– Такое возможно, мог бы. – соглашается Луций, чтобы польстить Аврелиану. Но сразу отметает этот довод. – Но тогда он сделал бы это в тайне от меня, а не кланялся жрецу при мне в открытую. Кланяться ему в открытую он мог только в одном случае: если был уверен, что на следующий день мы уйдем на север, а когда вернемся, вожди будут мертвы, и его дальнейшее продвижение по службе, да и сама жизнь, никак не будут связаны с моими желаниями. Но хватит о нем.
В ответ на шутку он мотает головой.
– Нет-нет, напротив, я очень высокого о ней мнения и не считаю её чьим-либо шпионом вообще. Дело вот в чем. Сегодня с утра, как ты, вероятно, знаешь, в мой кабинет пробрался вор. Были украдены печать и деньги, а затем выброшены под окном. Больше ничего не пропало. Странный вор, не так ли? Да, он мог запаниковать и выбросить эти вещи, чтобы не быть пойманным с поличным. Но вряд ли – тревога была поднята значительно позднее похищения. Все же я, разумеется, проверил свои бумаги и обнаружил не пропажу, а нечто противоположное – мне был подброшен вот этот документ. Я прошу тебя ознакомиться с ним.
Луций достает из тубуса донос Флавии протягивает его Аврелиану, и ждет, пока тот пробежит его глазами.
– Ранее я говорил, что высокого мнения о сиятельной Флавии, и это не была лесть – я действительно считаю её достойным человеком. Почему же она написала такой документ? Я уверен, что её заставили это сделать. И уверен, что служба оффиций здесь не при чем. Почему? Тот, кто заставил её сделать это, допустил один незаметный на первый взгляд, но очень важный просчет. Обрати внимание, письмо адресовано Магистру Оффиций Софронию. А ведь сиятельная Флавия с ним не знакома!
Луций делает руками жест, означающий: "Доходит?"
– Служба Оффиций не способна на такую халтуру. Ни за что Софроний не отдал бы приказ адресовать донос ему! Возможно, высокопоставленным знакомым Флавии, а скорее всего – напрямую Августу. И уж конечно она не стала бы сама писать такую бумагу незнакомому человеку! Человек, который заставил её это сделать... я не знаю, чем он угрожал ей, возможно, выдать какой-то секрет, возможно, для неё неприятный...
"Возможно, что она спит с твоим братом? Догадайся уже сам. Ты же у нас умный."
– Так вот, человек этот, я полагаю, явно намеревался передать его агенту службы оффиций, возможно, мне, а возможно, изначально предполагался кто-то другой – ведь я должен был отбыть на север. Но смысл в том, что заказчик очень хотел, чтобы этот агент бросил все дела и помчался с этой бумагой к Софронию в ожидании награды, он думал об этом, и потому велел ей указать его адресатом. Да, ты скажешь, что донос дочери не имеет юридической силы, но имеет огромную силу внушения. Как на это взглянул бы Август? Как ему это было бы преподнесено? Мы не знаем. Мой господин, как ты понимаешь, если я показываю этот документ тебе, я хочу, чтобы ты оставил его у себя. И ничего за это не прошу, ведь как я и говорил раньше, нам с тобой нечего делить.
Надо продолжать.
– Как видишь, бумага написана недавно и "страдания бедных готов" в ней описаны очень живо. Ясно, что это написано не под диктовку. Как все могло быть? Требоний получил задание заставить сиятельную Флавию написать донос. Он сделал это на Лимесе, а затем отослал его назад, возможно, с евреем-снабженцем, который уехал без моего ведома, возможно, передал его своему подручному Бозе, на случай обыска, а возможно, Эйтни Британке, которая дезертировала, не вернувшись в лагерь. Скорее всего – это она: она умеет ездить верхом и могла за ночь доставить бумагу заказчику. Когда на этой стороне Дуная донос попал в руки заказчика, тот решив воспользоваться случаем, подкинул его мне – очевидно, он находился не так далеко, раз время на это у него было. Сделано... сделано я бы сказал: с военной прямотой! Что происходит дальше?
Ну, давай, немного осталось.
