Lilith: Darkness Rises | Партия

Его многоликость - основа искусства соблазнений!

Астарот, демон описанный, как безобразный ангел, восседающий на адском драконе, держащий в правой руке гадюку и имеющий отвратительное вредоносное дыхание. Астарот, худой обнажённый с драконьими крыльями и имеющий также дополнительные птичьи крылья, расположенные за парой основных. Его голова украшена короной, в левой руке он держит извивающуюся змею и едет верхом на животном, похожем на собаку или волка, но имеющем хвост рептилии.

Сквозь века и тысячелетия излюбленной игрушкой в руках Астарота всегда являлось человечество. Этакя вещь, которой можно пользоваться как угодно и, главное, безнаказанно.
Страх, ужас, ненависть, уважение, любовь - многогранный букет эмоций от людей к Астроту всегда был желанным и ради этого, он шел на любые хитрости, чтобы добиться его.

Астрот не ненавидит свою вещь. Зачем? Без минусов не бывает плюсов.И пока мир существует как ему угодно - он его любит... по своему. Он будет пытаться раскрывать свою сущность и сущность этого мира в полной мере, дабы он обрел истинное лицо.

Зло – абстрактное понятие, – шептал он. – Мы бессмертны, и перед нами открыты двери обильных пиров и празднеств, радость которых недоступна человеческому разуму и рождает у смертных скорбь и тоску. Бог берет без разбору богатых и бедных. Так станем поступать и мы, потому что нет на свете существ, стоящих ближе к нему, чем мы – демоны, не заключенные в смердящих кругах ада, но вольные гулять по его царству, где вздумается.



И вот грянул 4666 год, что так долго ожидал Астрот. Он предвидел что рожденная 20 лет назад девушка примет на себя имя "благосклонная демонам" - Лилит.
Почти целых двадцать лет он, играя с этим миром, ожидал этого года, того дня, когда пророчество откроет начало новой эры этого старого и высушенного, как черствый хлеб, мира.
Он даже не потрудился за столько лет найти ту единственную, Лилит, решив сделать свою игру более интересной. На пути к великой цели он как-бы бросил вызов Церкви, как хранителям старого мира.

И вот грядет последняя глава в пророчестве и Астарту уже не терпелось внести в нее свою лепту.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Светловолосый мальчишка. Альбинос. Невысокий, худой, с озарённым лицом, прям иконы писать можно. Производит впечатление милейшего, виктивного создания, с которым хочется поделится своими тайнами и излить душу.
На вид лет 15. Одет в светлую, свободную одежду. Никакой синтетики. На голове венок из терниев, но, видимо сделанный специальным образом, поскольку шипы есть, а следов крови нигде нет.

Мягкий. Говорит тихим, приятным голосом, который хочется слушать и слушать. Часто анахроничен. Иногда любопытен. Такое чувство, что мира видел мало - удивляется казалось бы простым вещам. Доверчив.

Сирота, взрощен орденом. Эксперимент "Терновый Венец". Считает Лоренцо наставником. В выездах ещё не разу не участвовал.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Несмотря на тронутые сединой угольно-чёрные волосы, и глубокие морщины, прорезавшие суровое, обветренное лицо, ему едва ли можно дать больше сорока пяти. Широкие плечи, гордая стать, прекрасно развитое физически тело и манера двигаться, выдают в нём рыцаря и воина, закалённого во множестве сражений, а коротко подстриженные волосы, усы и бородка-эспаньолка, отчетливо выделят его из толпы дворян - щёголей, предпочитающих гладко брить лицо и носить длинные прямые волосы. Как и многие рыцари - участники крестовых походов, он предпочитает носить шеврон со своим гербом на правом рукаве туники, а не вышивать его на груди одежды, как это принято в среде придворных аристократов. Впрочем, вряд ли вам удастся увидеть его в подобной компании. Скорее его можно будет застать в компании ветеранов крестоносного воинства, пусть даже это будут не благородные рыцари, а обычные кнехты. На левом плече его дублета закреплён знак высшей доблести крестоносца: латный наплечник с вычеканенным на нём крестом святого Георгия - награда, получаемая лишь из рук кардиналов и папских легатов за выдающие воинские подвиги во славу истинной веры. Поверх дублета, он носит кирасу, на нагруднике которой отчеканен образ девы Марии скорбящей. В остальном же, он одет более чем скромно и достаточно практично, что говорит о большом опыте странствий. Плотные штаны из недорогой, но прочной ткани, чёрного цвета, высокие ботфорты, мягкой подошвой, рубаха простого шитья из белёного льна без столь популярных в среде благородных кружев. В холодное время года, поверх своего облачения он носит тёмно-серого оттенка широкий плащ из грубого, но толстого и тёплого сукна. Слева на поясе у него закреплены ножны с коротким и широким мечом - кацбальгером, справа же одета массивная кобура, в которой надёжно покоится солидных размеров пистолет.

Герб: В чёрном поле в правом верхнему углу крест Голгофы в окружении четырёх крестов рыцарей войска Христова.

Он не разговорчив и, когда того не требуют обстоятельства, предпочитает молчать, когда же заговаривает, предпочитает отделываться короткими высказываниями и фразами, от чего при общении с ним может сложиться впечатление, что он немного глуповат и, возможно не совсем в своём уме. Несмотря на свою внешность сурового и опытного бойца, явно умеющего владеть и оружием, и кулаками, он всегда спокоен и миролюбив настолько, что вопреки сложившемуся мнению о заносчивости и задиристости аристократов, попросту игнорирует хамов, и даже напавшего на него грабителя предпочтёт сначала образумить не причиняя тому вреда. Будучи явно весьма высокого высокое происхождения и, вероятно имея, не такое уж и маленькое состояние, он не чурается работы и способен, если того требуют обстоятельства, часами без передышки и отвращения выполнять даже самую грязную, тяжёлую, монотонную и скучную работу. Он нелюдим и старается держаться особняком даже находясь в компании, предпочитая держаться от людей на расстоянии. Те же немногие, кому всё же удаётся сблизиться с ним, довольно быстро понимают, что глубоко внутри он хранит какую-то страшную тайну. Настолько жуткую, что, пожалуй, даже демоны бы страшились говорить о ней вслух.
Являясь человеком глубоко, искренне и истово верующим, он отнюдь не религиозен и в высшей степени не суеверен. Слишком часто на своём жизненном пути ему доводилось видеть, как интересы церкви обращались во зло, а те, кто ещё недавно говорили о священных идеалах с заходом ночи превращались в зверей, что были много хуже еретиков. Он редко молится, считая недостойным попусту сотрясать воздух, превращая сокровенное общение с богом в пустой и формальный, но ни к чему не обязывающий ритуал. Ещё реже его можно встретить в церкви. Да и там он, несмотря на своё право благороднорождённого он будет сидеть далеко не в первых рядах, рядом со знатью и даже не в середине вместе с горожанами и солдатами. Скорее его можно будет увидеть в самом дальнем конце храма, на левой скамье. В месте, которое в древние времена отводилось для чумных и прокажённых, и которого до сих пор стараются избегать некоторые особо следующие в истории церкви и суеверные прихожане.

