Мортиноцци. Кивает Хираи, похоже, с собственными мыслями соглашаясь.
- Ладно, погнали.
Щелкает по клавишам, набирая некую последовательность. Вспышка.
Освещаемая одиноким и далеким как рассвет фонарем стоянка у черного входа в "Мясо" - стрип-клуб, посещение которого в другое время, и при других обстоятельствах, могло бы строить тебе пули в грудь. "Клещи", в отличие от вас, обычно не трогают туристов, но вас - вас трогают, и еще как. Точнее, уже не "вас", а "их". Биты стучат, сотрясая стены, гудит и топает веселая - упитая, накуренная и подогретая "мотыльками" - толпа. Но там, внутри, не тут.
Когтисто-гнутая, полированная до хромового блеска трехпалая лапа, поскольку кистью этот механизм назвать нельзя даже с натяжкой, давит серпом серебристым в укрепленные, очевидно как раз по такому поводу, квадратные пуговки с затертыми росчерками цифр. Закутанная в форменное тряпье сгорбленно-сутулая фигура "Модаро", широко известного в определенных кругах техношамана, кажется тщедушной, тощей, даже хлипкой, но ты знаешь, сколько людей, в том числе и тех, с кем был лично знаком, поплатилось если не жизнью, то здоровьем за то, что посчитали его спокойствие и замкнутость трусостью, а субтильность и хрупкость - слабостью.
- Долгий путь не всегда подразумевает долгие сборы, Сантьяго, - скрипучий голос старого "паука" больше походит на скрежет разболтанного колеса. - Двигаясь налегке, можешь успеть многое.
Вторая пара манипуляторов, средняя из трех, оправляет драные полосы материи, оборачивая их вокруг тонкой, буквально осиной талии, и плотней заматывая своего владельца в кокон из скорей промасленных, чем грязных, пахнущих одновременно и биотопливом, и отбеливателем лохмотьев.
- Трикс молодая. Ее кровь горячая, кипучая, - похожий на ритмичное лязганье винтовочного затвора звук, очевидно, является смехом, - та, что осталась, конечно. И ты молодой. Когда амбиции сталкиваются с амбициями, асфальт красят красным. Не всегда, но часто.
Закончив возиться с лазерным активатором спрятанной под порогом противотанковой мины, тянет на себя с напоминающим хруст сминаемой жестяной банки скрежетом, открывая, тяжелую бронированную плиту бункерной двери, за которой царит фактически непроглядный, на фоне подсвеченной мириадами городских огней ночи кажущийся густым как кисель мрак.
- Мина? Серьезно? - Сюда, в пригород, горячие ветра - больхорно - иногда, а в последнее время, из-за участившихся сбоев в системах оросительно-заградительного периметра, регулярно приносят колючую и горькую пыль Великих Прерий - как, например, сейчас - и в горле начинает слегка першить. Как там говорят: "Ко всему в Джерихо можно привыкнуть - ко всему, кроме пыли". - А если какой-нибудь волар в нее влезет?
- С каких пор ты начал беспокоиться о туристах? - Симметричная россыпь фасетчатых визоров тускло поблескивает десятком разногабаритных линз в тени капюшона. - Если влезет, поставим новую.
Рубчато-пупырчатые стальные ступени винтовой лестницы штопором уходят вниз.
- А там что?
- Зависит от мировосприятия, Сантьяго. И от вероисповедания. - Мимолетные образы крылатых людей, крестов, кричащих черепов, гор, копий, яблок и змей проносятся голографическими сполохами над раскрытой "ладонью" машины-человека. - Древние верили в Ад, Рай, посмертное Чистилище. В Старого Бога. Упрямец был еще тот - не чета вашему Ритану. Безразличный, отрешенный, равнодушный. Так вот там - наш Бог, хиспанец. И сегодня ты его увидишь.
- Ваш бог прячется в подвале под блядушником?
- А почему бы и нет?
- И то правда.
Вспышка. Вместе с чередой образов приходит осознание: ты уже нашел то, за чем сюда пришел. Нашел, и отдал Кейто. Хранилище - бортовой журнал с матрицей древнего терранского ИИ - было у нее. Спрятала его цилиндр в нагрудной разгрузке. Крайний карман для гранатометного выстрела - тот, что у правого бедра.
- Эй, ты чего? - Замерший под темным овалом распахнутого люка кехаец явно нервничает. - Все в порядке?