[Cypher] Экспедиция 🌿 | ходы игроков | 🌱 Вечер

Для Иана оно явно так и разумеется, что вы за собой уберёте. Как только сама попытка вашего перемещения куда-либо перестанет разводить грязь. То есть ещё не скоро.

Он сходит за чем-то, поручив Вечер вымыть рану раствором. Да, можно лить прямо на пол, чего уж. Там и так с вас лужи натекли. Вернётся со светильником и подносом всяких лекарских ужастей. Внимательно осмотрит, как неземные жвалы разорвали кожу. Вокруг раны уже разливается синяк от их мощной хватки. Иан снимет перстни, вымоет руки и ощупает осторожно, нет ли повреждений посерьёзней. Вечер повезёт. По сути, царапина. Зашивать не понадобится, но стянуть края раны и залепить их какой-то слизью – вполне.
— Сюда бы червя, — о чём-то скажет Иан.

Но червя у него, очевидно, нет.

Веним отомрёт, когда юние почти закончит перебинтовывать Вечер ногу.

— ... ну почему... — услышите вы невнятное.

Он пока не отлипает от пола и не спешит открывать глаза.

— Что тебе? — спросит Иан.

— Почему я это хлипкое уньское существо!!! — тихо, но с лютой яростью.
Словно молния из него ударит. Сила ненависти равна силе отчаяния.

Иан философски пожмёт плечами.
— Зато будешь красавец, когда я стану уже стариком. Ещё в моей усыпальнице спляшешь. ... Никому из нас не деться от данностей своей природы, Веним. Нам принадлежит лишь один выбор: принять её как друга или врага.

Анмори принимает помощь лекаря не просто безропотно, но даже с как будто удовольствием. Может, потому что во вселенной важен баланс, и неуступчивого Венима кто-то должен уравновесить, может, потому что и сама Вечер кое-что смыслит во врачевании, и ей интересно, что там за слизь и черви... и куда их... и зачем...

Но если не лукавить, то все дело в пальцах Иана. Пусть ее кожи юни касается и не так бережно, как хрупких чашек, пусть от этих касаний и не разливается по телу огонь, а все же смотреть на его руки приятно, а чувствовать их... тоже приятно, но по-другому. Грустно даже, что он носит все эти перстни. Без них гораздо красивее. Вечер смотрит, как одно движение перетекает в другое, и этот узор убаюкивает и успокаивает не хуже отвара. Из объятий дремоты... то есть, конечно, глубокой медитации ее выдергивает голос Венима. Девушка, не вполне очнувшись, переводит взгляд на него. Красавец? Да, наверное. Надо тоже... на похороны... пригласить... Потом... И черепахозавра... было бы хорошо... Веки тяжелеют. На языке вкус меда.

— Может... в следующей жизни... тоже увидимся, Веним. Буду ждать, — сладко зевает анмори. Трясет головой, отгоняя сон. — Иан, а вы правда танцуете в усыпальницах? Не лично вы, я имею в виду, а вообще юни?

Иан снова пожмёт плечами, словно не очень любит обсуждать с чужеземцами эту тему.
— Духи хозяева. Кому нравится, те позволяют. Не великие прародители, конечно. Чем глубже, тем больше растворяется чувство юмора... да и всё человеческое.

Он разотрёт ладони, чтобы согреть их до жара, и приложит их напоследок повыше бинтов к щиколотке Вечер.
— Сильное красивое тело, — скажет он. Как-то вот именно телу, а не комплименты отвешивает.

Но Веним только фразу услышит и немедленно откроет глаза, забыв осторожничать. Сядет в недоумении.

Иан обратится к вами обоим:
— Я прервал ваше уединённое свидание, но если вы в настроении, кокон большой, а я сплю... в ящике, так что мне не будет вас видно и почти не будет вас слышно, я сильно устал и очень быстро засну. Если вашей скромности неугодны свидетели, то подождите чуть. И – приберитесь, чтобы было чисто, когда я проснусь.

— Мне нравятся ваши руки, — охотно ответит на комплимент Вечер. Наверное, так положено у юни? Даже если нет, было бы несправедливо обделить похвалой то, что определенно ее заслуживает. — Когда каждое движение лекаря сочетает в равных долях знание, уверенность и красоту, какая рана не затянется? — девушка добавляет фразу и на анморийском тоже: короткая благодарность, щедро пересыпанная яркими искорками эмоций. То, что так трудно описать словами, легко ложится на музыку трелей.

