Пинто было очень интересно, наконец, решить для себя, где в поедании минотавра заканчивается каннибализм и начинается любовь к стейкам. Вопрос был сугубо теоретический, так как ни при жизни, ни, тем более, после смерти, Пинто не собирался закусывать человеко-быком, тем более разумным. Однако, как говорил один мудрец, имя которого бард позабыл, "если не задавать Природе вопросов, не будет и открытий". Исследуя тело минотавра, кендер до того увлекся, что научился сжиматься в крохотный комочек сизого тумана, чтобы пройти по кровеносному сосуду, и вновь расширяться до привычных размеров. Он даже попробовал занять весь огромный труп - и это вполне получилось. А вот ответа на свой изначальный вопрос кендер так и не получил, отчего на него накатил приступ легкой грусти. Но надо же такому случиться, чтобы именно в этот момент рядом раздались голоса! Такие знакомые и родные! Даже Головня, которую, признаться, Пинто недолюбливал, вызвала в нем сейчас какую-то особую теплоту, чуть разогнавшую могильный холод всего его существования.
Кендер вынырнул из минотавра и отправился к той двери, из которой слышались голоса. Совместил себя с дверью, и аккуратно выглянул из нее - как будто бы из дверного глазка.
Батюшки! В телах, собравшихся в комнате, с трудом можно было узнать его товарищей. Впрочем, Рэйда почти не изменилась... Хорошо все-таки, что даже после смерти что-то остается таким, как было! Вот, например, Пинто, как был очаровательным засранцем, так и остался. Рэйда как раз подглядывала в замочную скважину, и кендер думал было пугнуть ее, материализовавшись прямо перед носом, а лучше - в черепной коробке! Но решил, что эту ба..женщину и при жизни было не напугать, а уж после смерти она, наверное, самого дьявола в бараний рог согнет! Куда интереснее был череп лошади, с которым разговаривал... Салем? Пинто "протек" под полом, и устремился в пустоту между глазницами этого черепа. Если Салем всерьез хочет разговаривать с дохлой лошадью, тут можно славно позабавиться!