[WHFB] Битва в Черноречье | Партия

Деда его за дела прозвали Волком, а у внука и впрямь глаза волчьи, серые и запавшие. Кривой шрам идет от левой брови по всей щеке, из-за него левая часть лица почти не двигается. Как отец и дед, носит аккуратные усы на иностранный манер. Росту высокого и ноги длинные - долго мучился, приучаясь к верховой езде на низкой лошаденке, а как отмучился, и ноги окривели. Доспех хорош, сбруя богатая, хоть и чужая, да тоже хороша. Руку на горский манер вечно держит на рукояти меча, демонстрируя тем свою вольность и смелость.

Знамя барона Гьотинга двухцветное - зубчатая линия делит его наискось на золото снизу и червлень сверху, напоминая крепость из песчаного камня в алеющем закате. Поверх нее изображен белый йейл, мифическое животное с далекого востока, подобное горному козлу, чья морда украшена также двумя внушительными бивнями как у матерого секача, пожирающий черную лошадь. Внизу начертан родовой девиз: "Убив меня, добычу из желудка не исторгнешь". Собранных под этим знаменем воинов трудно назвать кем-то кроме сброда, но в одном им не откажешь - добычу они и вправду собираются держать цепко.

Кровь жестокого рыцаря, опустившегося до командования ландскнехтами, смешалась с кровью благородной, но дикой горянки, которой не посчастливилось очутиться в лапах этого "ландскнехта". Смесь вышла пороховая, вполне пригодная для взрыва замковых стен, но не для мирной жизни. Барон Гьотинг не знает другого способа пропитания, кроме войны и грабежа - это, да еще вино дают три главных радости в его жизни. Хотя есть еще затаенная мечта после победы Якова вернуться на север героем и стать уважаемым и достойным землевладельцем, но это так, пустое.
Не то чтобы барон не имел башки на плечах, и не думал перед тем, как рубить - просто как-то так его жизнь сложилась, что думай-не думай, а рубить приходится все время. Частенько своих ребят для устрашения своих же. Впрочем, соизмерять свои силы с силами противника он умеет, и всегда старается выбрать жертву послабее, ту, что не даст серьезный отпор. Со слабыми жесток без меры, на сильных только скалится, ждет своего часа.
В Митру не верит, но дьявол-то точно существует - кому, как не ему устраивать всю эту круговерть. Южан ненавидит, а уж робиновским воинам он с особым удовольствием пустит кровь, слишком уж привольно те чувствуют себя на Острове, слишком хорошо живут. Борьба за престол волнует Гьотинга лишь постольку, поскольку несет ему самому выгоду. А если даже и смерть, то и ее примет, его костлявой не напугаешь, он пуганый.

Хоть на Острове и немало баронств, исправно поставляющих королю ощерившееся сталью мясо для его войн и не очень исправно – налоги в его казну, все же только на севере, где лишь продирающий до костей ветер способен разогнать укрывшую вершины гор туманную мглу, слово “барон” произносится по-особому.

В устах простолюдина оно звучит с умиленной почтительностью, как “отец наш родной, заступник”, и прежде всего из-за старого поверья горцев, согласно которому во всяком крупном наделе все жители происходят из одного племени и имеют общего предка. Тогда и бароны, и рыцари, хотя и происходят из колен племенных вождей и героев, остаются своими по крови, потому-то и не чета спесивым южанам, что дерут с крестьян и скотоводов по три шкуры. Так что несмотря на дикость и неслыханную жестокость северных дворян, в междоусобных войнах подчас вырезающих враждебные кланы до последнего ребенка, их самих клановая честь принуждает быть в своем наделе рачительным и терпеливым хозяином – чтобы никто из соседей не мог попрекнуть в худости их клана.