А вот предложение Иана застанет ее врасплох. Вечер вопросительно взглянет на стражника. Смысл слов их гостеприимного хозяина не вполне ей понятен. При чем здесь свидетели? Неужели юние знает, что они украли эту лодку?

— Это не свидание, — осторожно начнет она, подбирая слова как существо, которое пытается объяснить что-то очень сложное. Даже жалко, что все игристое осталось на празднике. — Это... мы с Венимом к друг другу... присматриваемся. Потому что оказалось, что мы в одном экипаже, а я женщина. Но сначала меня попытались сожрать, а потом... Веним, объясни лучше!

Веним молчит. Иан полюбуется на него, заберёт поднос и уйдёт, посмеиваясь.

Веним развернётся ему вслед напряжённо:
— Мне нужно завтра быть на полигоне с утра.

— Ладно, — откликнется Иан. — Будешь уходить, не буди.
Вы снова услышите его смех.

— Видимо, Иану помощь не нужна, — в голосе Вечер пока нет беспокойства, только озадаченность. Она перебирается поближе к стражнику, так, чтобы он, если вдруг захочет, мог плечом коснуться ее плеча. — А нам? Веним, я совсем ничего не понимаю. Ты можешь говорить или лучше помолчать сейчас?

Веним потрёт лоб.
— Я в порядке, — скажет он.

Чуть погодя, осознает, о чём теперь должна напоминать эта фраза. И чуть покачает головой.
— О чём вообще беспокоиться? Даже если с ума сойду, так только наполовину.
Он уже шутит.

Потом вдруг что-то решит и очень целеустремлённо обыщет на кухне всё, до чего не надо вставать.

— Я беспокоюсь, хотя и не о том, что ты сойдешь с ума. И у меня много вопросов, — Ветер принимает скатерть с благодарностью, самым уголком начинает высушивать волосы. Ух, с утра будет не расчесать! — Хочешь, вопрос на вопрос? — коварно предлагает анмори. — На каждый мой — один твой?

Веним распустит свою гриву и повертит в пальцах светлые кончики волос, словно чужие.
— О чём ты беспокоишься?

— Больше всего — о том, что мы не сможем быть вовремя на полигоне, — первое признание дается Вечер легко. — Дальше — о том, что стража найдет пустую лодку и поднимет на уши всех, кого надо и не надо. Еще я боюсь этого места. Вдруг уснешь тут, а проснешься только с половиной души? И... — технически, последнее ее беспокойство "о ком", а не "о чем", но анмори не может заставить себя слукавить. — И я беспокоюсь о тебе. Как думаешь, — Вечер спешит задать свой вопрос, будто за новыми словами можно спрятать сказанное до этого, — Иан вернет нас к рассвету на берег?

— Может быть, — ответит Веним, — я не так хорошо его знаю.
С большинством опасений Вечер он ничего поделать не может, но про половину души скажет:
— Я уже путешествовал с ведьмой на её творении. Тоже с ведьмой Тьмы. Так что если вы, анмориан, на глаз количество души определяете, то можешь судить по моей. А ты разве не веришь, что ваши 波 или... твоя верность долгу тебя защитят?

Посреди последней фразы ему придёт какая-то мысль, договаривает он уже исключительно по инерции.
— Я знаю, кого мы могли бы позвать на помощь, если выберемся наверх.

У Вечер с языка сама собой срывается удивленная трель. Затем девушка повторяет ее еще раз, уже нарочно: да, мне удивительно! Ух! Веним путешествовал с ведьмой Тьмы? На таком вот страшилище? Когда? Куда? Зачем? И как же он?.. А если?.. Ух сколько всего хочется спросить, но так, вопрос за вопросом, ракушка за ракушкой, можно заплыть неведомо куда. Не до того сейчас. Ах, как жалко! — анмори прищелкивает языком.

— Верю, конечно, — отвечает она на единственный вопрос, заданный стражником. — Однако 波 лучше хранят тех, кто не лезет, куда не следует, — фраза звучит заученно, будто анмори повторяла... нет, зная Вечер, скорее слышала ее от кого-то много-много раз, а теперь вот представился случай и самой произнести. Правда, она тут же добавляет мудрости и от себя лично. — А если уж влез куда-то, то не сидит там дольше необходимого. Значит, поищем выход, когда отдохнем немного.