– Дальше Кай Боза совершает свою безумную, на первый взгляд, по сложности, операцию. Вроде бы в одиночку. Превосходный Аммиан, возможно, и прав в том, что тот всего лишь хотел отомстить мне. Да, скажут некоторые, дороги мести бывают прихотливы. Но превосходный Аммиан не видит картины в целом, а я вижу. Боза, или те, кто ему помогал, убил арабку так, чтобы все подумали на Архипа. Потом прилюдно, открыто, демонстративно убил моего врача, надев плащ арабки и спрятав лицо. Потом дезертировал. Дезертировал, зная, что если его причастность к убийствам не будет доказана, его командир по военным законам может всего лишь заменить казнь разжалованием. Что же он сделал? Он старался поссорить нас с тобой, чтобы этого разговора не произошло. А еще показать мне, что у тебя есть ловкий убийца "в сером плаще", то есть арабка, который способен одолеть двух охранников. Зачем? Да припугнуть! Припугнуть, чтобы я не начал шантажировать тебя этой бумагой, а испугался и уехал в столицу. И как по мне, этот план выглядит куда более логичным, чем нелепая, странная месть и затем бегство в никуда, с абсолютно неясными перспективами. Но Боза просчитался, когда задушил её ремешком, оставившим след. Почему он допустил ошибку? Потому что это была не его работа. Для такой работы у них был более опытный Требоний. Был бы, если бы я не казнил его! И остался только Боза.
Луций слегка переводит дух.
– Итак, зачем было нужно все это? Да затем, чтобы началась война с готами – раз. Затем, чтобы после в этом был обвинен комит Лупицин – выйдет, что это он сорвал персидский поход! Это два. А кто-то, вероятно, этот "высокопоставленный военный чиновник", выиграет эту войну, приобретет авторитет и протолкнет на место Лупицина своего человека. По крайней мере, он явно на это надеется. Грозит ли такой поворот событий тебе? Суди сам, мой господин.
Луций пожимает плечами. "Тебе виднее, чем вы там вдвоем занимаетесь, я в это не лезу!"
– Убийства, заговоры, доносы. Сменим тему, поговорим о людях достойных. Совершенно очевидно, что я говорю о дуксе Максиме только хорошее, как о человеке, достойном восхищения, и никак не связываю его с теми "высокопоставленными военными чиновниками", которых упоминал ранее. – Луций дает интонацией понять, что все обстоит совсем наоборот. – Далее я просто обращу твоё внимание на четыре факта, имевших место во время нашего обеда. Они, как ты понимаешь, никак не связаны с предыдущей частью нашей беседы, – и снова интонация: "Связаны, еще и как."
Ну, напоследок.
– В начале обеда я, возможно, как ты подумал, опрометчиво, упоминаю Требония, и дукс демонстративно дает понять всем присутствующим, что не знает, кто это такой, а затем резко переводит тему. Хотя ты и упомянул, что Требония сожгли, а дукс меня недолюбливает, и вроде бы вполне мог заинтересоваться этим. Как так? Сожгли офицера? Это же вообще из ряда вон выходящий случай! Но нет. Дукс, за что его можно только похвалить, сразу переходит к делам более важным. Второе. Я говорю о том, что мне нужны корабли, чтобы продолжить путешествие. И дукс отказывает мне. Понятно, что я не могу и помыслить о том, чтобы надавить на него, и все же не дать каких-то двух-трёх кораблей императорскому агенту? Но нет, дукс совершенно оправданно помышляет только об обороне Дуная! Достойно похвалы. Выходит, что мне остается лишь вернуться с Софронию с этой бумагой, прикрыв ею свою неудачу. О чем дукс, конечно, не знает и в помине! Третье. Стоит мне заикнуться, что без кораблей мне придется остаться на Лимесе и следить за происходящим здесь – никакого эффекта. Хотя вроде бы он твой друг... Но долг для дукса выше дружбы! Пожалуй, и это похвально. А ещё: я ведь мог не успеть проверить свои бумаги перед обедом и пока не найти донос – и как только найду, поеду назад. А мог найти его и решить убедиться в изложенных в нем сведениях лично. И наконец, четвертое. Когда я рассказываю о готах, о том, как выиграть войну, дукс проявляет к этому живейший интерес, а стоит мне сказать, что войны можно избежать и даже упомянуть, что Август будет недоволен этой войной – сразу напрочь теряет его. Хотя казалось бы, что можно получить с готов? Добычу? Нет, они нищи. Славу? Нет, ведь не удастся присоединить к Риму новых земель. Но дукс рвется в бой, невзирая на славу и добычу – и это тоже весьма похвально! Рвется, и не хочет избежать войны. Наверное, просто любит воевать.
