Убитый остался лежать в грязи, а ты, завладев нужной суммой, отправился домой.
"А может, он и не умер..."
"А что было делать?"
"Да кого хочешь начни душить он и не такое выкинет!"
"Да я не специально..."
Всё как-то быстро произошло. Когда убиваешь человека или думаешь, что убил, чувства бывают самые разные – панический страх, раскаяние, ступор, сожаление, злость. Одни себя казнят, другие накручивают, третьи оправдывают. Но общее-то место одно – рвется ниточка. Надо быть психом, чтобы не ощутить её тонкий звон. Ты – убийца. Ты сделал что-то непоправимое. Неважно, как ты к этому относишься, ты сделал что-то абсолютно, никаким образом не поправимое. Ты перешагнул черту.
И тебя за это накажут. Накажут-накажут. Завтра, когда ты будешь болтаться в петле, или через год, когда друзья покойного будут ломать тебе пальцы оказавшимся под рукой кузнечным молотом, или через сорок восемь лет, когда ты будешь выхаркивать лёгкие, заразившись туберкулёзом, или даже на самом страшном суде.
Накажут.
Даже самый отмороженный, убивая в первый раз, чувствует это, быть может, бахвалясь и не признаваясь, быть может даже внешне сохраняя хладнокровие. Но... ниточка порвалась. Механизм мироздания учтёт эту ниточку, поскрипит шестеренками, покрутится и уронит тебе нужную гирьку на голову.
Миф! Чушь! Бред! Нет никакого мироздания! Нет справедливости, ты её не видел! Нет гирьки! Ты просто толкнул его, он упал, конец истории! Он, может быть, даже жив!
Но это в подкорке – высшие приматы не убивают высших приматов просто так, только ради сохранения рода. Только ради этого можно обменять горсточку чужих генов на горсточку своих. Поэтому они и победили все остальные виды на пути к вершине. А за что убил ты? Ты защищал свою кровь, своего брата, своих детей? Нет. Тебе просто не хватало пятнадцати с чем-то долларов.
Убивая во второй, в третий, в десятый раз ты такого уже не почувствуешь. Знаешь почему? Суд присяжных может осудить тебя несколько раз. И веревка, которую затянут вокруг шеи, может лопнуть дважды, даже трижды. Но вот та веревочка, веревочка судьбы, лопается только однажды и новой нет.
Ты убийца.
Но вот ты стоишь на перекрестке у отеля, и там тебя ждет Уилкокс и трое его друзей, и повозка с мулами, и, может быть, ты обманешь судьбу? Уедешь отсюда мальчиком без имени, то ли Хозе, то ли Джозефом, то ли пекено бланко, а вернешься другим – взрослым, сильным и сказочно богатым? И, значит, раз ты будешь другим человеком, и веревочка у тебя будет целая?
Надо сказать, первую ошибку ты совершил ещё до того, как толкнул бедолагу Холла. Ты согласился ехать на прииск с абсолютно незнакомыми людьми, которые были сильнее, опытнее и старше тебя. А прииски Калифорнии – странное место.
Твоя экспедиция не была веселым приключением – вот в чем ты ошибся.
Компаньонов были четверо. У Чарли Уилкокса был приятель, Трент "Молчун", угрюмый черноволосый тип лет тридцати. Они и друзьями-то не были – просто немного знали друг друга: Чарли считал, что Молчун пригодится в случае стычки с индейцами, да и вообще он человек опытный, уже мыл золото в прошлом году, а Молчуна просто больше никто не брал с собой за угрюмый вид. Двое других были англичане – Найджел Ортон и Харольд Флетчер. Оба слегка заносчивые, нагловатые, родом из южной Англии. Они держались друг друга – и в этом была их сила. Уилкокс рассматривал себя, как лидера партии, потому что именно он собрал всех этих людей и потому что мулы принадлежали ему, но, к сожалению или к счастью, он так думал один: оба англичанина смотрели на него, как на пустое место. А что думал Молчун – об этом никто не знал.
Дорога ваша была длинной и для всех четверых твоих спутников довольно скучной. Англичане ехали по очереди на своей лошади, хотя Уикокс и говорил, что лучше бы нагрузить её припасами, а сам Чарли вместе с Молчуном поочередно правили повозкой. Ты же шел пешком всё время, потому что повозка была доверху нагружена едой, досками, инструментами и бочонками ртути, и Уилкокс боялся, что если ты сядешь сзади, ось может не выдержать.
