Воскресный вечер в конце сентября всегда собирал множество народу в трактиры и рюмочные по всей южной границе Королевств. Не была исключением и "Хрустальная Слеза" - одна из наиболее презентабельных гостиниц и рестораций Четыругла, где собиралось исключительно приличное общество. Сюда захаживали и "благородные" ремесленники - стекольщики, огранщики и ювелиры, - и купцы, готовые торговаться за плоды труда местных гильдий. Иной рабочий здесь был поважней какого-то там дворянчика из округи Миртского замка. Однако сейчас всё внимание было приковано не к стекольному промыслу, и не к тонкой ювелирной работе. За столиками, и даже за барной стойкой живо шло обсуждение местных урожаев винограда, первые подводы которого уже снимали с полей. Жители Четыругла пользовались некоторой привилегией в заказе молодого вина, однако купечество северных стран платило хорошую монету за крупные объемы, а потому с ними разговор был куда обстоятельней. Труппа из трех жонглеров также старалась в прославлении местных даров земли, выставляя благородство Цинтрийского чуть не в один ряд с благородством самой Каллантэ
Нет у вина адресата.
Кому оно посвящено,
Знает лишь мастер, создавший вино,
И та, что пригубит вино.
Темные, терпкие капли
С губ незаметно сотрет.
Не говори ничего, винодел,
Она и без слов все поймет.
Глядя в рубиновый сумрак,
Тонко смакуя питье,
Что нам за дело, как звали ее
И как называли ее!
Но коль неведомой тайны
В пурпур не заключено,
Не претворится вино никогда,
И в кровь не вольется вино.
Встань, и протяни бокал, и
стань адептом на пороге
тайн, и в матовом бокале
отразятся боги; и бесстрастье —
слово не для вин, а
страсть — не слово для веселья.
мастер винограда солнце растворит во тьме.
Так родится Вино*
Где-то внутри этого шума и гомона, за одним из столиков расположились трое крепких ребят. Многие местные завсегдатаи приподнимали шляпу, здороваясь с ними, а кое-кто весьма почтительно говорил своему спутнику
"Видишь, вон там? То Юджин, Гизберт и Отец Пшемек, о которых я тебе говорил! Исключительной храбрости люди!"
Не обделял их своим вниманием и содержатель заведения. Трое крепких мужчин беседовали с каким-то безвестным пареньком, на вид - пройдохой, каких свет не видывал, а за его плечами стояли, переминаясь с ноги на ногу, еще двое. Когда местная официантка, Катаржина, в очередной раз прошла мимо их столика, чтобы пополнить кружки и бокалы, она наклонилась поближе к симпатичному Гизберту
- Милсдарь Оравер просил передать, что ежели вам будет интересно, его уже спрашивали об вас весьма состоятельные господа.
Казалось бы, дела Рубайл пошли в гору. Теперь им уже не нужно выискивать контракты, а денег, полученных от городской и орденской казны, вполне хватает на безбедную жизнь. Однако же, половина их отряда не приняла для себя такого положения дел. Лаэгрил жаждал знаний, Тимон и Якуб - лучшей жизни. Возможно, сейчас они уже на полпути к дворянскому сословию, или к должности полководца? Об этом больше всего думал Пшемек. Об этом, и об истории с кокатрисом, которую ему пересказали Тимон и Гизберт. С одной стороны, помощь кому угодно, да хоть ведьмаку, безо всякой оплаты - не их забота. С другой, со слов Тимона выходило, что в этом омуте водятся такие черти, с которых станется одарить предприимчивого наемника не только титулом, но и собственным замком. Позиции Конрада Боленброка при дворе были весьма сомнительны, а источник его богатств вызвал бы живой интерес любого инквизитора. Видано ли это, чтобы золотая шахта выходила прямо к замковому рву? Вряд ли здесь обошлось без колдовства, вот только никто не смог этого доказать... До поры. Одним словом, дело было не столь безнадежным, да к тому же богоугодным. Впрочем, сперва нужно было разобраться с пополнением отряда. Трое человек - маловато даже для охраны купца от разбойников, что уж говорить о более серьезных вещах.