Луций сжав зубы смотрит, как Валерия превращается в пепел, как чернеет её маленькое, слабое тело. Так бывает, что в кошмаре ты можешь только беспомощно смотреть.
А бывает, что нет.
Он смотрит на Требония и чувствует, как глаза наполняются светом. И свет в груди и во рту, и вместо воздуха Луций выдыхает свет. Свет расползается в воздухе тысячами сверкающих пылинок, Луций ныряет в этот свет, летит, летит, как муха через янтарь. Все вокруг такое медленное, закоченевшее, раздутые ноздри, открытые рты. Луций протискивается в щель между Требонием и воздухом и становится деканом Феликсом, что стоит у прокурсатора за спиной.
- Ты все перепутал, - шепчет ему в ухо почти нежно. - Я покажу тебе, как это делается.
Ощущает, как под чужими пальцами чужие глаза проваливаются в глазницы, натягиваются и влажно лопаются.
- Я покажу тебе, как это делается! - кричит он, разрывая лицо Пульвиса голыми руками, отрывая челюсть, от чего крик прокурсатора превращается в мычание.
- Я покажу тебе, как это делается, сопляк!!! - с мясом выдергивает язык и бросает его в сторону костра.
- Я покажу те!... - кричит он в потолок.
Опять заснул на спине.
Спать надо на боку, иначе снятся кошмары. На боку почему-то реже.
Луций долго смотрит в потолок. Он ощущает самое гадкое, что вообще бывает в его жизни - ему не хочется вставать с кровати. Лежать бы так и лежать и ничего не делать. Обычно он встает с постели рывком и сразу ощущает жизнь. А сейчас... никакой жизни нет. Хотя он вроде бы даже здоров - ни рези, ни тошноты, ни головокружения: Метаксас за свою искусство получил заслуженно. Все в порядке.
А вставать не хочется.
Все валится из рук. Идиоты. Предатели. Просто дураки. Не на кого опереться. Зачерпнешься рукой - а в ней пустота. Как в Яме - лезешь наверх, лезешь, а потом срываешься и чувствуешь пустоту и падение. Поднимаешься, лезешь наверх снова - и снова пустота и падение. И уже знаешь: будет момент, когда не поднимешься и не полезешь никуда.
Нельзя с таким настроем никуда идти, особенно к Аврелиану. Но и лежать бесконечно тоже нельзя.
Он поворачивается и замечает, что Тамар не спит, но сказать ничего не может или не хочет.
Он вспоминает.
В голове звучит её голос. "Я была рядом", - сказала она тогда. Рядом. Поблизости, но не рядом, не с ним. Она была с Эохаром. Луций закрывает глаза. Она была с Эохаром! В тот момент, когда он искал яд, которым его отравили, она сидела вместе с человеком, который его подбросил. Может, они вместе пили и ели, может, он дотрагивался до неё или они пели песни. Или смеялись. Вот в тот самый момент. А могла бы помогать ему искать яд. И может, ничего этого бы не было, Требоний не корчился бы в огне, а семилетний Видерих не умер бы в мучениях. Не говоря уже о более важных последствиях.
И конечно, бесполезно упрекать Тамар. Бесполезно наказывать. Тамар всегда делает столько, сколько может - не сделала, значит, не смогла. Любое наказание - это ведь урок. А чему её научишь? Что жизнь Луция важнее, чем возможность увидеться с братом? Это не вобьешь плеткой - только не в неё.
Магистриан проводит рукой по её щеке.
А потом что было? "А я пойду дальше с тобой." Луций чувствует, что на лице у него, когда он вспоминает это, отражается злость. Сколько грусти в темных глазах. "Я пойду дальше с тобой, хотя хотела бы быть с ним." Одолжение что ли? Жертва? Быть с римлянином, а не ехать вместе с человеком, который отравил Алавива, давшего ему кров и пищу, пригревшего змею? Столько грусти в карих глазах.
Отчего же ты не убежала? Ведь тут не Африка - вот конь, вот степь, вот твои любимые аланы, будь они неладны. Давай, если тебе так грустно. Давай! Чего ради ты тут со мной? Я тебя в клетке запер, да? Да лети, лети ко всем чертям! Двери, мать твою, открыты! Летите все, убирайтесь, катитесь к черту, если вам так грустно! Я найду тех, кто как Татион, понимает, зачем и для чего все это нужно! Татион хорош не тем, что безропотно выполняет приказы, а тем, что верит. Он еще помнит, что такое величие, хотя и не видел его своими глазами. Он носит его в сердце, за холодной броней, никому не показывает, но хранит вернее, чем свой гладий. Сколько их ещё осталось, таких, как он? Человек пять-то есть еще во всей империи, кто вообще понимает, что их жизни тут не главное и даже не второстепенное? Что есть, мать твою, вещи поважнее!?
Грустно ей видите ли. Скучно. Не развлекает, как человека, из-за которого отравили её мужчину, псы разрывают на части. Не развлекает, что кто-то рушит и топчет труд сотен не людей даже, а поколений. Действительно, чепуха какая-то. Чепухой какой-то Луций тут занимается. "Я уберегла нас от неприятностей". Девочка, ты даже не представляешь, о каких "неприятностях" идет речь!
Луций вдруг крепко берет Тамар за загривок. Волосы слишком короткие, да и не хочет он делать ей больно. Просто спросить, но спросить серьезно.
- Зачем ты со мной? - вопрошает в эти темные, красивые, манящие, таинственные глаза.
И это почти допрос. Но не допрос. Почти обида. Но не обида. Почти угроза. Но не угроза. Почти злость. Но не злость. Почти боль.
А может, не почти. Боль того, кто видел в тебе одно, а теперь видит что-то совсем другое. Полтона разницы, меняющих всю мелодию с мажора на минор.
"Зачем ты со мной, если твое сердце так далеко?" - вот что он спрашивает.