Всем. Шипит, мелко подергиваясь всем телом ребенок, когда первые слова, хиспанцем произносимые слышит, которые про чудовищ, про взрывы, и про топографическую дезориентацию. Лязгает клыками, наконец, с металлическом больше, чем обычным - "зубным" - позвякиванием, услышав про степень вкусности Фиделя.
- Да! Вкусный...
Убрав ладони прочь от лица, слепо щурится пустыми пятнами шрамированной кожи. Какие-то остатки мимических мышц, за это отвечающих, похоже, еще функционируют.
- Кейто? Звучит... - Размышляет о чем-то пару мгновений. - По-имперски. Вижу, вижу... Да, имперка.
Разводит скрюченные, расчерченные вдоль косточек пульсирующими, натянутых струнами - как в судорожном припадке - жилами руки в стороны, изображая непонимание.
- Не знаю. Это игрушки Гончара, он нам с ними играться не дает. Да мне и не надо, я сам себе игрушки найти могу.
Повернувшись к рубаке, посреди зала замершему, отрицательно качает головой.
- Ты не переживай, я не буду его всего есть. Ну, пока он с тобой. Он же с тобой?
Щерится, снова объедки, меж зубов застрявшие, демонстрируя.
- Да? А то ты скажи, если нет.
Теперь уже к тебе, Фидель, обращается.
- Ты же с ним, да? Ну, с Рубиком.
Вопрос с тем, держат ли его - их - в Комплексе против воли, похоже, игнорирует.
- Держат?
Нет все же, гляди-ка.
- Ну, да. Пока ты не сделал выключение всего, то держали. Как бжиков под стаканами, в колбах таких.
Показывает некое подобие перевернутой горловиной вниз чаши, из пальцев сложенной.
- Хершел. Ведьма. Она забрала и спрятала мои глаза. Мне сказала, если я буду слушаться, то их вернут. Врут - не вернут.
Тычет себе в лицо.
- А они и не нужны больше. Тетя Барански научила смотреть без них. Я вот тебя вижу. Ты такой весь...
Потряхивает расслабленной кистью в воздухе, перед собой спирали рисуя.
- Как огонь, если сильно горит, такой. Из черепа как бы... Кружится, и кольцами. И он как бы, ну, яркий. Вы все такие.
Выгибается вдруг дугой, утробно заурчав.
- Все...
Рычит чуть слышно.
- Я ответил.
Облизывает губы посиневшие, неестественно вытягивающимся языком - бугристым, темным практически до черноты, осклизлым на вид - по ним поелозив.
- Теперь ты отвечай. Какую руку отдашь, правую или левую?
Снова чувствуешь странное онемение во всем теле.
- Скажешь никакую, обе заберу.
Оцепенение охватывает каждый мускул, статуей фиксирует на месте.
- Честный обмен.
Неожиданно кивает войд-кочевнику, словно поддержки ища.
- Скажи ведь, Рубик, да?
И направляется к стрелку.
- Не бойся, я не больно сделаю. Не умрешь.