Высокий, прекрасно сложенный мужчина средних лет, чьё тело было закалено множеством сражений, а дух укреплён пламенем истинной веры, пронесённым через многие испытания, стоял на коленях перед маленьким сухоньким старичком в грязно-коричневой робе. Горящие на алтаре свечи никак не могли разогнать ночной мрак, что проникал сквозь стеклопакеты штампованных заводских витражей в маленькую деревянную часовенку.

Простите меня, святой отец, ибо я грешен и грехи мои велики. С тех пор, как закончилась пора моего беззаботного детства, я редко молился и редко исповедовался. Мне всегда казалось, что если исповедоваться ради того, что так положено, не раскаиваясь искренне в собственных грехах, или вновь грешить после исповеди - кощунство, трепать же изо дня в день слова молитвы, превращая её из обращения своих помыслов к богу в пустой ритуал – грех, но сейчас мне нужна эта исповедь. Я больше не могу один нести крест своих грехов, ибо он слишком тяжек и насквозь пропитан ядом, отравляющим душу.
Когда-то давно меня звали Фридрих. Я был первым сыном и законным наследником Карла Церингена восьмого, милостью божьею, герцога верхней и нижней Швабрии. Я был рождён и рос в любви и согласии, окружённый заботой родителей и лучшими учителями, которых только можно было найти в Европе. Мой ныне покойный отец был добрым христианином, верным слугой церкви и благочестивым рыцарем, потому в моём воспитании немало времени уделялось религиозному и воинскому обучению. Когда же мне исполнилось восемнадцать, мне, как и всякому юноше из благородной семьи, предстояло пройти путь мужа и рыцаря, посвятив десять лет своей жизни воинскому служению на благо империи и матери церкви. После трёх лет в военной академии мне, не без помощи старинного друга семьи - епископа Бертольда, удалось упросить отца отпустить меня в крестовый поход. Многие мои товарищи, из тех, чьи родители так же как и мои были достаточно богаты и влиятельны, чтобы повлиять на центральный штаб вооружённых сил империи, завидовали мне и другим, что как и я сумели уговорить родителей отпустить их на фронт. Что там говорить? Я и сам себе завидовал. Меня охватила гордыня. Я представлял себя отважным ветераном спецотряда паладинов, каких изображают на агитационных плакатах – нещадно карающим врагов господа, и отважно защищающим детей Его. Да, гордыня и чванство тогда обуревали меня, и за свою гордыню я был наказан.
Мне тогда повезло. Моё положение, моё воспитание и мои успехи в военной академии позволили мне попасть в корпус святой Елены, в первый ударный батальон дворянской гвардии. Тогда был самый разгар войны с Абиссарией. Мир для меня был прост и понятен: впереди – враги, которые должны быть стёрты с лица земли, позади – империя и родные, которые нуждаются в защите, рядом - верные соратники и друзья, которые всегда придут на выручку и поддержат, в руках - освящённый меч и винтовка с серебряными пулями, в сердце – пламень истинной веры и ненависть к еретикам. Всё было так просто и так понятно, но со временем многое поменялось. После месяцев окопной грязи и сажи, вони горящих танков и свиста вражеских осколочных снарядов над головой, ушла та наивность неопытно двадцатилетнего мальчишки, грезящего подвигами и приключениями во славу церкви и господа. После первого ранения, после десятков верных товарищей, что умерли у тебя на руках так и не дождавшись не то, что врача, но даже и отпущения грехов, после того, как ты своими руками рылся в грудах разорванного и окровавленного мяса вперемешку с дерьмом, землёй и кишками, чтобы отделить останки наших солдат от останков врагов, чтобы по христиански захоронить их, ушла вера в несокрушимость крестоносного воинства и вера в скорую победу добра над злом. Что там говорить? Через какое-то время пошатнулась даже вера в праведности своих действий, когда ты сквозь перекрестие оптического прицела видишь, как коварный, себялюбивый и ненавистный еретик своим телом бросается на залетевшую в окоп мину, чтобы защитить других таких же еретиков, точно так же, как всего лишь полчаса назад это сделал один из твоих товарищей, с которым ещё вчера вечером ты, слушая проповедь священника молил господа о спасении в бою и даровании победы над грешниками. Но тогда на смену всем этим детским и наивным чувствам пришли другие. Пришла уверенность в том, что если ты сейчас всё бросишь и сбежишь, что если отступишься, то все те ужасы, которые ты видел здесь придут к тебе домой. Что как и ты их испытают твои родные, твоя мать, твой отец, твои друзья. Пришло понимание того, что ты должен защищать их, ибо больше этого некому сделать. Пришло желание отомстить врагам и уничтожить их всех до последнего новобранца, чтобы как можно скорее завершить войну и прекратить подобный кошмар навеки, чтобы спустя тысячи лет твои далёкие потомки знали слова «война» и «ненависть» лишь по древним книгам и энциклопедиям.
За те семь лет, что длился конфликт, нам удалось одержать победу. Даже великую победу, как многие с гордостью её называли. Нам удалось отгрызть от вражеских земель несколько тысяч квадратных километров земли, что настолько была изрыта воронками от снарядов и пропитана кровью, что единственное способное выжить на ней растение - проклятая богом мандрагора, которую так любят абиссарийские колдуны. Многие тогда, из тех, что выжили с начала войны, вышли в отставку. Многие даже ушли в монастыри, или намеревались поселиться где-нибудь в африканской саванне как отшельники. Но не я. Я тогда уже имел чин капитана дворянской гвардии и столько наград, что они с трудом помещались на камзоле. Тогда я по-прежнему был свято уверен в том, что должен оставаться кто-то, кто будет защищать от боли и крови свою страну и своих друзей. Что именно я должен делать это, чтобы никому более не приходилось испытывать тоже, что довелось пережить мне. Была ли это снова гордыня? Может быть. Тому уже не я судья.
Наш корпус был практически уничтожен во время кампании, поэтому тех из выживших кто остался на службе, распределили в новые части, а корпусу, как я слышал, присвоили звание гвардейского и начали набирать с нуля. Меня же тогда повысили и направили в спецотряд паладинов при корпусе апостола Варфоломея-мученика. Мечта моего детства сбылась, но плоды её оказались горше хины и тяжелее свинца.
В то время разгорелось очередное повстанческое восстание в Элергорде, и наш корпус был направлен туда для подавления его в зародыше, пока пламя не охватило всю, и без того разорённую, населённую нуждающимися в просвещении и миссии креста страну несчастных, страдающих без истинной веры язычников. Во всяком случае именно такая формулировка стояла в официальном приказе главнокомандующего восточного штаба. При этом так же поступил негласный приказ особо не церемониться и не тратить слишком много времени на, как это было сказано, сюсюканье с грешниками. Я мог бы много рассказать о том не слишком то длинном периоде своей жизни, но терновым шипом в моём сердце засел лишь один момент этой кампании. Тогда мы получили данные от разведки восточного штаба внешнего круга святейшей инквизиции о том, что в одной из маленьких горных деревень расположен важный перевалочный пункт, склады и производственные мощности повстанческого движения язычников. Необходимо было быстро, и без лишнего шума обезвредить находящихся в селении бунтовщиков и полностью подорвать линию снабжения. Само собой выбор пал на наш спецотряд. Прекрасно вооружённые и оснащённые суровые ветераны многих сражений, командование не сомневалось в том, что мы с лёгкостью выполним задание и вернёмся без потерь. Ещё бы! Ведь они знали кое-что, о чём не сочли нужным нам сообщить. Когда началась операция и мы, с заранее занятых позиций наблюдали за разверзшейся в деревне, под обстрелом наших ручных ракетных установок, геенной огненной, мы сразу заметили, что не смотря на хаос и разрушения, которые серным дождём катились по селению, ответный огонь по нашим позициям был настолько жалок и неточен, что даже отряд новобранцев справился бы лучше. Когда мы перешли в наступление и без видимого сопротивления заняли окраины деревни, мы увидели, что в селе нет ни одного повстанца. В селе вообще не было мужчин. Даже стариков. Одни лишь женщины и малые дети, из оружия у которых, как потом оказалось, были лишь четыре ржавые винтовки столетней давности и два самодельных пистолета-поджига. Когда мы согнали население на центральную площадь, среди язычниц нашлась монашка из монастыря святой Екатерины, которая, по её словам, уже несколько лет жила в деревне с миссией по обращению язычников в истинную веру. Она уверяла нас, что в деревне нет, и никогда не было повстанцев, и уж тем более нет никаких заводов по производству оружия и боеприпасов для партизан. Она на коленях умоляла нас проявить милосердие и оставить деревню в покое. Она клялась на святом писании, что наша разведка ошиблась.
