По рукам так по рукам.
На следующий день один мальчишка (какой-то мелкий прохвост из квартала, которому приказал Гарри) показал тебе цель – того самого китайца, и его подручных. Метров с тридцати – ближе, сказали, нельзя. Выглядел он так, как и говорил Перси: невысокого роста, в халате и какой-то шапке, с длинной косой и бородой, похожей издалека на дохлую мышь. Халат у него был темно-вишневый, расшитый серебром, а вот у его подручных – обычные серые короткие халаты, какие носило большинство китайских работяг. Их что-то много в Сан-Франциско развелось.
Показали и место, где надо было устроить засаду – в переулке у прачечной.
– Возьми армейский револьвер, – посоветовал тебе Перси. – Он мощнее твоего. На, бери. Уже все почистили, смазали, зарядили. Капсюль наденешь недостающий – и порядок. Шесть выстрелов. Тебе хватит.
А вот в этом можно было усомниться. Шесть выстрелов на трех человек? Учитывая, что из револьвера ты раньше в людей не стрелял – не приходилось. Так, Шеф учил тебя немного. Но в прериях револьвер – это оружие на всякий случай. Из него лошадь удобно пристреливать, а для всего остального есть винтовка. Ну, и ещё револьвер пригодился бы тебе тогда, когда ты скакал на индейца юки, а у тебя была ранена рука. Вот тогда – да. Но не было тогда у тебя револьвера.
Ты спрятал его за поясом, под пиджаком – как большинство людей, не посещавших приличные дома, ты носил пиджак.
– Сделаешь так, – объяснил тебе Перси. – Пойдешь по переулку им навстречу. Спокойно, вообще на них не смотри, можешь даже насвистывать, если умеешь. Пройдешь мимо них, как сделал два шага – доставай револьвер. Спокойно, Джо, без суеты, достаешь, наставляешь, взводишь – и тогда стреляешь. И запомни, они тоже идут. Ты сделаешь два шага, и они сделают два. Пока достанешь, взведешь, повернешься – ещё два. Будет шесть шагов – как раз, не промахнешься. А вот потом стреляй. Первым бей этого Вона, старичка. Стреляй в спину, прямо в спину, не в голову. Потом уж – по охранникам. Ты не смотри, что он старичок, он среди них самый опасный. Только если его первым уложишь, выживешь.
Он попросил, чтобы ты при нем потренировался доставать револьвер.
– Да, хорошо. Вот так же спокойно, как сейчас, все сделаешь – все отлично будет. Молодец. Главное, не волнуйся. Волноваться нечего. Дело опасное, но ты справишься – по глазам вижу. Ну что, девку хочешь перед боем? Виски сегодня не пей, а девку надо. Поспокойней будешь. Вон ту, рыженькую бери.
Помнишь последнюю ночь перед "делом". О чем ты думал тогда? Лежа в душном полумраке своей комнатушки в отеле.
И вот переулок, и ты идешь, и они идут навстречу. На одном из охранников – шляпа, на другом – его какая-то китайская шапка. Тот, что в шляпе, молодой, лет двадцати пяти, а другой постарше, лет тридцати. Сердце – тук-тук, тук-тук, тук-тук... Смотрят на тебя, и как не посмотреть в ответ. В какой-то момент понимаешь, что не можешь просто пялиться перед собой, ненатурально выйдет, нервно. Смотришь на одного из них. Взгляд у него спокойный, изучающий. Отвел свой, прошел мимо.
Шаг.
Ещё шаг.
Рука скользит под пиджак, нащупывает гладкую ореховую рукоять, револьвер выходит из-за ремешка легко, плавно, ни за что не цепляясь. Поворачиваешь – и видишь спины. И чувствуешь спокойствие. Не заподозрили. Не обернулись глянуть вслед.
Трак! – так щелкает курок, со вторым щелчочком в конце. На мгновение спины замирают. Всё.
