Сильверфилд. Ни на мгновение не спуская глаз с противника, едва заметно кивает тебе "Бобер", когда просишь его повременить. Не спрашивает - зачем, не выясняет - для чего, просто не стреляет. И даже не начинает возмущаться, когда бросаешь клинок к ногам имперца.
Качнув головой, дает тот понять, что оценил подарок.
- Ваташи ва теки но май де шину.
Расстегнув, снимает и аккуратно укладывает рядом с собой каску, потом частично распахивает бронежилет. Подбирает единственной целой рукой меч, перехватив его прямо за лезвие - так, что из кулака остается торчать "жало" длиной примерно в ладонь.
- Демо кокоро ва одаякадес.
Сочится красная липкость меж пальцев, когда сжимает заточенную полоску так, что не выдерживает ткань перчаток.
- Эин ни тондейку кен ва тсубаса.
Повернув острие к себе, медленно погружает его в левый бок, под ребра. И, рванув оружие поперек туловища, распарывает собственный живот так, что из буквально распахнувшейся страшным провалом раны вываливаются, свесившись осклизлыми полукружиями, вздувшиеся завитки сизых кишок. Льется черная жижа водопадами, течет.
- Аригато гозай мас.
Слегка кланяется.
- Все.
Хлопок выстрела - точно в лоб. Заваливается на спину мертвец, опускает ствол ренголезец.
- Конечно, это...
Вспышка. Валится на влажную гальку довольно натуралистично собранное из веток, обтянутое мешковиной и подкрученное проволокой чучело - нечто гуманоидное, даже с руками-метелками.
- Неплохо, Тревик. Даже хорошо.
Мужчина. Выше тебя ростом, наверное, вдвое: гигант. Огромный, широченный, тяжелый как танк. Или ты - маленький. Усмехается.
- Но, как мы помним...
Хоть и есть ощущение, что ты сделал что-то не так, но никакого раздражения в голосе нет, скорей поддержка, одобрение - даже по плечу похлопывает. Ладонь широкая, тяжелая.
- Суть не в силе.
Поднимает фигура самодельного "веточника", втыкает заточенный копьем шест-опору обратно в каменистый грунт.
- Суть - в точности.
Сейчас, вечность спустя, силуэт говорящего кажется размытым, словно смотришь на него сквозь завесу из дрожащих на ресницах слез, но клетчатые рукава красно-синей шерстяной рубашки проступают так отчетливо, что буквально отпечатываются на сетчатке.
- И в скорости!
Добавляешь поспешно. Треплет тебя по макушке человек, подойдя ближе, когда протягиваешь ему странный нож-балисонг: рукоятка нормальная, а вместо лезвия - вытянутая прямоугольником металлическая пластина, "мыльно" сглаженная и без намека на заточку.
- И в скорости.
Соглашается легко. Шумит вокруг вековечность хвойных исполинов, плещется лед озерной воды.
Миг. Вспышка. Пыхает вдруг тело, уже здесь, у лифта, а не там, на пляже, завившись - все и разом - языками насыщенно-оранжевого, исходящего копотью пламени, заставив одного твоего спутника вздрогнуть, а вторую - взвизгнуть.
- Пута мадре, что за...
Трещит, разгораясь, убитый, шкворчит. Увиваются под потолком хлопья жирной сажи.
- Система самоуничтожения!
Хватает тебя под локоть девушка, тащит обратно, к проходу к комнате-с-висельником.
- Скорей!
Ревет огонь, пожирает плоть. Бурлит в грудине, обнажая частокол ребер, бьет струями из глазниц и рта. Трескаются конечности, лопаясь исходящими жаром кавернами.
- Давай назад, Хан.
Теперь и стрелок пятится.
- Назад!
Шипит валяющийся в стороне ПП, занимаясь. Посвистывает, пуская дулом пламенные протуберанцы, наливается краснотой, начинает осыпаться.
- А то вдруг этот мьерда империаль рванет.