Две только мысли и крутились у Ловчего в голове, при виде опустевших улиц, при виде того, что даже захватчики-варяги не чувствовали себя здесь спокойно.
Одна была такая: "Ужасно всё плохо."
А другая была такая: "Не унывай раньше времени, будет ещё и хуже."
С одной-то стороны - ну что ему Изборск? Память о покойном князе? Память памятью, а человек он теперь свободный и если б не вся эта чертовщина со зверьми, мог бы во всё это не лезть. Это в сказках у героев всё ладно получается и красиво, а в жизни если уж до подвигов дошло, то всегда какая-нибудь такая штука вылезет, что вспомнить потом тошно.
Но опять же - мог бы, не мог бы, чего думать, когда уж приехал?
Хотя ещё одна мысль ему в голову пришла. Что даже если бы не звери, не Огнедева эта и не слова её, всё равно надо было ехать в Изборск. Черт его знает почему. Но вот нельзя отсиживаться, как барсуку в норе. Аще живой человек - либо выйди и прими бой, либо беги. А бежать-то и некуда.
Неодобрительно покосился он на своих спутников, переругивающихся с варягами, ох неодобрительно. Заради бахвальства выдали врагу (а после Вешенки Ловчий не сомневался, что варяги - враги), что понимают его язык. А оно бы, может, ещё пригодилось. Но ничего не сказал.
Хотел бы он ещё круга дать верхом, ещё улицу взад-вперед проехать, не идти сразу в Ягинин терем. Ничего хорошего его там ждало. Но дорога кончилась, а значит кружи-не кружи, идти придется. Так чего тянуть?
- Охота пуще неволи, - хмыкнул на слова Огнедевы. - Надо так надо. Только если уж сама вызвалась, заходи - не бойся, уходи - не плачь.
Спрыгнул с коня, сбросив на землю уже не молодое, ещё не старое тело.
- Ты, Варвара, чепухи не городи. Если б её убить так просто можно было, варяги бы тут не торчали с такими лицами, будто их за яйца к колодцу привязали. Идите-ка лучше вы постоялый двор найдите - нас двоих там и дожидайтесь. И с варягами не задирайтесь лишний раз.
Взял коня под уздцы, погладил по храпу.
- А ты, - глянул через плечо на Варвару, - пока бы шлем себе раздобыла. А то знаешь, стычка не последняя, без головы потом неудобно будет - ни посвистеть, ни выругаться. Да и на тело что понадежнее, хоть стеганину какую. Там тебе тоже шрамы ни к чему.
Кивнул Василисе:
- Ну, пошли.