Тогда отец-инквизитор Павел - капеллан и духовный наставник нашего отряда обвинил её в пособничестве дьяволу и выстрелил ей в лицо из обреза. После этого он спокойно повернулся к нам и напомнил, что у нас есть приказ, и что в соответствии с этим приказом деревня должна быть разрушена, а уцелевших остаться не должно. Сказал, что эта карательная миссия должна напомнить заблудшим и погрязшим во грехе язычникам о том, что значить бунтовать против истинной веры.
В исторических трактатах я читал о Варфоломеевской ночи, когда на территории всей Французской провинции были с корнем выжжены зачатки одной из ветвей протестантской ереси. После той ночи я понял, как чувствовали себя те, кто участвовал в резне. Мы выполнили приказ. Выполнили, несмотря на грудных младенцев на руках у уже мёртвых матерей, чьи полные ещё не осознанного детского ужаса крики звучали громче чем рёв пожара и взрывов, и чьи крики мог заглушить только звук спускаемого курка. Выполнили, несмотря на полные безумия завывания матерей, которые бросались на нас, не выпуская из рук своих мёртвых детей, стремясь вцепиться зубами нам в глотки. Выполнили, несмотря на немые мольбы, в таких странных раскосых глазах совсем ещё маленьких детей, которые прекрасно понимали свою участь, но тем не менее надеялись на чудо, которого так и не произошло. Мы просто выполняли приказ. Мы пытались не слышать, не видеть, мы кричали, мы хохотали, мы рыдали и выли в голос, мы молились, но выполняли приказ командования, матери нашей церкви, ватиканского престола и святейшей инквизиции.
На следующий день после того, как мы вернулись с задания, нашего капеллана нашли в разгромленной комнате повесившимся, а наш командир бросился на собственный меч. Когда приехали дознаватели из военной инквизиции мы ничего им не рассказали даже под угрозами пыток, расстрела и отлучения. Мы не рассказывали им о том, что командир, напившись, отправился к капеллану, прихватив со склада моток верёвки. Мы не рассказали о том, что всю ночь стояли в охранении по периметру нашего лагеря и попросту быстро и бесшумно устраняли любого, кто пытался попасть на территорию, будь это случайно забредший на огонёк солдат из расположенного неподалёку основного лагеря корпуса, или курьер от командования, которое желало получить отчёт. Тогда в каждом из нас что-то сломалось. Что-то очень важное, но чему нет названия в человеческом языке. Когда дознаватели уехали, мы вскрыли могилу капитана, похороненного, как самоубийца за пределами основного кладбища и тайно направили их в Славянскую губернию, в город Ярославль, к нему на родину, чтобы там его похоронили как подобает.
После этого, нас всегда направляли в самое пекло. Наверное в наказание за молчание на допросах. А может быть и для того, чтобы никто из нас никогда не проболтался о том, что произошло в той деревушке, даже названия которой никто из нас не знал. Удержать высоту от десятикратно превосходящих сил противника? Мы. Уничтожить укреплённый горный бункер повстанцев? Мы. Прокрасться ночью сквозь ряды основного войска язычников и тихо вырезать всё их командование? Мы. Мы даже участвовали в поднятии креста на вершину Эльбруса и уничтожении выстроенного там почти полторы тысячи лет назад храма какого-то языческого божка. Мы выживали и выполняли все, что нам поручат, насколько ни были бы незначительными были шансы на успех. Не знаю зачем. Мы выполняли приказы. Молча и не оставляя врагу даже трупов своих товарищей. Враги от страха бросали оружие и бежали со всех ног не разбирая дороги, стоило им только услышать о том, что наш отряд появился в занимаемом ми районе. Пламенеющие ангелы, карающая десница господа, клинок архангела Михаила. Мы стали настоящими жнецами смерти, нас боялись даже солдаты имперских частей. Многие всерьёз подозревали нас в связях с нечистой силой и чёрном колдовстве, но даже военные инквизиторы старались обходить нас стороной, опасаясь за свою жизнь. Военная компания продолжалась ещё где-то четыре или пять месяцев. Не помню. Говорят, в том было не мало заслуги нашено отряда. Не помню. После событий той ночи, всё что было дальше для меня как в тумане. Обрывки, ошмётки и клочки самых жутких кошмаров, какие только могли появиться в самой глубокой бездне безумия. Воспоминания грешника, мечущегося в аду на раскалённой сковороде.
Те из нас кто выжил, были представлены к высшей награде – кресту святого Георгия, который вручал нам лично Папа прямо в соборе святого Павла в Ватикане. Тогда, когда я стоял на коленях пред ним, кажется я думал о том, чтобы убить его. Нас всех, конечно же, самым тщательным образом обыскали, но для каждого из нас не составило бы труда убить его, да ещё и перебить половину его заносчивых и зажравшихся от спокойной жизни швейцарских гвардейцев голыми руками. Вместе же мы смогли бы, пожалуй, уничтожить всех, кто в тот день был в соборе, да ещё и несколько недель держать оборону, пока на площадь не пригнали бы танковую бригаду, да и тогда мы ещё смогли удерживать позиции какое-то время. Но тогда я удержался. Или меня удержали. Что-то помимо моей воли, что-то извне меня говорило о том, что этим деянием я лишь преумножу свои грехи и чужие страдания, и что я ничего не смогу исправить или искупить.
После того дня все наши, кто получил награду спрятали её как можно дальше, а, может быть, и вовсе выкинули сразу после церемонии, но не я. Я ношу её не снимая, но не как награду, а как напоминание о грехах своих. Это мой сизифов камень и мои ветви терний, что терзают мозг и сердце. Мозг и сердце потому, что души у меня давно уже нет. Она сгорела в пламени пожара, охватившего разрушенную деревню полную трупов. Она была застужена холодным горным ветром, что замораживал слёзы в глазах, когда мы возвращались в лагерь.
Я вернулся домой героем в глазах всей империи. Овеянный славой в войсках и обласканный в Ватикане. К сожалению, а может быть и к счастью, мой отец, который так не хотел отпускать меня на тот путь, который мне пришлось пройти от начала и до конца, не дожил до моего возвращения. Мне предстояло унаследовать место герцога, но я отказался. Несмотря на все уговоры родственников и друзей. Избранник моей младшей сестры был вполне приличным кандидатом в герцоги. Молодой, благочестивый и неглупый юноша из хорошего древнего рода, чьи помыслы были обращены к таким сторонам веры как милосердие и кротость. Он никогда бы не стал таким как я, и этого мне было достаточно для того, чтобы отказаться от всех прав на корону. Мать вскоре тоже покинула наш мир. Она умерла во сне, с улыбкой на устах, а душа её воспарила к небесам. Я молю господа, чтобы сидя возле трона его и восхваляя его, она не обращалась своими помыслами на грешную землю и не омрачалась, видя то, какими грехами полна душа её заблудшего сына. Молодой Эдуард, теперешний герцог Швабрии искал моей дружбы и видел во мне старшего брата, которого никогда не имел. Я всегда был окружён заботой и лаской со стороны своей сестры. Видя, как тяжело далась мне военная служба, они старались сделать всё, чтобы я смог забыть о прошлом. Но они не знали. Не понимали через что мне пришлось пройти, и я надеюсь, что не узнают и не поймут никогда. Несмотря на ни на что, я чувствовал, что становлюсь чужим в своём же родовом замке. Стены в которых веками жили мои благородные предки давили на меня. Раскинувшиеся до горизонта дворцовые сады, залитые тёплым солнечным светом, льющимся с лазурного неба не грели, а словно наоборот, леденили душу. Нет, никто не был тому виной. Никто, кроме меня самого. Это я стал другим. Чужаком в собственных землях.
Однажды ночью я пришёл в фамильную часовню и дал обет. Обет странствия инкогнито во искупления грехов, хотя я прекрасно понимал, что грехи мои искупить невозможно. Кажется о моём исчезновении тогда много писали в газетах, может быть пишут и до сих пор. Не знаю. Я редко позволяю себе возвращаться в Германскую провинцию. Как делали это рыцари прошлого, я закрыл свой герб чёрной материей. Скрыл его словно вор или убийца, идущий на неблагородный поступок. Впрочем, я и есть вор и убийца. Я погасил сотни огоньков жизни и украл тысячи счастливых судеб. Я странствую по свету уже пятнадцать лет и пятнадцать лет именуюсь Чёрным Рыцарем, нося вместо герба чёрный шеврон с крестом голгофы – горы, на которой был мучим и убит сын божий. Я стремлюсь искупить свои грехи, но не надеюсь ни на прощение, ни на милосердие, ибо знаю, что не будет мне ни покоя, ни отпущения грехов. На моих руках кровь, гарь, пепел и сера и мне никогда не будет дано отмыть их в священных водах. Я просто хочу дожить до своей смерти, чтобы отправиться в ад и в отмщение деяниям своим быть мучимым душами тех, что я убил до скончания времён. До того я пытался нести свой крест в одиночку, но с каждым годом ноша всё тяжелее и теперь мне надо её с кем-то разделить. Я понимаю, сколь тяжелое бремя возлагаю на вас, но более у меня нет сил держаться. Знайте, святой отец, что я грешен и не будет мне прощенья ни на небе, ни на земле.