Но так почитают баронов горцы еще и потому, что живут на окраине страны, где у короля руки коротки, и главе клана он в большинстве случаев не указ – а у “заступника” нрав мрачный и развлечений ему мало, не то что при королевском дворе. Оттого северные бароны после обильных возлияний самозабвенно участвуют в народных судилищах, где хоть и присутствуют самые старшие и уважаемые члены клана, однако решающее слово всегда принадлежит феодалу. Что бы там не разбирали – пусть даже не поделенную меж двумя пахарями землю, в отличие судей юга барон всегда стремится найти не просто виновного, а отступника клана, нарушителя его воли. Уж если вспомнит собрание, что еще столько-то зим назад “отец родной” рассудил те земельные границы, то не миновать нарушителю увечий или смерти. Поэтому в глазах простонародья глава клана и отзывчив – со всякой жалобой к нему придти можно, и вроде как справедлив, а все-таки куда страшней и короля, и феодала по соседству.

Устами же других дворян этот титул почти всегда произносится с гордостью за вековую вольность северных баронств и за дикую удаль потомков горских вождей, подобно предкам не чурающихся набегов на заплывших жиром южан, пусть даже теперь их объединяет один король. Правда, еще при отце Ричарда и особенно при самом Железноруком и вольность, и дикость разбоя сильно убавились – а все из-за кого? Да из-за проклятых выродков, предателей либо проникших сюда иноземцев, позорящих все северное дворянство.
Так собирались за чашей десяток благородных северян, и после всех заздравиц начинали перемывать косточки тем местным герцогам, графам да баронам, кто по мнению сего собрания был недостоин носить свой титул. Увы, имя Эйкена Гьотинга слишком часто звучало в числе прочих “недостойных”, а к его титулу не питал почтения ни простолюдин, ни носитель шпор. И не то чтобы нынешний барон Гьотинг был лично в этом виноват – скорее в том была заслуга его рода.

Ведь в тесном кругу горской знати на первое место обычно ставилась принадлежность клану – а Эйкен был бесклановцем, из королем вбитых сюда как колья чужаков. Да и среди них многие хитростью, показным смирением перед обычаями, а то давлением и подкупом добивались принятия их в один из северных кланов. Но предки Эйкена не сумели добиться, стало быть, совсем ничтожные люди. На второе место ставилась знатность – в каком колене предок снискал титул. Эйкен Гьотинг был бароном лишь в третьем колене, да к тому же его дед родился даже не на Острове, а далеко на континенте, и сюда пришел почти не говоря на местном языке. Но худородность и отсутствие принадлежности к клану еще могло искупить деяние, за которое предок получил землю и титул, признай его северяне достойным рыцаря.

Крупного надела добивались кто доблестью, кто нажитым за счет ростовщичества богатством, а кто благодаря смерти не оставившего наследников далекого родича. Однако на деда Эйкена, пусть и отличавшегося в бою необычайной храбростью, навсегда повесили клеймо – он “поднялся за счет смуты”.
В смуте самой по себе не было ничего постыдного – напротив, кто как не северные бароны обязаны были век от века ее подымать, восставая против королевских посягновений на вольность. Только и кончалась она век от века одним и тем же: король со своей армией пускал кровь знати и в особенности баронству. Его наймиты жгли посевы, резали деревни, если не обрекали их на худшую участь, на голодную смерть после того, как вторгшееся войско выметет все зерно из амбаров и забьет весь скот. То было славное время лишь для стервятников. Стервятником и был Магнус Гьотинг, иностранный безземельный рыцарь, сумевший стать капитаном ландскнехтов и продавший свой меч отцу Железнорукого.

Да, по слухам в бою тот был свиреп как дьявол, не жалея ни себя, ни врагов. Только рыцарская доблесть ничего общего не имеет с отчаянной смелостью наемника, который знает, что, попав в плен к врагу, будет болтаться на веревке, только прежде ему в глотку вставят распорку и вольют туда содержимое ближайшей выгребной ямы. А что до его дворянства, то о таких пленных по Северному Нагорью ходит поговорка: “ландскнехт напрасно носит шпоры”. Да что там говорить, когда совсем не храбростью старый черт выгрыз себе земли – ей одной перед королем не выслужишься, и хитрая бестия это знала. На севере властитель Острова хотел посадить не воинов, а верных ему палачей, да не тех, что рубят головы смердам, а кто напивается благородной крови. Так, имея за спиной королевскую рать, старый Магнус здесь проявил себя истинным ландскнехтом. Немало славных рыцарей, уже сложивших оружие и заплативших победителю выкуп, он, опираясь на слова нескольких дворовых людей, предавал позорной казни по обвинению в заговоре. Когда была у казненного жена или дочь, ей лучше бы сразу бежать или наложить на себя руки – первый из баронов Гьотингов был не особенно разборчив в женщинах, а их унижение прельщало его куда сильней телесной красоты. Известно, что и других злодеяний Магнусом было совершено великое множество, вот только когда нынешние северяне берутся их вспоминать, то вместе составляют список столь длинный, что ни одной человеческой жизни не хватило бы для таких свершений. Да теперь уже сам дьявол не разберется, что было, а что приписала пустая молва.