— Что ты знаешь о Иане? — задает она свой вопрос. — Любое другое существо поостереглось бы... вот так... катать ночью по океану стражника и дипломата другой страны, да еще перед самой экспедицией. Но наш гостеприимный хозяин, похоже, не любое другое существо.

— Очень мало, — честно скажет Веним, оно и понятно, круги общения у них совершенно разные. — Я встретил его лет восемь назад, в конце прошлой эры.

То есть как раз под конец легендарных исторических событий. (Или в самый разгар их для современников, они ведь не знали, что будет дальше.)

— Совсем мельком. Честно говоря, не помню уже при каких обстоятельствах. Он тогда был вовсе юным, одевался как арелим. И был страшно зол на героев за то, что они сотворили...

Веним что-то вспоминает. Потом добавит:
— Но я не думаю, что он рассчитывает, что Мерве его прикроют, с этой выходкой. Мне кажется, он ненавидит Мерве по-своему. Не лично. Он просто ненавидит зависимость. Но вот это вряд ли в пику им. У него есть цель, всё остальное пренебрежимо. Как для его отца... Или почти всё, — вдруг поправит себя Веним на каком-то основании. — У тебя есть идеи, как отсюда вылезти наружу?

— Ну, если мы вернёмся к утру, заступничество Мерве Иану не понадобится. Я, во всяком случае, не в обиде. Шутка не кажется мне смешной, но мне вообще многие шутки кажутся несмешными. Или непонятными, — анмори искоса смотрит на Венима, но все же не задает вопрос, который вертится на языке. Задает другой.

— Ты говоришь, что путешествовал в подобном обозе, как вы выходили тогда? Иан сказал, кокон большой, может, где-то есть и обычная дверь.

Вечер поднимается — без спешки, пробуя, держит ли пол, работает ли нога. Опирается рукой на плечо Венима, будто так и положено.

— Если выход есть, я его найду, — кивает она сама себе. — А если нет...

Рука ее тянется к оружию за спиной. Однако решительное движение будто ломается посередине, вместо рукояти меча Вечер касается своей серьги-раковины и с задумчивым видом склоняет голову к плечу.

— А если нет, то придумаю что-нибудь. Я же дипломат. В конце концов, разбужу Иана. Интересно, правда ли он спит в ящике. Он, кстати, сказал, что ты ему нужен, но так и не упомянул, для чего.

Анмори осматривается еще раз. Подходит к стене. Сглотнув, осторожно касается ее ладонью. Может, и правда все просто? Может, достаточно попросить?

— Раньше у него был гроб, — скажет Веним. — Но я не представляю, как бы он с ним доплыл за буи.

Не представляет, но представлять его повеселит.

Он продолжит высушивать одежду.
— Когда я путешествовал, всё было не так. Выглядело как дом: небольшой, передвижной, но очень внутри нарядный. Дом слушался только её. Мы входили и выходили как обычно, через двери, но только потому, что таков был её замысел.

В коконе внезапно погаснет свет, и вы останетесь при свете лампы, которую Иан приносил, чтобы лучше осмотреть рану.
— Я бы не стал пробовать силу, — скажет Веним (чем меньше света, ему только легче). — Тут нужно ментальное искусство. Таинства, как вы это называете. Вдобавок, я слышал, что творения ведьм – самые неустойчивые из всех. Нэр тогда предупреждал не подвергать их сомнению, в них нужно было верить – просто на всякий случай, чтобы они не схлопнулись. Правда, врать не хочу, при каких условиях. ... Вечер, ты ищешь выход, потому что я об этом спросил? Или потому что тебе здесь невмоготу?

— Вот мерзость, — с нотками восхищения произносит анмори, отдергивая ладонь и рассматривая ее, заляпанную... коконом. — И жжется, — добавляет она с удивлением через несколько мгновений. — Голодный! Перева... — оглядывается на Венима и осекается на полуслове. — Насквозь не пойдем, в общем.

Анмори гладит еще шерстяной участок, прислушиваясь, не замурлычет ли кокон. Потом щекочет у него под гигантскими ребрами — не захихикает ли. Внимательно осматривает мембрану, за которой скрылся Иан, касается ее рукой. Ничего, ничего, ничего. Наконец возвращается к Вениму и смывает настоем желудочный сок — или что это там — с покрасневших пальцев.