Луций пожимает плечами. Дескать, "сообрази уже сам, что-то тут неладно."
– А эту войну можно остановить. Войну, которая даже в случае успеха грозит комиту Лупицину, а возможно, и тебе, тут я информацией не владею, большими неприятностями. Ведь мы не знаем, какие еще агенты вовлечены, какие еще заговоры сплетут те, кто послал Требония. И я говорю "даже", потому что я не уверен, что эти люди её выиграют. Но что еще хуже, эта война может быть опасна для Рима. Почему так важно её остановить? Готы в отчаянии, они готовы драться, но они не хотят драться с Римлянами. Вожди гревтунгов просили меня похлопотать о переправе и земле за Дунаем для них. Они боятся. Да, они переменчивы, но приняв меры, которые я описал на обеде, их можно держать в мире и использовать. А что будет, если разбить их? А я скажу, что будет – они откатятся за Лимес и присоединятся к гуннам, как уже сделала большая часть гревтунгов. Но гунны – не готы, они гораздо организованнее и хитрее. Мне удалось узнать, что они не просто подчиняют покоренные народы, они стараются именно растворить их в себе, отделив молодых мужчин от стада и навязав им свою культуру и свои обычаи. Поэтому они наносят готам такие страшные поражения. Поэтому готы их так боятся. Вот чем страшна война с готами. Победив силой оружия одного врага, мы вырастим другого, еще страшнее. Хватит ли у нас мечей, чтобы одолеть его? Я не знаю.
И подстрахуйся в конце. Давай, выложи мотив. Аврелиан должен понимать, зачем ты это делаешь. Не поверит он в сказки про величие Рима. Подай ему то, во что он поверит.
– А теперь, сиятельный Аврелиан, милостиво выслушав меня, ты, вероятно, задашься двумя вопросами. Во-первых, ты спросишь себя: "Мог ли этот Луций подстроить все сам?" Нет, не мог. Ведь я не знал, что мы с тобой увидимся, для меня эта встреча – полная неожиданность. Требония, Кая Бозу, сиятельную Флавию – их всех я встретил впервые в жизни. Как я вообще мог планировать что-то подобное, не имея понятия, с кем придется иметь дело? И уж точно, желая остановить войну, я не стал бы давать яд Алавиву и Видериху, и уж тем более самому себе. Была ли угроза моей жизни реальна – об этом ты, наверное, уже и так знаешь от Тиеста. А во-вторых, ты скажешь себе: "Всё это, может быть, и так. Но отчего этот Луций мне всё это сообщает? Вместо того чтобы действительно поехать и передать донос своему начальнику и, вполне вероятно, получить за это своего клариссима." Я мог бы сказать, что из симпатии к тебе, поскольку я действительно испытываю её, но ты лучше меня знаешь, что из симпатии такого не делают по отношению к человеку, которого знают всего сутки. Я мог бы сказать: потому что считаю это благом для Империи – и это будет правда, потому что, как я и сказал, я не вижу для империи прока в эскалации конфликта магистра оффиций и комита Фракии. Но не ради этого одного.
Луций наклоняет голову.
– Я – профессионал. Я на службе больше двадцати лет. А вот это, – с явно сдерживаемой злостью говорит он, тыкая пальцем в донос, – это халтура! Так действуют люди без воображения. И на эту халтуру они попытались купить меня, чтобы я побежал, как пес, как дурак, как какой-нибудь Архип из Фракии, сам не зная, в чьих интересах действую. "Эй, Луций, давай, беги к своему шефу за новым званием!" Я не желаю быть их дурачком! И за такое пренебрежение мной, за то, что меня считают болваном, я хочу отомстить. Лучшей же местью для меня будет, если их планы рассыпятся, как пыль, потому что ты возьмешь все в свои руки, наведешь во Фракии порядок, и остановишь эту войну. Если мои предположения верны, и эти люди – военные, то скорее всего они считают тебя человеком не слишком решительным, как меня считают слишком глупым и жадным. Не буду тратить время на лесть. Скажу только, что я достаточно слышал твоих слов и рассуждений, чтобы считать иначе. На твоем месте я бы ударил первым. И не по готам. Но – это уж тебе решать.