Луций погружается в задумчивость.
Не выгорело. Ну ничего, сказал же подумает - пусть думает. Хотя на это надежды мало: думанье - не самый сильный талант дукса.
Из задумчивости его выводит Кесарий.
- Ты мне тоже нравишься, благородный Кесарий, - говорит он улыбаясь. - Твердая рука, решительность, быстрый ум без всякой этой нудятины. Как по мне, тебе бы не флотом, а конницей командовать. Жаль, что не я решаю. И не ты, да?
Слушает его предложение.
А что, нормальное такое предложение. Подумаешь, рабыня ноги раздвинет. Пара часов - и три корабля в кармане. Выгодно. Нужно пользоваться такой удачей.
Как-то обидно, но... разок-то! Это же для дела. Даже не так. Для Дела. Рабы и рабыни разве не для того созданы, чтобы быть разменной медной монеткой? Помнишь, ты когда-то так и думал, что она будет для таких случаев - умаслить кого-то важного. Того, кто тоже умаслит кого-то важного. Масло в колесе. Ну, и вот оно. Так и было задумано.
Луций представляет, как этот тупой жеребец валит Тамар на свою кровать, не раздеваясь. А, нет, он же у нас любитель танцев, значит, скажет сначала: "Станцуй". Странно, что жен своих отправил, они у него такие блядские, что наверняка тоже посмотреть бы не отказались. Еще такие: "Давай, Кесарий, меч наголо! Хи-хи-хи! Конницей по центру, как ты любишь, ха-ха-ха! Зайди ей с тыла, хи-хи-хи!" Интересно, он один будет или друзей позовет? Какого-нибудь своего трибуна, молодого мудачка типа Требония. "Смотри какую оторвал, а? Вот будешь таким крутым, как я, тебе тоже всегда будет перепадать лучшее."
Ну и что? Один раз, для дела. Просто пока её не будет, не думай о ней, и всё. Ты же можешь о ней не думать? Ты же не влюблен в неё? Ты же только что ставил её жизнь на кон с этим яблоком (пусть на самом деле и нет)? Для дела можно немного забыть о неудобных мыслях.
Для дела. Империя. Август. На века. Для потомков. Для Филиппа. Это все так прекрасно и важно, так важно, что да, можно забыть про свое неудобство. Ты и забывал. А чего и кого там забывать-то, а, Луций? Кто ты такой, Луций? Мятежник, сдавший всех своих друзей? Охотник на отребье? Чистильщик аппарата? Палка, которой тыкают в собак. Ты не человек, ты насекомое, Луций. Скорпион, который ползает по этому миру и жалит крыс. Опасное, опытное, умное насекомое.
- Любишь горяченьких? - спрашивает Луций и смеется, отпивая вина.
Да, все так. Все вообще абсолютно так. Максим, Кесарий, Лупицин - отвратительные уроды, ради них не надо было бы напрягаться. Но империя прекрасна. И она стоит твоей жизни, и уж точно стоит твоего унижения. О чем тут думать вообще?
Встает в памяти лицо покойного августа Констанция. Того, кто не допускал такого позора, как под Ктесифоном. Того, кто вообще не допускал позора.
"Служащий мне должен обладать волей" - так он тогда сказал. Да, Август, ты принимал меня в службу, и знаешь что? В пизду Валента. Я всегда служил тебе. Я всегда служил тому Риму, который строил ты, а не блядской пародии на величие. Как ты еще потом сказал мне, скольких-то там летнему юнцу? "Острый ум, крепкое тело и нерушимый дух. Уму можно помочь чтением, телу упражнениями, но дух невозможно закалить."
- Что ж, я не тот, кто тебя за это осудит! - снова улыбается, угощаясь виноградом. - И я был молод.
Луций знает, что все решил с самого начала, а все эти мысли - просто ворох, поднятый ветром воображения и памяти.
Помнишь, тогда Август сказал: "Тебе нужна женщина?" И женил тебя. И он был, конечно, прав в главном, но в деталях не разбирался. Ту женщину, которая твоя, можно выбрать только самому.
Вот ты и выбрал, хватит это отрицать. Себя не обманешь. И да, жаль, что только сейчас, когда тебе сорок, у тебя жена и трое детей, а она - рабыня, и на двадцать лет моложе. Но так получилось. Не это главное. Главное, что она твоя женщина, и ты не можешь быть слабым настолько, чтобы отдать её вот так, добровольно. Иначе рухнет что-то куда более важное. Что-то, что осталось в тебе, несмотря на Мурсу, что-то, что разглядел в тебе Констанций, что-то, что делает тебя твердым, делает той палкой, без которой империи не выкарабкаться.
И поэтому Луций смотрит на Кесария, улыбаясь, глотает виноград, не ощущая никакой сладости, и думает: "Хер тебе в жопу, а не мою женщину, придурок. Да, я скорпион для всего вашего уродского мира. Но она не отсюда, и для неё я лев. А она - не разменная монета и не смазка для колес. Она, придурок, моя львица."
- Но я хочу тебе кое-о-чем рассказать. Скажи, у тебя бывало, что над тобой смеялись сослуживцы? Вроде как подстроили какую-то шутку, и никто про неё не знает, а ты знаешь и они знают?