— Я ищу выход, потому что мне интересно, смогу я выбраться или нет, к тому же представляешь, какое лицо будет у Иана, если получится? А как ты удивишься! — Вечер рада, что они все еще играют в игру. Нет соблазна умолчать о чем-то или слукавить. — Раз ты говоришь, что здесь относительно безопасно, то об этом я больше не волнуюсь. К тому же, Иан не похож на существо, которое захочет нам навредить... сильно, — добавляет анмори после короткой паузы. А потом, подумав еще немножко, продолжает: — Во всяком случае, нарочно.

Она вздыхает, ложится на мозаичный пол, закинув руки за голову, и смотрит в... верхнюю стенку желудка.

— Пока я ничего не нашла. Может, это какая-то загадка. Может, нужно подождать. Или что-нибудь сказать. Или сделать. Но Иан, кажется, ни о чем нас не просил. Разве что... убраться. И еще что-то, чего я не поняла. У тебя получится здесь уснуть, если что?

— Лучше бы получилось, — скажет Веним. — Когда я не вижу... всего, это переносимо.

Вдобавок, он очень измотан.

Досушив одежду, насколько это возможно, не снимая её с себя, он завернётся поверх неё в сухие скатерти, словно (угу) в кокон. Спрячется в кокон от кокона: так чтобы и впрямь не видеть ничего.

— Вечер, — скажет Веним оттуда, — вот мне интересно: как, ты думаешь, я живу? С теми же вашими изгнанниками мы что, складываем пампф из бумаги и печём сласти? А уньская стража это братство по плетению на коклюшках? Нет, наверное, вы, анмориан, примерно так о нас и думаете, но обычно... обычно никто из ваших посольских так откровенно этого не даёт понять. Ты всё время за меня беспокоишься. И вроде как спасибо тебе большое, но это уже создаёт впечатление, что обо мне надо всё время беспокоиться. Понимаешь нюанс?

Вечер закипает, как отвар, только горечью. Значит, и для Венима она недостаточно анмори. Ну так что, пусть попросит заменить. Заодно, может, и пол будет тот, который надо.

— Коклюшки... Ха! Как будто ты что-то сделал для того, чтобы я думала по-другому. "Здесь у нас настой, здесь у нас сладости, тут у нас питоны..... ромбовидные... но за ними мы не полезем, мало ли что". Откуда мне знать, кто ты и как ты живешь? Может, ты сражался со мной плечом к плечу? Может, ты нырял со мной? Может, охотился? Может, пил со мной из одной чашки? Может, говорил со мной о чем-то, кроме пустого? Ты видел, какого цвета моя кровь, а я не видела, какого цвета твоя. Я думала, что знаю тебя полтысячи дней, а оказывается, что знаю один.

(Я думала, я твой друг, а оказывается моя дружба — тяжёлое бремя.)

— Я бы не села в обоз с тремя детьми, за которыми нужен присмотр. Я бы попросила заменить экипаж, если бы посчитала, что это необходимо. Я доверяю тебе, и Кош, и Софу свою жизнь, я делю с вами свое предназначение. Чего тебе ещё? Я анмори, у меня нет ничего больше. Лицо сделать попостнее? Ну, считай, сделано.

— А в посольстве вы бьётесь плечом к плечу, перекладывая папирус и поливая бумагу кровью. И чашка на всех одна, — донесётся из под скатерти. — Я понял. Не стану больше утомлять тебя моими пустыми разговорами.

Веним постарается заснуть.

Где-то внутри кокона часы проскрежещут, перевернувшись с началом нового дня. Восхода Лун, конечно, не видно в желудке, но что-то неуловимо изменится, как будто вы здесь не одни. Или просто Вечер уже задрёмывает сама.

— Да! То есть, нет... то есть... Да ну тебя, — Вечер сдуется так же быстро, как надулась. Рассориться перед сном — самое последнее дело, когда делишь с кем-то комнату или чудовищный желудок, но что-то выяснять и мириться тоже нет никаких сил. Сейчас бы хоть одежду снять и завернуться в сухое, но нет, разлёгся тут, представитель другой культуры. У-у, белобрысый. Не беспокоиться о нем. Как, если он целый день пытается убиться то об одно, то об другое? А она, между прочим, его шкипер.

Скрежещут часы.

Значит, уже нет.

Вечер садится поудобнее рядом с лампой. Складывает пальцы особым образом, прикрывает глаза. Первая фигура, вторая, третья... Так до семнадцатой. Ещё круг. Еще. Не совсем медитация и не вполне молитва, скорее ненавязчивая просьба тем, кто присматривает сейчас за ними — пусть тому, кто спит, снятся хорошие сны.