Ясное дело, что несмотря на все учиненные королем разрушения и бдительность его слуг в ожидании нового бунта, местная знать все равно покончила бы с проклятым иноземцем, не обладай тот еще одним недостатком: пусть небольшим, но хорошо обученным войском. Дважды двое или трое местных баронов осаждали его замок Олдервульф, и дважды Магнус отбивался, а тем приходилось скоро возвращаться домой, ведь в то время весь пыл усмиренного восстания перетек в обычную межклановую борьбу.

На своей земле старый Гьотинг стремился на крови и костях установить идеальный порядок, при котором всякая овца на учете и за ее пропажу ни одному пастуху не избежать плетей. А все-таки, твердый и жестокий, но расчетливый, хозяином он был куда лучшим, чем его сын – при Магнусе подвластные ему деревни даже стали жить немного лучше соседних, точно так же разоренных южанами.

Единственный наследник мирно отдавшего концы в своем логове волка был сыном Кэтрин Комин, насильственно взятой замуж девой из славного северного рода. И хотя подобная женитьба лишь подогрела ненависть ее родственников к первому барону, черт рассчитал все правильно. Его сын Роберт хоть и воспринимался соседями кем-то вроде бастарда, но мстить ему за грехи отца Коминам и их друзьям было уже как-то неудобно. Решили дождаться, пока второй барон хоть как-то проявит натуру отца-палача и прихвостня южан, да так и не дождались – Роберт в своем замке тихо спился, в свою очередь оставив сыну уже вконец разоренный надел с разбежавшимися во все стороны крестьянами.

При пропойце-отце, от страха глотавшей перед ним язык челяди, презирающих его соседях Эйкен вырос настоящим дикарем, и приводить в порядок хозяйство он, конечно, не стал. Вместо этого третий барон собрал банду головорезов для занятий грабежом. В самых низших слоях здешнего общества, среди изгнанников, кому дорога домой была заказана под страхом смерти, и от кого отворачивались все остальные кланы, имя Гьотингов имело некоторую привлекательность. Бароны были такими же отверженными, ведь и укрепившиеся здесь южане из разумных соображений отворачивались от них, надеясь влиться в круги исконной горской знати. Зато любой мерзавец мог рассчитывать на службу у Эйкена, как и у его отца и деда: ворон ворону глаз не выклюет.

Третий барон, быть может, ненавидел южан гораздо сильнее любого горца – северяне мало-помалу оправлялись от их нашествия, а он родился с клеймом и умрет с ним. И никто из бывших союзников их рода не собирается помогать Эйкену, куда выгоднее толкнуть его в пропасть. Так что по здравом размышлении новоявленный барон-разбойник решил заняться промыслом в южных областях. Там налетят на торговый обоз глухой ночью, тут подожгут деревеньку – да все выходит гладко. Дела явно шли в гору, а значит, голове Эйкена осталось недолго болтаться на плечах. Слава не в меру удачливого атамана рано или поздно достигла бы ушей Железнорукого, а Ричард таких счастливых сукиных детей ой как не любил. Один кивок помазанной головы, один жест царственной десницы, и за стенами Олдервульфа уже не отсидишься. А на круговую поруку кланов перед королем и надеяться не стоило – может, горская знать и стала чуть теплее относиться к чертовому внуку за его дерзкие набеги, но клан помнит нанесенные обиды куда дольше, чем на то способен человек или даже отдельный род. Пусть даже он на четверть Комин, но густая и черная кровь Гьотингов из Эйкена вытечет лишь тогда, когда его четвертуют.