Восход солнца прорезал мрак ночи и сквозь запылённые витражи из дешёвого цветного пластика, изгоняя ночной мрак, заполнивший помещение маленькой деревенской церкви после того, как прогорели последние свечи. На коленях перед алтарём стоял высокий, прекрасно сложенный мужчина средних лет и покрытое множеством шрамов тело его сотрясали рыдания, а дух, выжженный пламенем множества грехов, метался под грозными взглядами святых.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Рамиэль внешне крайне похож на человека, а точнее, на рыцаря. Высокая фигура, немного более двух метров росту, с доброй косой саженью в плечах, все его тело сокрыто пластинами, тяжелого даже на вид, латного доспеха. Руки укрыты в латные перчатки, ноги в сапогах и поножах, массивные наплечники и кираса… Нет ни одной прорехи в этих доспехах, где есть подвижные соединения или нет возможности закрыть латами тело, там надета плотная кольчуга, защищающая владельца… Голова Рамиэля прикрыта капюшоном, под которыми смертному дано увидеть лишь непроглядный для него мрак. Это может казаться лишь игрой света и тени, но, как бы не светило освещение, под каким углом бы не смотрели люди, под капюшоном не увидят они ничего кроме тьмы, ибо нет у него лика. Он ангел, притом тот, кого люди никогда не олицетворяли, потому ликом он обделен.
Броня Рамиэля, это полный латный доспех, цвет которого весьма явно кричит, для человека знающего, что это не боевая броня. Право слово, какая броня может быть подобного золотого оттенка? Притом, настолько солнечно-желтого и дорогого? Это игрушка для парадов, рыцарских турниров и соблазнения дам, а не для боя. На это также указывает отсутствие на броне следов износа, а точнее на ее покрытии не видно единой царапины или скола, даже на сочленениях, что странно, ибо не может же быть броня на самом деле состоять из крайне мягкого золота? На вид, не смотря на цвет, доспех крайне массивный, и прочный. Вычурная на вид броня, закрывает все тело, фактически не оставляя прорех для вражеского оружия. За спиной торчат несколько шпилей, подобно маленьким, декоративным ангельским крыльям, что говорит либо о большом влиянии владельца, что ему позволили носить подобное, либо о его статусе, по той же причине… Однако, более святых символов на броне нет, причем нет совершенно. Ни знамен, ни крестов, ничего. Лишь простая белая туника закрывает нагрудную пластину, удивительно скромная для подобной вычурной брони, она украшена лишь зеленой обводкой по краям.
То, что сильнее всего выдает природу Рамиэля, это не отсутствие его лика и даже не его броня. За спиной его развеваются четырнадцать бело-синих энергетических хлыста, которые ведут себя так, словно живут собственной жизнью. Да, нету никаких перьев и крыльев, ибо эти хлысты и есть крылья его, и если кто усомниться в том, кто есть Рамиэль, и упомянет что-то про перья, то Рамиэль разве что посмеется. Число крыльев может меняться, увеличиваясь до шестнадцати, или исчезая полностью.
Оружием Рамиэля служит его меч, длинный двуручный клинок, отполированный столь ярко что солнце отражается от него так-же как и от его брони. Тонкая на вид рукоять переходит в вычурную гарду, которая, в свою очередь, словно перетекает в широкое лезвие меча. Узкая дола вырезана посередине клинка, и несет скорее декоративную функцию, нежели облегчает вес.
Оружие, также как и броня, также как и владелец, обладают некой, неземной аурой. Аурой совершенства, завершенности… Чистоты.

