Парень стоит, раскрыв рот. Он не может поверить своим ушам.
- Слушаюсь, господин! - гаркает он и кланяется несколько раз с особым рвением. - Я мухой добегу! Не сомневайтесь! Я не подведу.
Он бежит прочь, провожаемый неодобрительными взглядами настоящих воинов. Отбежав немного, не может сдержаться и вопит прямо на бегу:
- Я самурааааай! Акира-самураааай! Слава Норито-самаааа!
В ставку прибывает Кагеваки с перевязанной рукой.
- Норито, скажи, что это было?! Скажи, что мои люди погибли не зря!!! - кричит он, потрясая шлемом с вмятиной от пули.
- Кагеваки-доно, - делают ему замечание. - Вы ведете себя не подобающе! Норито-сама уже отдал вам новый приказ. Вам поручено возглавить "Молнию".
- А, да пошел ты! - рявкает Кагеваки, нахлобучивает шлем, вспрыгивает на коня и мчит во весь опор на передовую.
Оттуда доносится то же, что и часом раньше - гул от топота сотен ног, лязг, периодически раздающиеся слитные крики сотен людей, пронзительные команды, которые не разберешь на таком расстоянии. Потом трескучая пальба аркебуз. Видишь, как над облаками пыли поднимаются сначала белые, а потом сизовато серые облака порохового дыма.
- Норито-сама! Клешня отбросила пехоту противника, но уперлась в плотные ряды стрелков, - докладывает гонец. - Большие потери! Половина отряда выбита. Касира* Ганноскэ ранен пулей. Прикажете продолжать атаки?
Отдаешь распоряжения. Прибывает другой гонец, из центра, докладывает о перемещении отрядов. Спрашиваешь, что слышно от шипов.
- Ничего не слышно, Норито-сама, - виновато отвечает он. - Раньше возвращались раненые и хвастались, как они победили всех и захватили много знамен. А теперь никого. Как будто растворились.
Остается надеяться, что "Шипы" еще себя покажут.
Хлопает на ветру благородный шелк - это священное знамя Феникса. Оно означает возрождение. Видя его, воины преображаются на глазах, толкают друг друга под руку: "Смотри! Смотри!" Все приободряются и бегут занимать места в строю! "Мы еще не побеждены!" - написано на их лицах.
И правда, ты прибываешь к отряду как раз вовремя, чтобы насладиться зрелищем. Враги что-то больно харахорятся - кричат, радуются, ликуют, как будто твоя разгромленная ставка - уже победа. Чего они так обрадовались? Потом строятся и идут в атаку. Лучше бы они этого не делали.
- Утэээ! - кричит касира, и с тугим звоном сотни стрел летят навстречу врагу. Валятся вражеские асигару, только что топтавшие твои знамена. Валятся, как снопы соломы.
- Утэээ! - кричит касира снова, и снова сколько враги прошли - столько и усеяли своими трупами. Стрелы торчат из земли, как камыш, который нарисован на рисовой бумаги, и потому нагнулся, но не может распрямиться. Многие тела проросли этим камышом. Многие - не по одному разу.
- Утэээ!
- Утэээ!
- Утэээ!
И вот не остается никого, только одинокий парень в соломенной шляпе идет на вас с копьем наперевес. Почему-то в него не одна стрела не попала.
Он подходит ближе, но его копья никто не боится. Некоторые лучники держат его на прицеле, другие уже похохатывают.
Парень идет, зажмурившись.
- Продолжать наступление! Я самурай! Продолжать наступление! Я самурай! - то еле слышно бормочет, то выкрикивает он.
- Ты не самурай, придурок! - кричат ему со смешком. - Беги домой к мамке!
Но парень словно не слышит. Он идет и бормочет: "Я самурай! Я самурай!"
- Пристрелить дурня! - командует касира. Десяток стрел срывается в полет, и последний солдат врага падает, сжимая копье в мертвых руках.
- Кин-сама! Враг полностью уничтожен! Какие будут приказания? - спрашивает у тебя касира.
Слышишь отдаленные раскаты ружейных залпов.