Каким-то внутренним звериным чутьем барон чуял, что тихо идет к гибели. Будь он хорошего, но обедневшего рода, на его проказы еще долго смотрели бы сквозь пальцы. Но Эйкен был неудобен всем, только дурак в таком положении рассчитывает на лучшую долю. Хотя банду он собрал неплохую, может, с ландскнехтами Магнуса ей не сравниться, но за ним шла чуть ли не сотня отверженных горцев, славных налетчиков, переживших не одну сечу. Мало кто из них мог похвастаться хотя бы кольчугой, зато под каждым был добрый конь, у каждого висел лук за спиной и палаш на поясе. Пеший разбойник долго не живет, потому что не сможет быстро уйти от превосходящего числом и выучкой врага. Разбойник без лука тоже долго не живет, потому что не сможет замедлить погоню, посылая ей вслед стрелу за стрелой.

Эйкен много думал о том, не покинуть ли ему Остров и не податься ли в наемники подобно деду – но мешала гордость. Гьотинги – не игроки, что метают кости раз за разом и, кляня судьбу, раз за разом продуваются в пух и прах. Он не будет метать этот жребий во второй раз. Король дал Магнусу баронский титул, и его внук умрет бароном.

Однако Ричард Железнорукий изволил почить раньше. Наступила смута, та самая, которой Гьотинги обязаны своим счастьем и своими несчастьями. Герцог Йовийский умудрился стать другом и покровителем для горцев, и в нужный момент начал борьбу за престол. Когда Север сокрушительной лавиной двинется на Юг, Якову будет нужна каждая сотня мечей. Невзирая на крайне сомнительное положение барона Гьотинга, претендент на престол принял его военную присягу. Жребий все-таки брошен, но Эйкен сохранил свой титул.

К барону в свою очередь потянулось еще больше бандитов без роду и племени, веря, что молодой стервятник не выпустит из своих когтей легкую добычу. Когда ненавистные южане перешли Черную реку, отряд Эйкена Гьотинга насчитывал до двухсот горцев и до полусотни прибившихся к ним орков, да еще двух огров…

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Среднего роста, на ширину плеч не жалуется. Сложно сказать, какое слово ему ближе: мужчина или старик? Может, ему сорок, а старит его выбитый глаз? Или за пятьдесят, и наоборот, шляпа с перьями и доспех придают молодцеватости?
Но весь его облик преисполнен воинственности — единственный серый глаз смотрит требовательно и задиристо, усы лихо подкручены, перья на шляпе топорщатся, а спина прямая, как палка. Это крестьяне пусть кланяются кому попало, а капитану наемников оно ни к чему.
С первого взгляда видно, что это человек, который привык командовать и привык, чтобы его приказы исполняли.

Одет в цвета гейнезерских наемников (полк "Дети войны") — фиолетовый, синий и красные.

Капитан Хольк — бывалый рубака, он жесткая задница и лишен сострадания. Его нельзя разжалобить или уговорить.
Но по-своему он любит солдат и бережет их, как может. Для него они все — его семья и боевые товарищи, а не деревянные фигурки на карте, которые при поражении можно просто снять и забыть.
Йорген не лишен чувства юмора, но его нелегко рассмешить, так, поулыбается в бороду. А вот разозлить несложно, — глаз наливается кровью, желваки играют и кажется, перья на шляпе топорщатся еще сильнее. В самых крайних случаях — закусывает ус. Но сдерживать он себя умеет: сорок пять лет суровой дисциплины научат самоконтролю.
Хольк почитает законы войны и уважает храбрость, верность и честность. Дезертиру — петля, вору — клеймо, убийце своего собрата — плаха. Герою — золото, калеке — выходное пособие, храбрецу — слава. Все просто. А если сложно — сердце подскажет, как надо решить. Братство — это то, что надо чувствовать, и тогда оно не даст тебе совершить ошибку.

Йорген — сын солдата, внук солдата, отец солдат. Он всю жизнь маршировал, грабил и сражался, у него нет дома, кроме походного шатра, и нет семьи, кроме роты. Его дети — а у него их было четверо, не считая двух дочек, от разных женщин — все солдаты: двое уже погибли, один служит в его собственной роте, а один ищет счастья где-то еще.

