Сильверфилд. Окрик - и тут же фонаря банка, крутанувшись, летит в сторону противника. Звякнув, бьется о напоминающую небольшую, в пару твоих кулаков, вместе сложенных, сферу "головы", из все того же армопластика сделанной, и сплошь, буквально целиком, покрытой - кроме "макушки", микроячеистой сеткой, из которой и валит тот самый дым, прикрытой - линзами бессчетного количества мелких, в донце патрона пистолетного, стекляшек-визоров. Дроид. Вместо тела - труба сантиметров сорока длиной, и в водопроводную трубу же примерно толщиной, а к ней уже, заменяя руки и ноги, на выступах шарообразных крепятся форменные палки, с тремя, играющими роль локтей-колен, укрепленными суставами-шарнирами, делящими их - палки - на равные, сантиметров в тридцать, отрезки-огрызки. Никаких, практически, черт человеческих нет в машине: не на скелет, а на палочника какого-то похожа больше.
- Что...
Дернув нож-подарок, взмахиваешь им, блокируя пустоту. А потом протыкает тебя - как канапе шпажкой - меч. За ту же самую долю секунды, которая понадобилась для того, чтобы отсечь шлем Мадлен, легко и непринужденно, словно так и надо, под углом входит в грудину, чуть левей ее центра, практически не встречая сопротивления, утопает в торсе, лезет откуда-то сбоку, и вынырнув под мышкой, протыкает уже руку, погрузившись, кажется, в трицепс.
- Это...
Хватаешься за рукоятку оружейную, вцепившись попутно и в твердую как металл "лапу" дроида. Хватает тут же вторым манипулятором запястье, вмявшись в него до треска ткани костюмной. Так и сломаться может.
- За...
И ты понимаешь, что конечностей у него четыре, когда из-за "спины" еще одну пару их раскладывает он. Оно. Еще один клинок, близнец первого - в третьей "руке" - без замаха, тычком, едва не утопает теперь уже в животе, но колено, выброшенное вперед, бьет трубчатый механизм в условную "грудь", и тот, оказавшись не просто легким, а для своих габаритов фактически невесомым - в десяток килограмм - отлетает, по-паучьи в полете поджав многочисленные "лапки" к "телу", куда-то в задымленные глубины коридора, попутно мясо, кости и жилы твои еще сильней вспоров выдернутым на взлете клинком.
- Кагада?!?
Валишься отчего-то - для себя самого совершенно внезапно - с ног, но чьи-то пальцы, сильные и цепкие как клещи, ловят под локоть. А потом по ушам, с глазами заодно, взвивая бешено дыма патоку, бьет затяжная, "до железки", очередь, когда "Бобер", левой рукой тебя подхватив, от бедра строча, разряжает винтовку туда, куда ты отбросил убийцу Мадлен.
- Пута мадре!!!
Рывок. Затаскивает обратно, через порог, прямо по обезглавленной хиспанке беззастенчиво топчась. Кровь, реки крови: ее, твоей, вашей. Льется багрянец по скафандру. И в него тоже. Брызжет красным из прорех. Бросает в большей мере, чем опускает на пол тебя стрелок в метре - чуть дальше, может - от входа, пинком труп вбок, в помещение, отпихивает.
- Жри, марикон!!!
Лязгнув, гавкает глухо подствольный гранатомет. Вспышка. Хлопок оглушительный ураганом ударной волны враз сизость разгоняет. Лист автодвери, скользнув вниз под давлением чужой ладони, возвращается на место, закрываясь.
- Ихо де пута... Живой?..
Слева - к твоим ногам ближе, чем к нему - от прохода встав, и глаз от него не отводя, нашаривает где-то в подсумках что-то. Бросает на нагрудник, не глядя, прямоугольник пластиковой, молочно-белого цвета коробочки, с сигаретную пачку размером. Красный крест на крышке.
- Коли, пока не сдох.