Ты родилась в Луизиане, но твой отец родился в Италии. Он был родом из Пьемонта, представителем некогда знатного, но угасшего графского рода Д'Арбуццо, служил в Савойском Кавалерийском полку в чине лейтенанта, ну, а потом... роковой 1842 год, дуэль с человеком столь знатным, что он не имеет права называть его имени, дуэль, в которой он защищал честь женщины, и дело был столь щекотливым, что даже более старший по званию не смог отказать ему. Но за дуэль со старшим по званию полагалась смертная казнь, и вот он прыгает на корабль, и вот он в новом свете, немного говорящий по-французски, просит вас войти в его положение.
К сожалению, плантаторы из Нового Орлеана, где он пытался наняться бригадиром, не поверили большей части его рассказа. Уж больно он какой-то мутный тип был, твой отец, граф Д'Арбуццо. Уж больно красиво рассказывал.
Они были молодцы, эти мужчины в соломенных шляпах, но и твой папа был молодец, чернявый красивый юноша двадцати четырех лет от роду, и места в глуши, на большой плантации Лаура, он все-таки добился. Да, на половинном жаловании, но всё же, служил же в армии, да ещё и офицером...
Никаким офицером твой отец никогда не был. Он вообще был сардинцем, сыном рыбака, а служил в карабинерах и имел чин капрала. Убийство – да, было, но не на дуэли, упаси боже! Убил он и правда офицера. Капитана. За то, что тот потребовал от него денег. Потому что раскрыл, что твой отец покрывал... нет, не мятежников, просто контрабандистов. Денег не было, пришлось стрелять. Потом – бежать. Твой папа никогда не унывал. И всего один раз в разговоре с тобой заикнулся о своем настоящем прошлом, и то только потому что был сильно нетрезв. Но обо всем по порядку.
Итальянцев в США считали людьми второго сорта – из-за смуглой кожи. При переписи населения их даже учитывали не как "белых", а как "прочих свободных", так что с планами втереться в доверие, красиво жениться на какой-нибудь вдове и играть роль графа до конца жизни вышла промашка. Но зато как бригадир он себя показал! Раскрыл заговор и предотвратил побег пяти негров. Его сразу повысили до полного жалования. То, что он сам этот побег предложил и спланировал, никто так и не узнал.
И всё же бригадир рабов, считай, надсмотрщик – так себе должность. Фелипе Д'Арбуццо (ладно, имя и фамилия тоже были выдуманные) не видел перспектив. Ну, кем он мог стать? Старшим надсмотрщиком? Вряд ли. Твой отец хотел своё дело.
А южная кровь играла. На ярмарке он познакомился с дочерью фермера, Флорой МакКарти, и девушка была хороша, а Филипп не промах, и уже хорошо говорил по-английски, и как-то оно само собой всё завертелось, и Хоган МакКарти, отец Флоры, не вполне оценил, когда живот дочери округлился.
Вообще-то твоего отца должны были линчевать, потому что "какого черта этот итальяшка... да вы серьезно?" Но сыграли роль три обстоятельства. Во-первых, у МакКарти было три раба, а на плантации Лаура, где работал папа, их было сто пятьдесят шесть. Ну и... уступать своего бригадира, из-за того, что он дочке какого-то полунищего ирландца заделал ребёнка Дюпарки не хотели, сейчас, разбежался! Во-вторых, твой отец был католик, и МакКарти тоже, а католику убивать католика – "некомильфо", правда же? В третьих, твой папа был не кто-то, а отпрыск графского рода. Якобы. Но пусть даже и якобы! Лучше, чем ничего... а кто возьмет в жёны женщину с ребенком от итальянца?
Так он и женился на Флоре, и у них родился твой старший брат, Марко.
Это было в сорок четвертом. В сорок пятом твоя мама опять забеременела, на этот раз тобой, а в сорок шестом началась война с Мексикой, и как только конгресс одобрил набор добровольцев, папа, оставив дома беременную жену с двухлетним сыном, свинтил с плантации в армию.
Вернулся он в сорок восьмом, когда мама, которой милостиво разрешили жить при плантации, уже особенно не надеялась увидеть его снова (ни одного письма он не написал). Что твой папа делал на войне – вопрос риторический. Конечно же, геройски воевал! Вместе с генералом Скоттом он захватывал Веракрус и Пуэбло, дрался при Серро-Гордо, командовал чуть ли не целым полком, захватывал вражеские знамёна, ну, и так далее. Что из этого было правда, а что вымысел – сказать было трудно.
А вот фактически можно было утверждать две вещи: во-первых, твой отец был, может быть хорошим солдатом, а может быть, и не очень, но мародером он был потрясающим! С войны он вернулся с деньгами. А во-вторых, он стал американцем. Ты не видела и не знала, каким он был до войны, но война его изменила. Из Фелипе Д'Арбуццо он превратился в Фила Дарби.
На мексиканские дублоны, а также золотые кресты и цепочки, он купил маленькую плантацию недалеко от Нового Орлеана, у одного из своих боевых товарищей, Френсиса Максвелла, который собрался ехать в калифорнию, и назвал её Вилла Д'Арбуццо. Никто больше её так не называл – все говорили "Вилла Дарби".
Тебе было три года, когда вы переехали. У вас было шесть рабов (а потом и десять), они выращивали хлопок, папа сидел в кресле и пил вино, закинув ногу на ногу. Ему было тридцать лет, он был красив, здоров, повидал мир и войну, у него были сын, и дочь, и плантация, и жена.
Фелипе Д'Арбуццо приехал без гроша в кармане, под фальшивым именем. Фил Дарби пришёл к успеху, а значит, он был настоящим.
В пятьдесят втором с семье родился ещё один сын, твой младший брат, Роберт. А потом сестра Кэтрин. Да и Марко уже называли Марк, а по-итальянски в доме никто не говорил.
Конечно, никакие крупные плантаторы вас в гости не звали, и вообще вы жили... ммм... небогато. Но и небедно! Лучше, чем большинство мелких фермеров в Луизиане, да вас и мелкими назвать было нельзя.
И всё было бы хорошо, если бы не чертов хлопок!
Фил Дарби пил вино и травил соседям байки о том, как "брал Веракрус". Флора Дарби растила детей. А земля под хлопком истощалась и давала всё меньше урожая.
К 1860 старое мексиканское золото совсем закончилось, а рабов осталось всего пятеро. Стало понятно, что что-то надо делать, что-то срочно надо делать, что-то надо делать пока не поздно. Но папе было сорок лет, и он не хотел ничего больше делать – он хотел пить вино (оно становилось всё дешевле и дешевле) и травить байки и ждать, пока удача сама упадёт ему в руки. А мама устала.
Твоему брату было шестнадцать, тебе четырнадцать, Робу восемь, Кэтрин шесть.
Твой брат однажды ушёл из дома и не вернулся. Потом оказалось, что он объявился в Новом Орлеане, где успел побыть кочегаром на речном пароходе, вышибалой в каком-то кабаке и... и не пойми кем, сведения разнились. Одни даже говорили, что он был напёрсточником. Папа махнул рукой – пусть что хочет, то и делает.