Кройц. Выбравшись из помещения, полуоборачиваешься, находишь надпись на "воротах". Верхняя строка заклеена широкой полосой строительного скотча, на шероховатой поверхности которого выведено черным маркером: "ВРЕМЕННЫЙ СКЛАД /// 4". И ниже, ближе к правому нижнему краю, совсем мелко: "ключ на посту". Другие трафаретные строчки тоже заклеены, но уже без пометок. Глянул на скафандр - нет, чисто - ни следов, ни вмятин, ни отметин никаких. Да и почувствовал бы давно, это все же не каркасник. Выбрался из-под двери, за основание ее придержав. Как отпускаешь, выпрямляясь, полотно под собственным весом вниз уходит тут же, но торец в зазор не вщелкивается, пружинисто качнувшись и замерев в сантиметре от порожка. Можно дожать, закрыть, а можно и не дожимать, тут дело хозяйское.
Рукоятку "Два-Семь" в ладони привычно сжав, чуть выбираешь пальцем спускового крючка ход. Автоматический предохранитель, все дела. Из-за этого он у пистолета довольно длинный, ход в смысле, а сама гашетка ощутимо туже, чем у стволов с "ручниками": педалями и рычагами. Тут все проще: из кобуры вытянул, "крюк" рванул, все - выстрел. Пока припоминаешь маленькие хитрости больших мастеров из "Jarmlin Riberra", добираешься до тела, у лифта распростертого. Так, сходу, не понять даже, кто это, брезент не тот немного материал, чтоб прям в облипку лежать, контуры четко отбивая. Левой рукой за кромку лист ухватив, правой оружие довел в сторону фигуры так, чтоб, случись чего, была возможность прямо от бедра пальнуть, не глядя. В упор фактически, опять же. Рывок.
Худощавая, среднего роста девушка или, может, транс - всякое бывает, в застегнутом на вертикальную молнию изолирующем комбинезоне. Плотная, бледно-голубого цвета ткань, пристяжные эластиковые сапоги и перчатки, на голове купольный капюшон с широким, во все лицо, смотровым щитком в виде прямоугольника со сглаженными краями. Имперка. На первый взгляд широколицая, но вроде не особо, темноглазая, с растрепанной копной насыщенно-фиолетовых, почти черных, в общей массе, и просто фиолетовых, несколькими разобщенными прядями, волос. Брови и ресницы такие же, а зрачки странно, будто крохотные зеркала, отражают свет. Тапетум, вроде так эта штука называется. В любом случае, кем бы ни была, видишь ее впервые, уверен.
Небольшой лужей натекшая под тело, застывшая на боку темно-вишневыми ручейками, и кое где успевшая замерзнуть, проступив крохотными крупинками льда, кровь до сих пор сочится из-под прижатой к животу, слева, левой же ладони, проступая меж пальцев влажно поблескивающей, едва заметно парящей влагой в такт практически незаметным дыхательным движениям грудной клетки. Правая ладонь вжимается в основание подбородка, где на гофрированном воротнике тоже видна краснота, но заметно меньше. Судя по количеству потерянной крови, либо лежит здесь совсем недавно, либо со свертываемостью у нее все в порядке. Отмечаешь смертельную бледность ее кожи, лихорадочный блеск глаз, и то, как сильно посинели губы. Умирает, похоже.
Приподнимает голову, морщится - то ли от яркости фонарного луча, то ли от боли, то ли от всего разом. Отлепив руку от тут же брызнувшего багрянцем из драной дырки ворота, вытягивает указательный палец, силясь ткнуть им куда-то за твою спину. Хрипит чуть слышно, побулькивая чем-то жидким в явно изувеченной гортани:
- Ос... Ос...