"Короче есть два дискурса. В одном модернисты точены, в другом пост-модернисты дрочены. На какой сам сядешь, куда русскую национальную идею посадишь?"
Дугин А.Г. "Критика чистого национализма".
Передача "Русский час с отцом Михаилом" на телеканале Спас:
Несколько секунд камера показывает лишь практически полную темноту, которая, по мере того как глаз зрителя к ней привыкает, начинает приобретать очертания деревянной русской баньки, сложенной из грубо обтесанных бревен, между которыми и пробиваются тонкие лучики света. Затем помимо помещения, взгляд зрителя начинает угадывать и силуэты тех кто в нем находится – но в этот момент, неожиданно включается свисающая от потолка лампочка и эта внезапная вспышка вновь повергает во мрак всю баньку, кроме небольшого, освещаемого лампочкой кусочка пространства.
Пространство это целиком и полностью заполнено физиономией отца Михаила, кривящей в мрачном оскале желтые от чифиря зубы, и внезапное появление оной физиономии из темноты, поневоле рождает в сознании зрителя зловещие ассоциации с логотипом телекомпании ВИД и зашкварные ассоциации с клипом Bohemian Rapsody от группы Queen (кто кого больше зашкваривает – Баркашов Меркьюри или Меркьюри Баркашова, сказать сложно).
– Со времен возникновения русской метакультуры, её основной трансфизической проблемой, являлась заключенное в самой её сути непреодолимое противоречие между двумя сторонами её природы, определявшими её существование и развитие – Не отрывая взгляда горящих глаз от камеры, хриплым голосом начинает отец Михаил. Руки фюрера лежат на его коленях, узловатые пальцы нервно мнут какой-то кусок ткани – Данное противоречие исторически проявляло себя в разных формах, в споре между западниками и славянофилами, в противостоянии никонианцев и староверов, в войне белых и красных, в конфликте сталинистов и троцкистов... список можно продолжать, но наиболее точно Русский Народ ухватил суть этого конфликта в так называемой "задаче о двух стульях". Действительно, начиная со своего зарождения Россия стоит между точенными пиками восточного дискурса, по традиции вьетнамских партизан облепленными грязью, говном и гноем и дроченными нигерскими обрезанными хуями западного, принужденная каждую секунду своего существования делать выбор куда она опустит многострадальную народную душу свою, а где поместит свой мятущийся, свободный и воинственный дух. Величайшим достижением мистического русского национализма был дерзновенный бунт против этой гнойнопидорской дихотомии, емко и метко выраженный во фразе поэта "Шо то хуйня, шо это хуйня. И вот это обе хуйни такие, шо я ебал его маму в рот"...
Отец Михаил запинается, делая судорожный вздох и в этот момент с негромким щелчком включаются ещё две лампы в углах баньки, открывая взгляду зрителей ещё две фигуры, сидящие справа и слева от фюрера, в белых креслах, несколько неуместно смотрящихся посреди бани. Слева от Баркашова сидит грузный мужчина в маске совы, одетый в камуфляжные штаны и черную майку с надписью "ЯРусский". Справа – высокая женщина в маске собаки, одетая в узорчатый сарафан поверх которого наброшена черная кожаная куртка. Женщина-собака участливо поглаживает фюрера по плечу, но человек-сова неподвижен, неотрывно глядя в камеру.
Отец Михаил наконец кое-как справившись с собой и утерев рукавом рясы строящийся по лицу пот, продолжает и хотя голос его все ещё слегка подрагивает поначалу, но с каждым словом он наполняется силой и решимостью
– Величайшим же провалом русского мистического национализма, была уверенность что в своем восстании против современного мира и жидосатаниского кагала им управляющего, он действительно нашел тот самый Третий Путь, между Сциллой и Харибдой, ведущий не в погрязший в декаденстве и разврате Рим, куда как известно ведут все дороги и не в грязный Сарай, куда только и можно попасть с этих дорог сойдя, но в Русь Изначальную! В столыпинскую Великую Россию! В Небесный Иерусалим, принадлежащий великой славяно-арийской РАсе и проданный жидам за пару ваучеров и миску чечевичной похлебки. Все помыслы и чаяния настоящих русских националистов были направлены на то, чтобы направить нацию по этому пути и нет нужды говорить, что перед этой Великой Миссией, незначительными казались любые возложенные на её алтарь жертвы и совершенные ради нее грехи. Если для того чтобы Небесный Иерусалим вновь стал нашим, надо проломить мотыгами пару тысяч черепов, то и хуй бы с ними, даже если эти черепа правильной формы. Deus не фраер, он все Vult. Когда делаешь мать всех яичниц, нет времени сокрушаться о каждом яйце. Да и потом, где ещё находится раю, как не в тени наших мотыг?