Тебе быстро объяснили обязанности – чистить, мыть, кормить, распрягать и запрягать. Дорога заняла у вас две недели. Две недели! За это время ты успел сносить башмаки (тебе купили новые), да и все пятеро порядком поистрепались и обросли бородами. Но тогда как другие ждали лишь прибытия, ты мог насладиться пейзажами, ранее не виданными или давно забытыми тобой. Какие только местности вы не проходили! Отштукатуренные гасиенды с пасущимися неподалеку стадами коров. Оживленные городки старателей, где вместо мостовых были вкопаны в землю коробки из-под сигар, а над входом в кабак мог висеть выбеленный дождями и солнцем череп огромного быка. Дикие места, где горы высились по обе стороны, а вдоль дороги валялись проросшие травой скелеты, и, черт побери, человеческие там тоже попадались. Вытянутые с запада на восток озера, словно оставленные протащенными по земле глыбами скал (ты не знал, а ведь так оно и было). Солнце каждое утро вставало из-за гор Сьерра Невады, а садилось у вас за спиной, в невидимый уже отсюда океан.
Твои попутчики казались тебе людьми не слишком приятными, но бывалыми. Англичане охотились, подбивая зайцев и птиц, а Молчун ловил рыбу, если рядом с вашим лагерем проходила река. Рыба из рек и озер отдавала тиной – для тебя да и для англичан, привыкших к морской рыбе, это было не особо вкусно, но сам Молчун уплетал её за обе щеки, ковыряясь во рту грязными пальцами и доставая кости, да и Чарли не брезговал. Мужчины тратили часы отдыха на БЕСКОНЕЧНЫЕ обсуждения как, где и почему лучше добывать золото. Ты узнал, что они, вообще-то, были сторонниками принципиально разных методов. Чарли и Молчун хотели построить желоб, а англичане – выкопать шахту и добывать золото из руды с помощью ртути. Обе пары сошлись на том, что попробуют каждая свой способ, а какой покажет себя эффективнее в той местности – тем они и займутся все вместе. Но споры продолжались, хотя, кажется, всё было обсуждено.
Из всех четверых только Чарли проявлял к тебе какое-то внимание. Его, правда, не интересовали ни твоё прошлое, ни твоя семья, но он кое-что порассказал тебе сам. И прежде всего ты узнал, какая она из себя, Америка – какие штаты в ней есть, кто где живёт, почему на юге всё делают рабы, а на севере рабов вообще нет, и почему из-за них сейчас ведётся большой спор. Ты только сейчас понял, что живешь не в самой Америке, огромной стране огромных возможностей, а в Калифорнии, на окраине, на задворках, которые вдруг обернулись землёй обетованной. Это было неожиданное открытие.
Да и вообще, положа руку на сердце, Чарли может и не был хорошим человеком (он был просто авантюрист в поисках наживы), но для тебя он стал чем-то вроде походной школы и библиотеки в одном лице. Он научил тебя читать некоторые отдельные слова, рассказал много такого, что в голове не укладывалось. Например, ты думал, что индейцы – это либо забитые насекомые, обрабатывающие землю на карачках, либо кровожадные дикари-язычники, которых можно и нужно уничтожать и сгонять с земли. А оказалось, что не везде так! Что есть где-то между Техасом и Канзасом Индейская Территория, где живут Пять Цивилизованных Племен, и у них есть даже школы и газеты, как и у вас! А ещё есть Великие Равнины, на которых живут огромные стада бизонов, и тамошние индейцы не знают голода, потому что охотятся на эти бродящие по прерии горы мяса. А ещё... а ещё... Сестры Тапси не то что не рассказывали – они о половине из этого даже не подозревали. Господи, да они вообще были уверены, что негры и индейцы – это потомки проклятых господом колен Израилевых, а английский премьер министр – это что-то вроде мэра соседнего Сакраменто: шумный, жуликоватый и всё время под хмельком, только называется красиво – "Четвертый Граф Абердин" (Мэри была уверена, что тут какая-то чепуха, потому что если премьер-министр, то и премьер-граф должен быть, а он всего-то четвертый!).
– А почему штаты называются соединенными? – спросил ты однажды. – Ведь Все штаты там, а мы – тут.
Чарли усмехнулся и откинул назад отросшие сальные волосы.
