виду невзрачная, а на самом деле вооруженная шестью орудиями, одним из которых была грозная нарезная 100-фунтовая пушка Пэррота, села на мель! То есть, со стороны это выглядело не слишком эффектно – она просто перестала двигаться, но как же обрадовался ваш командир, коммандер Смит! Против вас остался только "Хэрриеэт Лэйн", но, если честно, вы все равно все были, считай, покойники – это был новый, пяти лет не прослуживший океанский пароход, с обшивкой из медных плиток, легко выдававший под одними машинами одиннадцать узлов. А батарея его состояла из трех 32- и четырех 24-фунтовых армейских гаубиц.
И все же коммандер Смит просигналил на "Нептун" атаку!
Вы подошли с разных сторон, как в твоих детских мечтах о битвах с пиратами! Помнишь, ты когда-то рассказывал сёстрам Тапси, как дрался с ними? Когда это было? В этой жизни или в другой?
Оглушительно грохнула ваша тридцатидвухфунтовка на носу. Матросы засуетились, перезаряжая её.
– Цеееельсь! – закричал майор Шэннон. – Огонь!
Вы дали залп! Торопливо заряжая винтовку, сквозь пороховой дым, сносимый ветром, ты видел, как бегают фигурки по вражеской палубе.
"Нептун", подойдя с другого борта, с грохотом таранил северянина и... не смог пробить его обшивку.
"Хэрриэт Лэйн" навел на него свои пушки и дал оглушительный залп. И старый буксир пошел ко дну вместе со своей "хлопковой" броней. Пока его команда спешно набивалась в шлюпки, вы развернулись.
– Огоооонь! – отдал приказ коммандер Смит, и ваша пушка... с ужасающим громом разорвалась, поубивав несколько парней и многих изранив.
– Пол-румба вправо! На абордаж! – приказал Смит. Храбрости этому бывшему капитану речного флота было не занимать, видать, чуял, что настал его звездный час. Вы пошли в безнадежную геройскую атаку, примерно как те ребята с пиками.
И всё же, и это было третье везение за этот день, вы прорвались сквозь свист ядер, размётывавших тюки с хлопком, дали оглушительный залп и, ревя как черти, кинулись на палубу вражеского парохода, прыгая с борта на борт.
Ты в кого-то выстрелил. Кого-то ударил прикладом. Выхватил револьвер. Тут бой и кончился – северяне сдались.
А дальше... дальше произошло третье чудо. Не желая, чтобы "Вестфилд" попал вам в руки, командующий эскадрой северян запалил на нем пороховую камеру, но не рассчитал с длиной фитиля! И взрывом разнесло не только беспомощный корабль, но и его самого. Солдаты Магрудера к тому моменту взяли штурмом пару фортов на возвышенностях, повернули пушки и открыли огонь по оставшимся четырем канонеркам. Те, разведя пары, бросились наутек. Так вы и выиграли эту битву. После неё вас стали в шутку звать "морской кавалерией", по аналогии с морской пехотой.
Гальвестон был взят. Население приветствовало вас с распростертыми объятьями – нашлись и горячая еда, и виски для победителей, и теплые постели для ваших промерзших костей. Побеждать – приятно!
"Хэрриет Лэйн", который вы захватили, вошел в состав флота конфедерации. А вашу бригаду двинули на северо-восток, в Луизиану, воевать с Армией Залива.
Ты не слишком следил за ходом боевых действий – читать газеты ты не умел, друзей у тебя было мало, но всё равно понимал, что война, и здесь, на Западе, и вообще, складывается не особенно удачно для вашей стороны. Северяне захватили ваш самый большой город на Западе, Новый Орлеан, ещё в прошлом году. Ты никогда там не был, но ребята поясняли, что на всём Юге это как Сан-Франциско в Калифорнии, только более старый и вообще круче. В Сан-Франциско делали золото. В Новом Орлеане делали всё – корабли, пушки, мануфактуру, порох... А как без них воевать? Но что хуже, северяне старались теперь захватить всю Миссисипи. На Миссисипи тебе довелось посмотреть – это была огромная, ленивая, мутная река, по которой пароходы сновали, как мухи. Как её можно было захватить? А очень просто! Взять под контроль все города и крепости с их бастионами и пушками. Тогда окажется, что Техас и Арканзас – отдельно, а остальная Конфедерация – отдельно. Вот чтобы этого не произошло, вас и перебросили в Луизиану, в долину Миссисипи. Скверное это было место – болота, заросли какие-то, ужасные дороги. Ни тебе прерий, ни раскидистых лугов, ни прекрасных гор Калифорнии, ни даже гордых в своей выжженной красоте пустынь Аризоны. Сплошное болото, ну, и кое-где участки сухой земли, за которую вы и воевали. Серьезно, Луизиана весной походила на ад для таких, как ты, выросших в сухом климате Западного побережья.