Далеко не ангельский. Или слишком ангельский. Все-же, он не тот ангелочек-херувимчик которых изображают на гравюрах, не тот кого описывает новый завет… Милосердие чуждо ему, также как и чуждо понятие жалости. Он архангел справедливости, и судит исключительно по ней. Грешнику не будет пощады, вне зависимости от ранга, будь то хоть архиепископ, хоть сам Папа Римский, однако грешнику кающемуся будет дарован шанс искупить грехи. Невинный не будет затронут, даже если это грязный бомж, ибо если нет его вины в его положении, то Рамиэль не имеет права его тронуть.
Отношение к человечеству двоякое, они грешны и слабы, однако они творение божье, а значит, они заслуживают шанса. Они могут творить жутчайшее зло под ликом добра и делать добро одев маску зла. Они могут творить ужасное и прекрасное… Они занимаю Рамиэля. Именно потому, он сделал то, что сделал, ибо чувствовал, что не будет справедливости в том, что происходит и вот-вот случиться. Пусть люди сами забыли о нем, о справедливости, однако это не означает то что он должен остаться безучастным… Раз люди забыли о справедливости, им нужно о ней напоминить.

- Рамиэль, что здесь делаешь ты? – Главнокомандующий армией небес был удивлен внезапным появлением здесь одного из своих безликих братьев. Архангел Рамиэль, в последнее время был редким гостем, как у него, так и у других, безликое воплощение справедливости было словно забыто даже самим собой… Но теперь, облаченный в золотой доспех он стоял пред покоями Его, явно чего-то желая.
- Брат. – Рамиэль склонил несуществующую голову – К сожалению моему, ты единственный к кому могу я обратиться.
- Я слушаю. – Михаил был весь внимание… Справедливость редко когда высказывался не по делу.
- Брат, следя за последними событиями в мире смертных, я не могу не заметить, что происходящее все больше и больше выходит из-под контроля. – Начал Рамиэль.
- Брат, ты же знаешь, мы не можем вмешиваться в дела смертных. Они сами должны разбираться со своими проблемами и бедами.
- Михаил, выслушай меня, прошу! – в голосе Рамиэля слышалась редкая для него эмоция. Отчаяние. – Мы слишком долго закрывали глаза на то, что происходит внизу. Я провел много времени с ангелом Мудрости, в поиске и анализе… И выясненное мной не улучшает положение. Все свершается точно так, как и он предсказал – Рамиэль до сих пор помнил день, когда истинная вера восторжествовала в мире смертных. Небеса ликовали при этом дне, ведь не это ли является истинным рассветом человечества? Следование вере, чистота души и тела, стабильность развития общества и науки… Но, были и те, кто молчал на этом празднике. Ангел Мудрости еще до этого выражал свое сомнение в правильности происходящего, он сомневался в том что единая вера пойдет миру на пользу. Он утверждал, что для человечества, как для существа свойственно то, что без борьбы он загнивает, увядает. Без конкуренции человечество замрет в развитии. Сомневался он и в правильности религии людей, что вызывало у других лишь усмешки. Какие могут быть сомнения в правильности веры? Но, Рамиэль молчал вместе с Мудростью. Он, будучи другом Мудрости, знал что религия и вера, вещи разные, причем, иногда, в крайностях. На этом празднике не было и Ангела Смерти. Потом, Рамиэль был свидетелем ка слова Мудрости сбываются, как наука останавливает свое развитие, как возможность летать была оставлена людьми как еретичная… Сколь много было глупостей, которые пошли от религии? – Человечество и без того находится на закате. Они проедают то немногое, что у них осталось, они живут не развиваясь. Технологии стоят в развитии, вера превратилась в религию, когда люди бездумно делают ритуалы. Делают, потому что так надо, а не потому, что так велит им сердце, понимаешь, Михаил?
- И? – Михаил внимательно слушал Рамиэля
- Церковь стала просто сборищем торгашей! Про справедливость забыли, причем забыли как сверху, так и снизу. Инквизиция это лишь верные псы власть имущих, сжигающие на кострах всех неугодных – Рамиэль знал о чем говорил, ведь в отличие от многих братьев, он следил за людьми. Он умолчал еще о многом… О женщинах – бездушных существах, однако в которых удовлетворяли свою похоть говорящие эти слова священники, о еретичных знаниях, тогда как люди искали способы жить лучше, а не призывать демонов… Он знал это, потому что следил за ними. То, что их оставили без внимания, казалось ему не слишком справедливым. – И, что самое главное, пророчество. Ты ведь в курсе его, Михаил?
- Да, я в курсе, Рамиэль. – спокойно ответил архангел. Ни единой эмоции, ни единого лишнего движения.
- Оно сбывается. Лилит уже рождена, и теперь ситуация стала… Она вышла из под нашего контроля брат. Почти полностью. По земле разгуливают демоны, демоны во плоти. Они развращают людей, они убивают людей и забирают их души, они готовятся исполнить пророчество. Лилит последует свою судьбе, и все будет кончено, Михаил!
- Рамиэль, брат мой. – Михаил подошел к архангелу и положил ему руку на золотой наплечник – Нет беды в исполнении пророчества. Оно исполниться, и приведет к сказанному в библии, к концу света, к войне небес и ада. И ты будешь нужен мне, нужен нам, нужен небесам как никогда. Когда-то, мы плечом к плечу сражались с порождениями тьмы, и близиться день когда это повториться.
- Брат. – Если бы Рамиэль мог, он бы прищурился – Ты ведь понимаешь, что ситуация может не развиваться именно так. Что она не должна развиваться так. – С подозрением произнес Справедливость. Он что, один был видящим в царстве слепцов? Почему его братья так отказываются смотреть правде в глаза? – Наша политика невмешательства привела к этой ситуации. Мы не сделали ничего, чтобы предотвратить пророчество, и скоро ад разверзнется.
- Так было сказано в священном писании, Справедливость. Это должно случится. – Холодно ответил Михаил
- Пророчество не было в Священном писании. И разве это писание писали не люди? – С подозрением ответил вопросом Рамиэль. Что-то в словах Михаила не нравилось ему – А пророчество это лишь слова людей, ему вовсе не обязательно сбываться!
- Пророчества вкладывает Всевышний в головы людей – Строго произнес Михаил – Потому это пророчество должно свершиться!
- Пророчества это лишь слова безумных людей – твердо стоял на своем Рамиэль – А даже если это не так, они тысячи раз были пересказаны и перевраны людьми! Мы - небеса, мы не можем опираться на слова людей!
- Рамиэль, брат, ты заходишь не в свои дела. – Голос Михаила стал еще строже – Что же касается людей, то древние законы небес однозначны, мы не должны вмешиваться в ход жизни людей. Они сами должны научиться идти, потому мы оставили их. Мы не должны тащить их за собой.