Говорят, что наемники сражаются на стороне того, кто больше платит, но это не совсем так. Настоящие гейнезерские наемники сражаются за того, с кем у них заключен договор, пока этот договор не нарушается. Король Ричард всегда держал свое слово и платил по счетам, и поэтому полк и дрался всегда только за него, сколько Йорген себя помнил. А чего метаться туда-сюда? Железнорукий вел достаточно войн, чтобы услуги гейнезерской пехоты пригождались постоянно. "Постоянный клиент", хе-хе.

Йорген, как и все, начал службу с мальчишки, подносившего порох и воду, потом сам взялся за аркебузу, а позже и за меч. Рота несла свой штандарт гордо: ни град стрел, ни пушечные ядра, ни рев чудовищ не могли заставить фиолетово-сине-красные шеренги дрогнуть. Не всегда они побеждали, но всегда уносили свое знамя и оружие с поля боя.
Что там рассказывать? Жалованье становилось все приятнее, шрамов все больше, старый друзей – все меньше. Гейнезерцы шли от битвы к битве, из одной компании в другую.

Что была ему мирная жизнь? Он и дома-то никогда не видел, родившийся где-то не то на бивуаке, ни то в мелком городишке, где полк остановился на постой. Чем бы он занялся? Стал бы пахать? Валять шерсть? Молоть муку? Гнуть спину лет десять, чтобы потом вот такой вот наемник пришел к тебе в дом и забрал все деньги? Да к черту такую жизнь! Никакие лишения не в тягость, если знаешь, что будет весело. А смерть? Ну так все умирают, и чем смерть немощного и больного старика в постели лучше, чем смерть посреди битвы, дыма и огня, страшная, но быстрая и честная? Такая, как у его отца. И его деда. И стольких еще до и после них.

Самый лучший день в жизни Холька был, когда он стал капитаном — и седой, однорукий полковник Кройц нацепил ему офицерскую перевязь. О большем он особенно и не мечтал — а зачем? Деньги? Ну а что на них можно купить? Дворец? Дворец не заменит звездное небо, а занавески на окнах — пороховый дым, привычно щекочущий ноздри после залпа. Слуги? Солдат привык обходиться немногим. Он даже меч свой точил всегда сам. Женщины? Хольк верил, что все бабы, которые продаются за деньги, из одного теста, и неважно, в шелках они ходят или в заплатанной льняной рубахе.
Нет, решительно незачем было валять дурака и мечтать о большем.

А теперь Ричард умер, но черта с два гейнезерцы собирались выставлять свои пики на торги! Контракт был продлен с юным Робином от лица лорда Брока.

Говорят, мужчины приходят на войну из-за славы, из-за денег, из-за любви, из-за приключений и из любопытства. Но остаются только те, кто пришел из-за денег. Ну, или такие, как капитан Хольк — которые больше ничего не знают, не умеют, и не любят.

Бей барабан. Хлопай на ветру знамя. Пусть тлеют фитили и блестят пики. Однажды настанет день, когда мы умрем. Но сначала — будет битва!
Гейнезерцы!!! "НАМ ВОЙНА — ЧТО МАТЬ РОДНА!!!"

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Зеленая Фляга, или когда-то Кайс сын Маджруры - невысокий, но жилистый и крепкий смуглый мужчина 50 с чем то лет, который большую часть свободной жизни провел в седле. Немного хромает на левую ногу.

Голова обрита налысо, а короткая черная бородка то там то тут уступает место шрамам и ожогам. Самый заметный рубец - на нижней челюсти справа, где переломленная ударом булавы кость неправильно срослась.

Если бы не ти уродливые напоминания о прошлом, его лицо даже можно было бы назвать приятным - тонкие черты, унаследованные от матери-рабыни, пронзительные черные глаза - наследие давно погибшего отца.

Шею оплетает искусная татуировка из множества переплетенных линий, формирующих "ошейник" - так клеймили всех рабов в Самхане. Кайс обычно прячет ее под зеленым платком.

Добродушный жизнелюб. В юности чересчур вспыльчивый и скорый на расправу, теперь немного слишком осторожный и неторопливый.