– А помнишь, как мы воевали с Мексикой? Штаты сразу прислали и корабли, и солдат, и пушки. То-то. Соединенные – значит не рядом, а вместе.
Наконец, миновав оживленный Плэйсервилль, вы въехали в долину, где раскинулся округ Эльдорадо. О да! Сам округ назывался золотым! Тут явно были горы золота, или зачем его надо было бы так называть?!
Отправной точкой для вашего прииска стал городок Гриззли-Флэтс.
– От повозки не отходи – медведь сожрёт! – предупредил тебя Ортон, и все заржали. Гриззли-Флэтс был пока ещё маленьким. Помывшись в местном отеле и прикупив провианту, вы двинулись вдоль какой-то речки. Дороги тут уже совсем не было, повозка то и дело застревала, вороны кричали на вас с верхушек деревьев. Горы как будто сомкнулись со всех сторон – молчаливые, суровые, страшные. А по сторонам то и дело показывались шесты с табличками, на которых значились фамилии владельцев участков да и сами "кабинки" – бревенчатые хижины два на три метра, в которых иногда и вповалку спали старатели.
Наконец, все решили, что вы достаточно отъехали от других шахтеров. Тут была чистая вода, тут был холм, на котором удобно было бы поставить кабинку, чтобы её не залило дождями и не занесло снегом, тут было все что нужно. Старатели стали обустраиваться – валить лес, разбивать палатки, устраивать временный лагерь. До Гриззли-Флэтс отсюда было миль десять, почти все по бездорожью.
И так началась твоя жизнь старателя.
О, если ты думал, что взрослые дадут тебе самому добывать золото, то ты ошибался. Правда, Чарли показал тебе как работать с лотком ("с тазом сейчас моют золото только простофили и старичье"), но времени у тебя на это не было. Готовить, стирать, убирать, мести земляной пол, кормить мулов, драить котел, в котором ты же потом варил похлебку, а когда всё сделаешь – таскать воду, рубить дрова. С запасом, ведь скоро осень, а там и зима. Даже штопать! Вот чем ты занимался, юный аргонавт Джозеф. Все четверо компаньонов считали, что ты слишком дохлый для "настоящей работы", а делать "ненастоящую" никто, конечно, не хотел. Золото лихорадило их разум. Да, всё добытое должно было быть сложено вместе и поделено поровну (не считая твоей доли – ты получал треть по сравнению с долей любого другого), но... совершенно одно ощущение, когда ты получил золото, и совершенно другое, когда ты САМ. НАШЕЛ. ЕГО. Золото. Деньги из грязи.
Между двумя парами наметилось соревнование. Поначалу американцы лидировали – они быстро соорудили желоб и промывали в нём тонны песка, глины и камней, а англичане всё возились с шахтой и плавильней. Но потом, когда Флетчерт и Ортон запустили свою добычу, счет быстро сравнялся. Правда, ты чувствовал, что в вымытом золоте куда больше романтики, чем в полученном путем выпаривания ядовитой ртути из амальгамы. То золото почему-то казалось чище (да оно и было чище). Но когда ручей начал истощаться, в шахту полезли уже все, а желоб был заброшен. Под землей грохотали взрывы, стучали кирки, наверх с помощью блоков поднимались мешки породы. Мужчины подходили к делу серьезно.
По воскресеньям они ездили в Гриззли-Флэтс, и это тоже было очень обидно – ведь тебя оставляли присматривать за лагерем. В Гриззли-Флэтс они все напивались, ходили к шлюхам, ели вкусную еду и весело проводили время, а ты торчал на прииске. Правда, можно было отдохнуть от осточертевших котлов и мисок – побродить с ружьем по лесу, поковыряться в заброшенном желобе (ты нашел целых восемь СВОИХ крупинок золота и очень этим гордился, хотя взрослые пренебрежительно усмехались). Даже посмотреть, сколько уже добыто золота ты не мог – оно всё хранилось в сундуке в кожаных мешочках, а ключ от него был у Чарли.
Однажды Чарли привез нескольких кур – соорудили курятник. Это была отличная идея – яичница из свежих яиц каждое утро. Только яичницу ели все, а за курами смотрел один ты.
Но курятник был ещё неплохой идеей. А вот следующая...