- Тащить да – согласился Рамиэль – Но мы бы могли направлять их путь. Брат, пойми, сейчас не время для теологических споров. Пока мы спорим, демоны в мире смертных обретают силу. Готовятся к концу света, а точнее готовят его. Если мы не вмешаемся, родится Антихрист! Михаил, эта та ситуация, когда из правил должно быть сделано исключение – Рамиэль попытался воззвать к мудрости Михаила – Подумай сам, что произойдет с его рождением?
- Так должно быть, Рамиэль, как ты не понимаешь? Как было сказано в писании священном, так оно и будет! Будет апокалипсис и страшный суд, ибо он должен быть! – Но Михаил был непреклонен. Рамиэль, услыхав эти слова отшатнулся от своего брата. Он не узнавал того доблестного воина, которым был Михаил для него… Словно его заменили.
- Должно быть? А думал ли ты, что произойдет с миром, когда орды демонов придут туда? – В ужасе спросил Рамиэль.
- Я знаю это не хуже твоего, брат. – Михаил же был абсолютно спокоен.
- Но почему…
- Потому что так сказано! Таковы были Его слова! – Наконец Михаил повысил свой голос до крика.
- А думаешь ли ты, сколько невинных мы обрекаем на смерть? Сколько будет павших в этой войне? – Рявкнул в ответ Рамиэль. Его крылья-хлысты беспокойно развеивались за спиной – Сколько погибших? Насколько кровавую жатву соберут демоны? Ты хочешь это допустить? – Рамиэль твердо посмотрел на Михаила – Это несправедливо. Люди не заслужили подобного.
- Не в наших правах обсуждать Его решения. – ответил Михаил.
- Его ли решения? Мы так и не знаем, было ли это пророчество дано Всевышним или Люцифером! Могло быть все что угодно, но если Антихрист родиться, а все идет к этому, то будет апокалипсис. Смертные не заслужили этого. Наказывать всех за грехи кучки людей, это несправедливость!
- Брат, ты вновь заходишь…
- Нет, это ты заходишь не в свои дела! – Воскликнул Рамиэль. От отчаяния он осмелился перебить Михаила, чего бы никогда не позволил бы в себе раньше – Я есть справедливость. Я решаю что справедливо а что нет!
- Ты берешь на себя Божественный промысел!
- Он сам назначил меня на роль Справедливости, и я буду исполнять это предназначение, Михаил! – Рамиэль начинал отчаиваться, видя, что не может пробить эту оболочку вокруг Михаила. – И я говорю, что резня, которую устроят нечистые в мире Смертных это не есть справедливость!
- Согласно древним законам, мы не в праве вмешаться! – И действительно, Михаил был прав… Но, разве не был прав Рамиэль?
- Но мы обязаны это сделать! Если этого не сделать… - Но, на этот раз Рамиэль был прерван.
- То все решиться так, как Он сказал!
- Мы не знаем, Он ли это сказал! – Рамиэль тяжело вздохнул. Время уходило как песок сквозь пальцы… Пока они спорили, демоны строили свои козни, и готовили прорыв всего ада на этот несчастный мир. Беспокоил Рамиэля и тот момент, что в войска небес входило все больше новообращенных. Новорбранцы, безликие, фанатичные верой, но в остальном совершенно слепые. Детища религии но не веры. Технически, они делали все как надо… Но в них не было понимания. А старых Ангелов было все меньше, по крайней мере в процентном отношении. И Рамиэль искренне сомневался в силе этих новичков, а ведь резня в мире смертных, в конце концов должна будет перерасти и в битву Небес с Адом. И тут, страшная мысль поразила его – Михаил, мы что, не собираемся вмешаться, даже тогда когда демоны прорвуться?
- Мы вмешаемся тогда, когда сказано Священным Писанием.
- А где гарантия того? Где гарантия, что мы не останемся сидеть, в то время как демоны будут свирепствовать? Михаил, даже если мы не будем сидеть, то справятся ли наши войска?
- Война это мое дело, не твое, Рамиэль. Твои вопросы получили ответы, потому уходи. – Михаилу тоже надоело переливание из пустого в порожнее, но у Рамиэля было свое мнение.
- Еще нет. – Твердо сказал он – Остался вопрос с пророчеством.
С грохотом стекла, изломанная фигура Рамиэля летела вниз шпиля Всевышнего, к падая к Залу Правосудия, там, где принимались ключевые решения составом Архангелов, там где заседал Рамиэль. Затея войти в покои к Всевышнему в обход Михаила была глупой… Архангел войны был сильнее Рамиэля, сильнее во множество раз. Истекая золотой кровью из трещин в броне, Рамиэль все-же нашел в себе силы чтобы выпустить свои крылья, и остановить свое падение. Но, в зале его уже ждали. Молодые Ангелы уже ждали его обнажив клинки. Тяжело приземлившись, Рамиэль, встав с колена, извлек свой клинок. Со всех сторон летели обвинения, его называли богохульником, его обвиняли в святотатстве… Его, Архангела Справедливости хотели судить?
- Вы не имеете права судить меня! Ибо я и есть справедливость! – Громогласно заявил он. Будучи архангелом, его ранения затягивались быстро, трещины в брони исчезли а крылья яростно гудели от напряжения. Он легко мог уложить здесь всех этих молодых нахалов, но не хотел. Теперь все стало на свои места. Индифферентность небес на всем протяжении людской истории, нежелание даже подтолкнуть людей на истинный путь, образумить их немного, нежелание делать ничего, даже когда демоны разгуливают по городам Земли. Небеса зарвались. Они бездействовали, бездействуют, и будут бездействовать… Рамиэль не был таким. Он не мог себе это позволить, он не мог сидеть и ждать, зная, что свершиться, если все пойдет по этим рельсам. Раз небеса не желали вмешиваться, то Рамиэлю придется все брать в свои руки… Он больше не может называться их братом. Именно поэтому, Справедливость вогнал меч в стеклянный пол. От правой руки расцвела вспышка, образовав множество полей с рунической вязью по периметру. Рамиэль освобождал всю свою силу, дабы уйти в изгнание. Он сделает то, что бояться сделать другие…
- Мне жаль тебя, брат. – Раздался холодный, металлический голос. То был Ангел Смерти, один из его друзей. Его массивные доспехи, цвета смерти, черного цвета, отражали сияние от рунических полей, его лицо было сокрыто шлемом-черепом, на ножнах висел массивный меч – Но ты выбрал свой путь, потому я не позволю им мешать тебе.
- Спасибо брат.
- Не надо благодарить меня, Рамиэль – Голос Смерти был все также холоден – Я не разделяю твоего мнения и твоих взглядов. С другой стороны, ситуация мне тоже не нравится… В отличии от твоих, мои руки связаны. Мне жаль что ты уходишь… И надеюсь что Он простит тебя. – все столь же холодно сказал Смерть – Не трогайте его. – Рыкнул он на молодежь – Он таких как вы, если захочет, может толпами уничтожать. Если он хочет уйти, да будет так. Не нужно нам здесь еще одно братоубийство. – С этими словами, пол под Рамиэлем треснул, высвобождая Архангела в изгнание. Тогда, в ночью, над одним из городов смертных, был замечен метеор с синим хвостом.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокий мужчина, с пепельными волосами до плеч. Рост 213 см, вес 98 кг. Глаза синие, грудь и спина в рваных шрамах. На спине татуировка с грифоном.