Жадность к богатству как-то причудливо соединяется у него с ненавистью к рабству и своебразным кодексом професиональной гордости.

Организация отважных, бывалых (а главное надежных) солдат, известная как "Красные Львы Самханы" возникла меньше полвека тому назад. Властелин Самханы, далекой страны на юге Континента, решил попытать счастья в других землях, и завоевать один из богатых торговых городов на западном побережье. Огромная армия, включающая слонов, железокованных гулямов, "огненный бой" и даже нескольких магов, начала свое эпическое путешествие на Запад по суше и по морю. К сожалению, конкуренты и противники правителя предупредили жертв об опасности, и жители не только успели подготовиться к обороне, но даже смогли позвать на помощь "Зерцало Востока" - наемного военачальника по кличке Белый Барс. Застигнутая врасплох и зажатая между двух огней армия Самханы была полностью разгромлена, а большинство ее солдат попали в плен.

Часть (которую забрали себе осажденные) постигла незавидная участь ослепленных рабов, и жизнь хуже червей. Часть, которую забрал Белый Барс, ждала лучшая судьба. Поскольку "Ахур Мазда бог милостивый", он отпустил пленных, приняв всех желающих на службу, наравне с своими бойцами, и таких оказалось будто бы двадцать сотен. Новобранцы не желали возвращаться домой, по крайней мере пока жив их бывший властелин, и объединились в отдельный отряд. Окровавленный флаг со львом стал их знаменем, и подарил "Красным Львам" их название.

Начало было кровавым и тяжелым, пестрому сборищу народов предстояло стать одним войском, не гонимым из-под палки на войну, но скрепленным узами дружбы и верности. "Львам" следовало добиться признания своими силами - Белый Барс в приступе великодушия отдал им часть снаряжения, и затем оставил на произвол судьбы, полностью увлеченный очередной авантюрой на востоке. Не ожидая, пока он передумает и позовет на войну, "Красные Львы" нанялись к одной из ближайших торговых республик, с головой ринувшись в запутанный мир местных интриг и мелких кровавых схваток. За неполные двадцать лет отряд успел повоевать вместе или против доброго десятка противников, сразиться с огненными великанами севера или бледными каннибалами южных джунглей, пройти через подземные империи гоблинов и зеленокожих, и даже оборонять целый летающий город.

Почти весь первый состав войска погиб за это время, их место заняли дети и многочисленные беглецы с разных земель. В составе "Львов" можно найти как закованных в тяжелые доспехи гулямов, так и защищенных только костями дикарей Юга. Дисциплинированные шеренги аркебузеров соседствуют с блистательными "ходячими крепостями" (так именуют слонов). В составе войска есть даже огромная мортира "Кривой Мустаил". И хотя время идет своим чередом, а прошлое забывается, большинство бойцов знают, где была родина их предков и куда они должны вернутся. Вернутся не нищими беженцами, но героическими победителями, изгнать шаха и всех его приспешников, и установить царство истинного процветания, как и завещал Ахур Мазда - такие вещи говорят у костров. Красный Платок, амир над амирами, "Блистательный Победитель" и командир отряда вполне с ними согласен, но он же знает, что такая затея требует денег и времени. И если время у "Красных Львов" есть, то денег последним временем не так много.

Известие о новой войне за морем, на западе, выглядит хорошим предлогом разорвать старые, невыгодные контракты в мирных землях, и добыть себе необходимое богатство. Само собой, никто не будет перевозить через пролив целую армию - сначала Красный Платок предоставит нанимателям несколько тысячный отряд пехоты и конницы, который убедиться в том, что наниматель стоит своих денег, и не разорвет договор в случае чего.
Перечислять всех амиров и командиров войска, отправленного на Остров будет чересчур тяжелым заданием, тем более что войска прибывали по частям из-за плохой погоды. Первым прибыл отряд тяжелой конницы вместе с своей стрелковой пехотой, и все это маленькое, меньше сотни, войско возглавлял амир Зеленая Фляга, или Кайс ибн Марджура в прошлой жизни. Его витязям предстоит первыми столкнутся с неизвестным противником.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.