Ты помнишь марши, работы на укреплениях, где вы копали сырую тяжелую землю чем придется, стычки патрулей в непролазной грязи. Потом вроде бы потеплело, но суше не стало. Наоборот, на солнце от болот парило так, что тебя аж мутило. Запах гнили, идущий целыми неделями дождь, аллигаторов, пожирающих трупы лошадей по ночам – вот что ты запомнил. Вы ели червивый рис и запивали его тухлой водой. Твой конь издох. Твои башмаки прохудились. Шляпа – и у той поля сгнили и пообтрепались.
Генералы Мутон и Тейлор, а также ваш командир, генерал Грин, были неплохими вояками, но уж больно мало было у вас людей, пушек, патронов... даже мундиров. Часто вы отступали, толком не дав боя. Дело, правда, облегчалось тем, что Бэнкс, "Властитель Нового Орлеана", был, во-первых, бездарным военачальником, а во-вторых, больше заботился не о том, как вас разбить, а о том, как бы награбить побольше хлопка и наварить на этом денег. Но чаши весов все равно неумолимо клонились не в вашу пользу.
В конце июня северяне уже держали в осаде и Порт-Хадсон, и Виксберг, про который многие говорили: "Ничего, Виксберг-то не сдастся." Эта уверенность передавалась и тебе. Хер его знает, где там был этот Вискберг, где-то сильно севернее по реке, в штате Миссисипи, но держала его тридцатитысячная армия Пембертона с кучей пушек и горами боеприпасов, так что, может, и правда, справятся?
Двадцать шестого июня вам улыбнулась удача – вы захватили городок Брашэар Сити, взяв штурмом прикрывавшие его форты. Вас даже с реки обстреливали канонерки – не помогло!
Как вы добрались до фортов, так северяне и сдались. Захватили вы там тьму тьмущую оружия – десяток пушек, сотни винтовок, много сахарного тростника и повозок, около тысячи пленных. Вот так бы всегда – пальбы на пару часов, а трофеев – на месяц! Но так было не всегда.
А потом ты заболел болотной лихорадкой, и это было худшее, что ты помнил в своей жизни. Это было даже хуже, чем те недели в бреду после ранения. Тогда за тобой хоть было, кому присмотреть, а тут... сначала пытался как-то справляться в лагере, пережидая приступы в палатке, потом уж сказал, что больше не можешь. Отправили в "госпиталь" – какой-то барак. Давали жрать хинин, когда он был, но был не всегда. Болел долго, тяжело – бросало то в жар, то в холод, ломило кости. Иногда казалось, что всё, отпустило – походишь, уже подумываешь вернуться в полк, а потом рраз – на три, на пять, на восемь дней валит с ног. Печенка раздувается, голова раскалывается, суставы аж выкручивает, что ни съешь – то наружу просится, и ещё зуд такой, как будто иголочками тыкают.
Полгода тебя ломало и крутило, ты переезжал из госпиталя в госпиталь, и думал, что где-нибудь в одном из них на койке и помрешь.
Потом, уже зимой, ты оклемался – "выздоровел" прозвучало бы слишком сильно. А война уже была проиграна Югом. Виксберг пал. Порт-Хадсон пал. Где-то далеко на востоке в огромной битве при Гёттисберге полегла половина самой сильной вашей армии знаменитого генерала Ли – того самого, который пару лет назад договаривался у вас в Сан-Антонио с Твигом.
Ты мог вернуться в полк. А мог и не возвращаться.