"Война!"
Луций склоняет голову и груши исчезают.
Ну, тут не надо обладать даром предвидения, чтобы понять, с кем. Значит, Аврелиан все же не внял его советам. Подождал бы хотя бы год – мы бы стали сильнее, а они слабее. Но в конце-концов, пугать Рим войной – это как пугать охотников волком. Волки, конечно, иногда побеждают охотников, но их шкуры все же потом оказываются висящими на гвоздях у скорняка. Так этот мир устроен.
И всё же... неужели это из-за него, Луция, из-за того, что он вовремя не укоротил подлеца Требония, началась война?
И да, и нет. Война никогда не начинается по желанию одного человека. Это только солдаты думают, что их куда-то "послал Август". Август-то послал, но привела к этому такая цепь событий, что легионерам и не снилась.
Луций встречает Аспурга, довольно равнодушно выслушивает его короткий доклад и ускоренным шагом идет вместе с ним туда, где языки пламени лижут палатки, где от жара с треском лопаются кувшины и мерзко пахнет облитое маслом и подожженное предательской рукой сушеное мясо.
– Аспург! Ты с теми, кто тушит! Татион! На тебе цепочка с ведрами! – кричит он, перекрикивая гул пламени.
Жарт такой, что сушит лицо, так и без бровей можно остаться, а какого солдатам?
Луций приказывает солдату, который был с ним в шатре:
– Беги по лагерю, зови сюда всех – арабок, рабов, всех кого найдешь! И часовых у шатра тоже сними! Все на пожар! Беги, беги и кричи изо всех сил! Часовых тоже снимай с постов! Оставь только пост у лошадей!
Если кто-то ещё не здесь, это надо срочно исправить. Кому-то может показаться, что отказываться от пары рук, которые уже здесь, ради нескольких через какое-то время – неразумно, но Луций вдиит: пожар явно не прекратится через пять минут, и чем раньше его начнёт тушить каждая пара рук в лагере, тем больше шансов, что трагедия не обернется катастрофой. Пожары коварны и не знают устали – бывает так, что люди уже почти одолели его, устали, теряют силы, а он разгорается с новой, найдя себе ещё источник пищи. Вот лопнет кувшин с маслом, оно разольется – и все вспыхнет снова. Нет, пожар недооценивать нельзя.
– Тамар, Марк, Квирина, вы в цепочку с ведрами! – командует он, спохватившись. – Не лезьте в огонь!
Вот группа легионеров дружно опустошает ведра, с шипением превращая очередной пылающий ящик в обугленный, дымящийся, черный кусок древесины, и бросается за новой водой. Некоторые подбегают по одному, некоторые по двое, по трое.
– Тушите с той стороны! – кричит Луций, закрывая ладонью лоб от жара.
Пляшут тени, пляшут языки огня, и в этом много чистого безумия. Ярость стихии. Да, Фейрузе бы такое зрелище определенно понравилось. Но ничего, в Данаприсе достаточно воды, чтобы затушить это буйство, а у Рима достаточно рук, чтобы пожертвовав частью припасов, спасти всю экспедицию.
"Если разобраться, я всю жизнь этим и занимаюсь, отделяю то, что можно спасти, от того, чем надо пожертвовать, и жертвую."
– Тушите траву вот здесь, пока не перекинулось!
Это будет долгая ночь. Дольше сегодня будет ночь только для Архипа.
***
Пожар на последнем издыхании. Занимается серый рассвет.
Люди еле передвигают ноги, они уже не выплескивают воду сильными движениями, а медленно льют её на оставшиеся островки пламени.
Луций стоит рядом с Татионом, осматривая эту печальную картину. Напоминает поле боя, да так оно по сути и было.
– Татион, – говорит он трибуну. – Когда мы переправлялись обратно через Дунай, я посмотрел на тебя и подумал: "Если мы оба вернемся назад, я подарю трибуну амфору вина из своих запасов." И знаешь, что я думаю теперь? Теперь я подарю тебе поламфоры. Потому что вторую половину я выпью сам, прямо при тебе.
Он устало треплет командира по плечу.
– Организуй отдых, а потом постройку плотов. Смотри на это в хорошем свете: потеряли немного пехоты, обзавелись конницей, и теперь некому бить нам в спину. И никто не упрекнет нас из-за Фейрузы – столько свидетелей, как всё было, что никаких вопросов к нам просто быть не может даже у Сиятельного Флавия Тавра Аврелиана, чтоб ему тоже так прекрасно попутчиков выбирали.
"А зачем я его лечу? Он что, маленькая девочка? По привычке, наверное, сейчас командиры через одного как что сопли распускают."
– Не знаю, как ты, а я бывал и не в таком дерьме. Неприятно, конечно, что выгребать из него пришлось именно нам, но другие бы и не справились.
"Хотя, – и это он не говорит вслух. – Вот именно в таком я ещё не был."
***
Приходит утро с запахом пепла. Луций осматривает пепелище, пытаясь прикинуть последствия.
Жаль, что на столько стадиев в округе ни души – с самоцветами они бы быстро восполнили потери, будь Ольвия не разрушена. Но времени возвращаться к цивилизации нет.
Луций меланхолично тычет подошвой сандалии в ещё дымящуюся головешку, отбрасывает её в сторону. Лица у всех покрыты копотью, и у него тоже.
"Потеряем день, а может, и два."
Он идет к себе в шатер, пишет привычной рукой:
"Эта бумага является свидетельством, по которому в случае моей смерти необходимо выдать Эрвигу..."
Чей он там сын?
"... Гревтунгу за службу в качестве проводника..."
На сколько они там договаривались?
"В случае моей смерти пусть выплату произведет супернумерарий Марк Аврелий Контаренон, а в случае его смерти – трибун Гектор Марк Татион."
Воск капает на папирус.
***
– Эрвиг из Гревтунгов! – говорит Луций на утреннем построении. – За проявленную храбрость при тушении пожара и спасение отряда ты должен быть награжден. Как негражданина Рима, закон не позволяет мне наградить тебя венком или фалерой, поэтому я отдаю тебе эту лошадь в личное пользование. Также выбери одну любую вещь из спасенных тобой, ибо без тебя они сгорели бы все. Она тоже отдается в твое пользование. Славь Августа!
"Надо ему еще папирус потом отдать."
– Аспург из Языгов, прозываемый Медведем! Ты произведен в высокий чин этериала. Славь Августа! Теперь ты командуешь конницей. Алия из Арабии и все твои соплеменницы, Эрвиг из Тервингов, теперь вы подчиняетесь Аспургу из Языгов. Служите верно.
"Архип из Фракии..." – а, нет, это уже не надо.
***
Пока люди рубят лес и строят плоты, к Луцию приводят Квирину.
Луций смотрит на него без неприязни, но уже без особого интереса.
– Я желаю задать тебе два вопроса, – говорит он. – На один у меня нет ответа, а на другой есть. Почему ты, римлянин, солдат, там, в Новиодуне пошел служить к Фейрузе, а не ко мне? Ты сражался под Ктесифоном, где она выедала людям глаза. Теперь ты помог ей, по силе своих скромных возможностей, и она убила солдата, легионера. Горло перегрызла. Юния Змеелова, помнишь такого? А ещё освежевала человека у себя в палатке. Зачем ты пошел служить ей? Почему эта служба показалась тебе достойнее, чем служба Императорскому агенту?
Он склоняет голову набок.
– И почему, как ты думаешь, она тебя бросила?