Отец Михаил вновь судорожно вздыхает и запинается, но в этот момент женщина собака предлагает ему стакан воды, который он благодарно принимает и торопливо пьет, дергая кадыком. Внимательный зритель может заметить какое-то шевеление на полу, но прежде чем он успевает сконцентрировать на этом свой взгляд, Баркашов снова начинает говорить
– Однако... однако эта позиция... как я уже сказал... была ошибкой. Третий Путь не ведет к Великой России, как не ведут к ней Первый, Второй, Четвертый, Седьмой, Тринадцатый и вообще какие бы то ни было Пути. К Великой России не ведет ни один путь, потому что Великой России нет вовсе. Точно также как нет Россий Малой, Белой, Красной и вообще какой бы то ни было. Россия не лежит на Западе или Востоке, точно также как не лежит она и между Западом и Востоком. Нельзя найти Россию, отвечая на вопрос о двух стульях, потому что вся Россия и заключена в этом вопросе, вся Россия и есть этот вопрос! Она лежит там, между национальным унижением и бунтом против этого унижения, бунтом бессмысленным и беспощадным, поскольку он приведет лишь к новому унижению и новым бунтам. Бессильная злость на то что "русских людей обижают", сменяется жгучей яростью при мысли о том, что когда наши танки въедут в Москву мы повесим многих, но эти повешенные тоже будут русскими людьми, что порождает новую обиду и так до скончания времен. Русской национальной идеей является русское национальное уничтожение! Высшей формой русского национализма, является братоубийственная война! Патриотизм и любовь к России едва проснувшись немедленно обваливаются в пустоту, поскольку их попросту не к чему приложить – не к чему кроме этой самой пустоты, в которой и есть Россия. Россия бездна, вглядываясь в которую слишком долго, можно заметить что она тоже глядит, глядит в себя и с ненавистью и с любовью, заливая потоками черной крови себя и свой многострадальный народ. Но в Россию нельзя вглядываться, точно также как нельзя к ней прийти, построить её или выразить словами. В Россию можно только верить! И именно в этом заключается её величие! Именно поэтому здесь и зарождается Богочеловечество, поскольку подобно Богу Россию можно понять только через то чем она не является. Не Запад, не Восток, не Ислам, не Евразийство, не Третий Путь, не Третий Рим и не Вторая Византия! Россия тишина! Русский националист! Увидишь Россию, убей Россию! Только так ты её спасешь! Не "всечеловек", но "человек ничто" есть настоящий русский!
В патетическом экстазе, брызжущий слюной отец Михаил потрясая кулаком вскакивает со своего места и случайно задевает человека-сову, который неожиданно легко падает с кресла. В последний момент Баркашов успевает его подхватить, нежно прижимая к груди (культурно подкованные зрители без труда увидят в жесте параллели со знаменитой картиной "Иван Грозный убивает своего сына"), но в процессе с него слетает маска и становится видно безжизненное лицо, широко известного в узких кругах русского националиста Дмитрия Демушкина. С помощью женщины-собаки, фюрер возвращает покойника на место, аккуратно надевая маску обратно, а затем опускается на колени между Демушкиным и женщиной-собакой.
– Тем не менее – Как ни в чем не бывало продолжает Баркашов – Понимание это пришедшее ко мне сейчас, не прощает мне сделанного ранее. Арестантский устав един, и святоотеческие учения, на которых и стоит истинно православная вера, такие как "Хагакурэ", конкретно поясняют что петушиный поступок может быть прощен если сделан ради Долга, но если твой Долг будет понят тобой неправильно, то придется за него отвечать и в реале и в духе и в истине. Ну что же господа знатоки. Отвечает, Александр Баркашов!
