Прощание с варягами не было теплым. Глянул на них Ловчий в последний раз, махнул только рукой. Только что змея убивали вместе, а тут уже пора вспомнить, что они чужую землю топчут. Его, Ловчего, землю. Ведь как ни крути, как ни говори себе, что ты сам по себе, земля-то однажды с тебя спросит.
Хмуро шел он и через лес. Кому помогает? Змеелюдям? Что с ними дальше будет? Уж не отпустит их Ягиня от себя, это точно. Сманит, как есть сманит. Потом ещё и с ними бодаться. Конечно, отчаяние сил придаёт. И всё же трусливые они существа. Не то что Полоз. Одному в таком лесу выживать – это не в деревне, не в городе... хотя и в городе с деревней нынче выжить – целая наука.
– Ну да, – ответил Ловчий на вопрос Полоза, ковыряясь перчаткой в проплавленной кольчуге и думая, как поправить снаряжение. Да что тут поправишь? Проела желчь окаянная, почитай, целиком кольца разъела. Ну и дрянь. – Вроде того. Ищем двух братьев удалых. Больно разудалились братья, берега потеряли. Напомнить им и надо, что к чему на белом свете.
Потом поднял на него глаза.
– Слышь чего, чешуйчатый. Ты мне там должен был, за змея. Так вот. Забудем. Больше не должен. Хватит с тебя и так неприятностей.
Ловчий был человек не жадный. Когда часто рискуешь жизнью, деньги нужны, чтобы лихо тратить, ну, или на старость. Тратить лихо он не умел, а старость – вот она, похоже, уже в дверь стучится, этот оборотень недоделанный через слово заладил "старче, старче". Ягиня тоже норовит. "Седой". Ну да, седой, чего себя обманывать? Значит, скоро и старость. А старый человек нужен, если у него семья есть. А если нету, и, видать, не будет, то и не нужен. И правда, какой от него прок на свете, если он не сможет больше чудищ убивать. Так зачем копить тому, кто ни на что не годится? Конец оттягивать? Да пусть приходит, эка невидаль. Живи, пока живешь, а доживать – мало удовольствия, что с деньгами, что без.
Встал, потянулся, хрустнув шеей.
– Отойду-ка я. Вы поболтайте.
Он пошел к деревьям на краю опушки, сел, чтобы его не видно было, стянул перчатки и посмотрел на свои руки.
А что? Может, так и выглядят руки старика. Сильные, а уж не как прежде. Да-а-а. Когда последний раз себя видел? Зеркала дома не держал, в ковшик смотреться не привык. Чего на себя смотреть? Не девка красная. А может, и правда, на лице уже морщины, каких раньше не было.
Он задумался: а сколько жизни-то осталось? Ну, правда? Нет, ну ясно, в любой момент может и зверь лапой приласкать, или вот Кровавоглаз такой плюнет разок – и всё. Но если нет? Сколько ещё будет сил в руках топор держать? Десять лет? Десять лет неплохо (хотя все равно жутковато звучит, как говорится, уже про такого не скажешь "вся жизнь впереди"). А если пять? А если два? А если год? А как наперёд узнать? Да и легче будет, если знать-то? Да нет, не легче.
"Какая разница-то?" – упрямо сказал себе Ловчий. Но в глубине души он знал, что разница есть.
Каждый человек мечтает за жизнь что-то совершить. Чем-то запомниться. А чем он запомнится? Вот убили кровавоглаза, ну и убили. Хорошее дело сделали? Хорошее. А что-то всё равно не то как будто.
"А ну его к лешему!" – подумал он раздраженно, натягивая перчатки. – "Какая разница? Никакой. Как давеча думал – так и будет. Был, помер, забыли, дальше поскакали. Сколько таких людей было? Не перечесть. Чем ты лучше? Да ничем. Выкинь всё это из башки. Не прожить уже жизнь по другому. А можно было бы – ты бы все равно не сумел. Права Ягиня. Скучный ты человек, Ловчий. Эту бы прожить, не оскотинившись."