Раньше, чем они оборачиваются, стреляешь в вишневую спину, взводишь второй рукой, стреляешь ещё в кого получается, не думаешь "в того - не в того", взводишь – бах! Ещё!
– Баохутааа! – орет тот, что постарше, выхватывая пистолет, но тот, что младше, уже упал на колено, прижимая рукой бычью шею, выронив свой топорик. Сквозь пальцы сочится... бах!
Па-бах! – стреляете друг в друга почти одновременно. По переулку раздаются крики, какая-то китайская тарабарщина, "фашин-ши" какое-то орут, "хайтьян" какой-то. Китайский язык такой странный – то ли мяукающий, то ли гнусавый. Хлопают ставни.
Твой револьвер щелкает впустую. Всё, нет патронов больше. Но ты попал, а он нет – его пуля где-то у тебя за спиной что-то отколола. Он стоит на одном колене, упершись пистолетом в мостовую, держась за бок. Поднимает на тебя злые узкие глаза, как будто заплывшие, хотя он сам худой, подтянутый. Поднимает пистолет, но ты вдруг вместо того, чтобы бежать, выбиваешь у него сапогом пистолет из руки и наотмашь бьешь его своим армейским кольтом прямо по этой китайской шапке. Он падает со стоном.
"Вишневый халат" ещё жив, поворачивается на спину, приподнимается на локтях, хриплый вздох вырывается у него из груди. Струйка крови стекает из уголка рта. Смотрит на тебя, морщась от боли. Пуля сквозь спину прошла насквозь, на вишневой ткани темное пятно.
– Стой! – говорит он тихо, но повелительно. – Стой! Ты! Твой семья! – и из последних сил с каким-то чисто китайским гуканьем проводит по шее, как режут горло.
Подбираешь револьвер, выбитый у телохранителя и, глядя прямо в острые, грозные глаза старика, стреляешь ему в грудь ещё три раза.
Всё. Мёртв.
Оборачиваешься – китайцы выбегают на улицы, смотрят в твою сторону, все крики стихают, они тихонько переговариваются, пораженные увиденным. И ты бежишь, бежишь, как сумасшедший, изо всех сил, пока они не опомнились и не разорвали тебя на части. В голове – китайские пытки, о которых рассказывал Стёрджес, а Медвежонок всегда жадно слушал. Что-то там про голодных крыс... Бежишь, как сумасшедший из этого китайского царства.
***
– Молодец! Вот это молодец! – говорит Перси. – На, выпей! Ни одной царапины! Да ты крут, парень, ты крут! Я, черт возьми, пожму тебе руку! Ты крут! Посиди, остынь, – хлопает тебя по плечу.
Мэри смотрит на тебя, бледная, старая, потерянная. Знала она, что тебя могут убить или нет? Может, и нет, но всё равно волнуется.
Перси уходит наверх по лестнице, закрывает дверь в свой "кабинет". Ему явно есть о чем теперь подумать в одиночестве.
Гарри ставит перед тобой стакан, наливает. Пока ты пьешь, отсчитывает сотню. Потом наклоняется и шепчет на ухо:
– Парень, беги, беги к чертям из города! Лучше вообще из Калифорнии уезжай. Ты не знаешь, кого завалил, и не знаешь, во что встрял! Тебе хана! Беги отсюда! Уезжай сегодня же!
Тебя много раз обманывали люди. Много раз.
Но посмотрев в глаза Гарри, бармена, натирающего тут стойку годами, который видел много убийств, много грехов, много такого, чего тебе и не снилось, ты понимаешь – не, не в этот раз. Ему явно было тебя жаль.
***
– Зря ты всё это затеял, Джо – сказала Мэри Тапси, когда вы вышли через черный ход. И вздохнула, но ты был не дурак, и понимал, что она думала. Она думала: "Я жизнь уже прожила, а Джозеф вляпался по самые брови." Платье у неё было самое простое, из ситца, и ещё был какой-то пыльник, а вещей не набралось и на саквояж.