Довольно жесткий человек; в бога верит, но не верит в церковь; одиночка (что не мешает любить девушек), при этом помогающий другим. Иоан имеет суицидальные наклонности (отсутствие страха), но при этом ценит свою жизнь. Верит в интуицию, считая что на от бога. Не любит зло.

Отца Иоана, сожгли на костре когда парню было 8 лет. Мать вскоре инквизиция тоже сожгла. Клеветчики хотели и на ребенка кляузу написать, но Киниш ушел из дома. Киниш всегда верил в бога, но понимал что церковь - зло. 15 лет Киниш провел в странствованиях, порой помогал людям становившимся жертвой инквизиции. Иоан верит в то, что надо уничтожать как культистов, так и церковников, из-за чего стал врагов в обоих лагерях.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Силитиус Ден Робар – уже немолодой мужчина, который несмотря на возраст продолжает поддерживать себя в приличной физической форме. Высокий, статный, властный, вот те слова, которые приходят на ум при взгляде на него. Всегда брит налысо, лицо испещрено сетью морщин и шрамов, а губы словно кривятся в презрении, хотя это лишь следствие ожогов, которые стягивают кожу в уголках рта. Взгляд карих глаз словно пронзает насквозь и видит всю душу, насквозь, каждый грех и каждую добродетель. Спина целиком покрыта жесткими рубцами, так что кожа больше напоминает тонкий панцирь или чешую - следствие постоянных самоистязаний, которым Силитиус Ден Робар подвергает себя, оплакивая душу каждого еретика и неверного.

Религиозен до фанатизма. Если его Вера чего-то требует, он добьется этого любой ценой, переступая через жизни даже обычных людей. «На все Воля Его» - нередко произносит Силитиус, наблюдая за пытками очередного еретика. Невероятно целеустремлен и несгибаем. Именно эти качества позволили ему добиться его сегодняшнего положения.

Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки.
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит...
Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь...
Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем...
Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…
(Книга Екклизиаста. I 4-11 )

Сил родился в семье, далекой от церкви настолько, насколько это было возможно. Разумеется, его родители исправно платили налоги, ходили в церковь, слушали проповеди, но все это лишь чтобы не попасть под подозрение Инквизиции. На самом деле отец Сила никогда по-настоящему не верил ни в Бога, ни в Дьявола, ни в Лилит, ни в загробную жизнь. «Никто не заберет тебя в рай, - говаривал он, приходя с работы и усаживаясь в любимое кресло, - ты будешь просто кормом для червей». Мама Сила была другого мнения, но постепенно отец заставил и ее пересмотреть свои взгляды. Тому же он учил и своего подрастающего сынишку. А однажды то ли отец проговорился где-то, то ли мать пожаловалась подругам, а те уж выдали, но в дом пришли Инквизиторы и увели обоих родителей, да и самого мальчика отправили в ближайшую церковь, чтобы проверить, насколько глубоко ересь укоренилась в его юной голове. По счастью, священник оказался не из тех фанатиков, что бросают на огонь всех подряд. Он начал воспитывать Сила, учить его церковным наукам и объяснять, почему вера – это хорошо, а за неверие отправляют на костер. Сил подрос и вскоре учитель отправил его в Ватикан, увидев, что в мальчике разжигается пламя веры и что он ему дать больше ничего не сможет. Вскоре Сил сменил имя на Силитиус, чтобы как-то подтвердить свой статус и отказаться от прошлого, связывающего его с родителями. Он начал проявлять небывалое рвение, стал сам читать проповеди перед народом. Вскоре ему предложили место в Ордене Святого Галомея-Великомученника, как выдающемуся священнослужителю. Там его начали обучать и военному ремеслу: сражению с булавой, стрельбе, основам рукопашного боя. Научили подбирать верные слова, чтобы вести за собой людей. Через какое-то время Силитиус Ден Робар, взявший вторую часть имени от фамилии того священника, что когда-то приютил его, стал правой рукой главы Ордена, а когда тот погиб, сражаясь с еретиками и демонопоклонниками, то занял его место. Каждый день он оттачивал свое мастерство сражения, читал проповеди и молитвы, воодушевлял людей на битву и вел Орден к еще большему процветанию. Порой он и сам выходил на охоту, чтобы лично изгонять демонов и сжигать еретиков. На одной из таких охот он и получил ожоги, обезобразившие его лицо. Совсем скоро Силитиуса Ден Робара узнали как властного, крепкого и сильного руководителя, который не остановится ни перед чем, чтобы искоренить ересь, какой бы цены это не потребовало.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Внешне ничем не примечателен: среднего роста и обычного телосложения, тёмные волосы и светло-голубые глаза. Возраст 38 лет или около того. Носит обычное одеяние католического монаха, а так же маску чумного врача.

Твёрд в своих убеждениях, беспощаден к еретикам и врагам церкви. Верует в господа до фанатизма, готов доказать и внушить любому истинность веры коленным железом . Среди его «клиентов» нет такого еретика который отправляясь на тот свет с пыточного стала не раскаялся и не признал бы истинность веры в Иисуса Христа.

Родился в семье Александра Ван Рибака, владельца алмазных копей в ЮАР. Алан рос в атмосфере набожности и благочестия. Его отец придерживался традиционных взглядов и именно поэтому старший сын Карл пошёл по военной стезе, а младший Алан был зачислен в духовную семинарию. С отличием закончив сие учебное заведение поступил в Пражский университет на кафедру теологии, там же впервые прочитал «Молот ведьм» Якова Шпренгера . В старших курсах увлёкся хирургией и достиг больших успехов в этом деле. Окончив университет принял сан. Поступил в помощники к инквизитору Густаву Штерну который в тот период расследовал факт ереси и оккультизма среди военных чинов. Именно тогда Алан утвердился в мысли, что открытый разум подобен распахнутым воротам осаждённой крепости. Всё больше понимая цели и задачи инквизиции, Алан совершил прорыв в деле о ереси среди военных. И каково же было его изумление когда он узнал, что его старший брат Карл был одним из инициаторов. После задержания виновных, Алан получил особую директиву от Густава Штерна на то чтобы лично добиться от родного брата раскаяния. В тот дождливый вечер, даже охрана, привыкшая ко всему вышла из камеры, а эхо от криков пытаемого были слышны по всему каземату. Ересь была доказана и искоренена – все виновные были публично сожжены на костре тем же утром. Немного позже инквизитор Штерн написал рекомендательное письмо, в котором отметил все достоинства молодого Ван Рибака. Спустя месяц Алан отправился в Ватикан где был возведён в сан инквизитора. С тех пор прошло немало лет и слава о непреклонном инквизиторе разнеслась далеко за пределы папского дворца. Многиё церковные льстецы в полголоса называли Алана Ван Рибака новым Томасом Торквемадой.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Невысокая демоница с пышными угольно-черными глазами и волосами, изогнутые рожки, длинный хвост и большие перепончатые крылья, стройные длинные ноги, ниже колен переходящие в птичьи лапы.
Бархатная кожа цвета жженого сахара и карминные губы.