Подняв руки отец Михаил быстро натягивает на голову петушиную маску (именно она оказалась тем предметом который он все это время тискал и мял в руках), так же стремительно разрывает на себе рясу от груди и до пупа и протягивает руку женщине-собаке, которая вкладывает в нее тонкий и острый нож, из тех которые фартовые называют "перо". Загораются новые лампы, открывая зрителю все пространство бани и теперь становится видно, что пол уставлен многочисленными иконами (если конкретнее икон сорок две и многие из них уже знакомы зрителям) а на стене за спиной фюрера висит огромное распятие, но у распятого Иисуса почему-то две орлиные головы, а в прибитых к кресту руках он каким-то образом держит скипетр и державу. Глубоко вздохнув отец Михаил упирает острие "пера" в живот, под самой грудью
– Здраствуй, Русский Народ-Богоносец – Тихо произносит Баркашов, а внимание зрителя между тем снова отвлекает странное шевеление на полу – шевеление на поверку оказывающиеся на удивление крупным и черным пауком. И кажется даже не одним
– Долго вел я тебя, Русский Народ по ледяной пустыне к Земле Обетованной, но как оказалось что тем кто должен был умереть прежде чем мы её достигнем, был я сам, ибо в Землю Обетованную не пустят тех, чье место у параши. Я лукавый презлым заплатил за предобрейшее, пожелав царствовать и всем владети и за то повинен смерти! Но ты, ты Русский Народ keep calm and carry on! Да, мне пришел безвременный срок, но твое время, только начинается, гордое племя славян-ариев! А прежде чем я уйду, Русский Народ, вот тебе мои четыре вопроса:
Вопрос первый: Нравится ли тебе причинять боль другим народам?
Вопрос второй: Кто оставляет свои месседжи, на автоответчике твоего коллективного бессознательного?
Вопрос третий: Где ты находишься?
И вопрос четвертый: Почему мы с тобой сейчас говорим?
На этом все. Здравствуй Русский Народ-Богоносец... Здравствуй и прощай. Ты уходишь вперед, а я... я остаюсь в вечности
Произнеся последнюю фразу, отец Михаил отворачивается от камеры и поднимает голову вверх. Обеими руками он перехватывает рукоять ножа и сильнее вдавливает его в тело. Выступает тонкая струйка крови
– Святый Боже... Святый Крепкий... – Глубоко вздохнув Баркашов неожиданно переходит на сбивчивую скороговорку – Слава тебе, Бог Великий, владыка обоюдной правды. Я пришёл к тебе, господин мой. Ты привёл меня, чтобы созерцать твою красоту. Вот я пришёл к тебе, владыка правды; я принёс правду, я отогнал ложь. Я творил несправедливое относительно людей. Я делал зло. Я убивал. Я сжег деревни с русскими людьми, чтобы свалить это на китайцев, я приказывал опричнине казнить несогласных, я из жажды власти убил своего ближайшего товарища! Я нечист! Я нечист! Я нечист! Я нечист! Пресвятая Троица помилуй меня! Господи, очисти грехи мои! Владыко, прости беззакония мои! Не гнушайся мене, не отвергай мене, не остави мене, не отступи от мене; заступись, попроси, услыши, помози, прости, ПРОСТИ!
С последним словом, отец Михаил яростно вонзает нож в собственное тело и с нечленораздельным рыком тянет его вниз, стараясь разрезать живот наискосок. Дело идет тяжело, сталь вязнет в мягких упругих внутренностях, приходится все силы вкладывать в кисть правой руки, превозмогая нечеловеческую боль, разрывающую все его существо. Из разреза обильными толчками хлещет кровь, заливая черный подол рясы. Когда фюрер довел лезвие до правой стороны живота, клинок был уже совсем не глубоко, и скользкое от крови и жира острие почти вышло из раны. Края живота разошлись, выпуская наружу внутренности, но продолжать Баркашов уже не мог, согнувшись пополам он едва превозмогал приступы тошноты, а от сотрясавших все его тело спазмов боль становилась только сильнее. К счастью, когда она стала совсем нестерпимой, в затылок фюрера уперлось холодное дуло пистолета, который достала откуда-то из под сарафана женщина-собака.
Оглушительный грохот выстрела, за которым следует негромкий стук падающего тела.
Занавес.