Прииски Калифорнии были странным местом. Тут золото валялось в грязи. Тут люди добровольно травились ртутью, взрывали себя динамитом и лезли в штреки. Тут на сотню мужчин было три женщины, а из тех две замужем. Тут человека убивали за горсть песка, пусть и золотого (хотя тебе ли было упрекать кого-либо за это?). Тут поселок назвали Вискитаун, и это было бы ещё ничего, но потом название даже утвердили для почтовой станции. От всего этого у людей съезжает крыша, знаешь ли.
Да-да, "золотая лихорадка" – это не просто красивое сочетание слов, она названа так со смыслом. И смысл этот не в том, что все рвутся в эту Калифорнию и всех хлебом не корми, дай лотком потрясти. Неее, это только первый симптом. Всерьез золотой лихорадкой болеют, когда золото уже копится в кабинке, с каждым днем по нескольку крупиц, и уже вроде пора уходить. "Пора попрощаться с этими лишениями, пора потратить найденное!" – подзуживает тебя внутренний голос. А жадность тянет в другую сторону: "Останься ещё на месяц! На два! На три!" Только очень стойкий человек может долго пробыть в таком состоянии и не измениться, раздираемый своими страстями. Ибо это – самая настоящая болезнь, которая уродует души тем, кто не задохнулся в шахте и не заработал воспаление лёгких, стоя по колено в холодной воде.
Прошел почти год, минула трудная зима пятьдесят третьего - пятьдесят четвертого. Ты заметил, как изменились твои спутники. Они стали замкнутыми, резкими, часто смотрели по сторонам, оглядывались, косились. Шутки у них стали глупыми и жестокими. Ты помнишь, как Ортон подложил Флетчеру змею вместо галстука, когда они собирались в город, и между ними сразу вспыхнула драка. Да-да, от напускного джентльменства англичан не осталось и следа. Чарли тоже стал настороженным, глаза его часто лихорадочно блестели. Один Молчун не изменился – он не первый раз был на прииске, и представлял, что его ждет.
А золота шахта давала всё меньше. Люди нервничали, это требовало разрядки.
И однажды, вернувшись из Гриззли-Флэтс, Ортон кинул тебе сверток.
– Глянь на себя, ходишь в лохмотьях. Я тут купил тебе кое-что.
Это было чертовски на него не похоже. Только Чарли иногда привозил из города что-то "специально для тебя", да и то раз в два месяца. А тут... кто-то подумал, что у тебя прохудилась одежда. А это была правда, кстати, заплатка на заплатке. Ты им даже что-то такое говорил пару недель назад, но они махнули рукой и забыли. А Ортон, значит, вспомнил! Хвала британской пунктуальности.
Ты развернул сверток и... просто охерел!
Ты сначала даже не понял, подумал, рубашку не по размеру взяли. Но это была не рубашка. Там было ситцевое платье в клетку, белый передник, чепчик, чулки... и женские, сука, панталоны! Причем все, кажется, ношеное, не новое!
– Ты же у нас наша домохозяйка! – пьяно засмеялся британец.
Другие были не в курсе его замысла, и узнали о нем только сейчас, но шутка всем понравилась!
– Точно! Одевайся!
Все хотели посмотреть, как ты будешь выглядеть в этом бабском тряпье.
Даже Чарли. Даже Чарли хохотал.
Только Молчун как всегда молчал, почесывая бороду. Глаза его ничего не выражали, даже любопытства.
Это было слишком. Пусть ты не лазал с ними в шахту, но ты горбатился в лагере, в дождь и в слякоть, таскал воду и собирал хворост, готовил им еду и штопал их рубашки, ты один оставался на прииске, когда все они развлекались в городке, охраняя вашу общую заявку, ваше общее золото. Ты никогда не роптал! А они...
Они решили тебя унизить! Но, может, это просто такая шутка? Ты слышал, что на приисках, бывало, что шутки ради мужчины, по очереди занимавшиеся хозяйством, по очереди же напяливали на себя платья*.
Ты посмотрел им в глаза. И вдруг понял, что для них всё это: все твои усилия, все твои старания – ничего не значили. Они не считали тебя за равного себе. Ты просто был слабее, вот они и смеялись над тобой, потому что хотели над кем-то смеяться.
– Давай, не заставляй нас напяливать это на тебя силой! – прибавил Флетчер со своим мерзким британским акцентом.
– Да, Жозефина! Я с вами даже потанцую разок, мисс! – снова заржал Ортон, страшно довольный, что всех развеселил. Всех, кроме тебя.