Принимает любой человеческий образ соразмерно желаниям жертвы...Сегодня она - голубоглазая блондинка, нежная и чуть прозрачная...но черты лица, голос и фигура остались демонически-прекрасными...

Немного неуравновешенная и спонтанная, чувственная и простая, откровенная и изощренная..она демон...но очень неопытный и поэтому, легко подпадающий под влияние сильных личностей.

Она не признавала никаких запретов...тем более запретов морали.
Созданная в глубинах ада, чтобы нести в мир порок, она не представляла себе иного пути существования, кроме поклонения греху. Совсем юная и неопытная (всего лишь 150 лет), со свойственному юности максимализму, она истово верила в свои идеалы, и поэтому напросилась на задание раньше положенного срока.
Попав в мир людей, она тщательно выбирала первую жертву...но, как обычно, распорядилась судьба, и вместо пожилого пастора Святой Церкви, на ее пути встал другой человек...обалдуй и антиморалист Мигель.
Прокравшись в мысли Святого отца, она долго наслаждалась грехами исповедующихся ему людей...пока не нашла в куче "мусора" кое что...т.е. кое-кого интересного.

Каждую ночь с того дня приходила в сны парня демоница, соблазняя и изводя его своей страстью, пока он не стал грезить о ней не только во сне, но и наяву...
Поджидая новую жертву на ночном шессе, демоница сама попала в сети таких же черных, как и у нее, глаз...

Сев на галантно предложенное место его машины, юная белокурая девушка в скромном белом сарафане и вязаной кофточке немного хищно облизнулась...но Мигель этого не заметил...а зря....

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Брюнетка, ростом около 175 сантиметров, стройная, длинноволосая, глаза темные, почти черные.

С виду легкомысленная, но внутри очень серьезная девушка, улыбчивая, отзывчивая. Не любит обманывать, но при необходимости легко это делает.

Девушке снился сон. В очередной раз один и тот же сон, уже который год подряд.

Она была в какой-то темной комнате с единственным окном, закрытым ставнями... или забитым, было непонятно. Сквозь щели в досках она видела, что снаружи собралась внушительная толпа, и несколько человек из этого сборища уже направились куда-то, видимо, к парадному крыльцу дома. Через несколько секунд раздался громкий стук в дверь. Девушка встрепенулась, огляделась... На узкой кровати перед ней лежали два больших свертка. Бережно подхватив один из них, девушка отогнула край покрывала, в которое тот был завернут. Взгляду открылось спокойно-умиротворенное личико спящего младенца. Нежно поцеловав его, она одной рукой стянула с шеи красивый резной медальон, надевая его на шею ребенка, вновь поцеловала дитя и, закрыв покрывалом, оставила на кровати между подушек. Что-то тихо прошептала, прощаясь с ребенком и называя его по имени... Затем девушка подхватила второй сверток, обращаясь с ним куда менее бережно, прижала его к груди и кинулась прочь из дома через темный ход.

Её заметили почти сразу. Несколько человек кинулись в погоню, остальная толпа направилась следом, раздались громкие обвиняющие выкрики. Ей почти удалось добежать до моста, когда её наконец догнали и повалили на землю. Кто-то несколько раз ударил её ногами, но девушка не чувствовала, закрывая собой сверток. Увидев это, сверток отобрали, развернули... В одеяла оказалась завернута мертвая девочка, судя по всему, новорожденная. Раздался чей-то смех, кто-то глумился, крича о том, что она настолько обезумела, что не может мертвого ребенка отличить от живого. Младенца кинули в реку, девушка заплакала... Ей связали руки и поволокли на площадь, где уже был разложен большой костер. Привязали к столбу в его центре. Кто-то зачитал приговор, девушка слышала лишь отдельные слова: ведьма... двадцати лет... Лилит... Затем стало нестерпимо жарко и душно...

Сон прервался внезапно, спящая девушка резко открыла глаза... Ей слышались голоса, которые шептали ей, неустанно повторяя: "Лилит... Ты наша, Лилит..."

Она знала, что Лилит - её настоящее имя. Но надеялась, что никто об этом никогда не узнает. Родители называли её Кэти-Сьюзан, и все окружающие знали её именно под этим именем.

Кэти было 19 с небольшим лет, она жила в благополучной семье, родители любили её без памяти. Она получила хорошее образование, у неё было несколько подруг, даже молодые люди пытались ухаживать. Ей не хотелось, чтобы что-то изменилось.

Однако ей несколько лет назад начали сниться такие вот странные кошмары. Во сне ей было 20 лет, и девушка с ужасом ждала своего следующего дня рождения, который приближал её к событиям сновидения.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокий блондин с голубыми глазами.
Рост: примерно 180
Возраст: 26
Волосы до плеч собранные в хвост.


Мотоцикл.

Уверенный в себе, мужественный и похотливый любитель хорошо пошутить.Порой ведет себя как настоящий ребенок. Некоторая инфантильность, в то же время, совершенно не мешает ему великолепно обращаться с оружием.

Когда-то он был рыцарем на службе у церкви, не просто рыцарем, а главой отряда охотников на демонов. В один не очень прекрасный день его отряду приказали уничтожить демона... После той бойни лишь Даниелю удалось уйти с поля боя, неся на плече тяжело раненного друга, но далеко уйти ему не удалось... Демон, в облике 11-летней девочки, в упоени вырезавшей весь его отряд, десятью минутами ранее, все-таки настиг его. Житель Ада истязал своих пленников очень долго. Во время пыток Таннер тешил себя мыслью, что хотя бы его друг, умер от ран еще до пыток... Вдоволь наигравшись мучениями выжившего Даниэля, демон нанёс ему удар в сердце. Рыцарь, лёжа с пробитой грудной клеткой в луже собственной крови, сквозь алую дымку видел, как к демону подошёл человек в одеждах кардинала и набросил ей на плечи свой плащ

Когда, через несколько месяцев, Даниэль очнулся в отдаленном монастыре, он обнаружил, что все его имущество и земли перешли к церкви, так как его уже заочно похоронили, и никто не ожидал его возвращения к жизни. Бывшего дворянина просто вышвырнули на улицу как какого-то нищего, стоило ему только немного поправиться. Потеряв все, кроме своей гордости и чести Таннер направился к одному задолжавшему ему кардиналу за разъяснениями, однако Даниэлю удалось получить от «должника» лишь пару пистолетов, доспехи, да мотоцикл. Впрочем, Таннеру этого было достаточно. Однако, несмотря на свое чудесное воскрешение из мертвых, Даниэль утратил веру в церковь и, как следствие, в бога, что вынудило его бросить службу в качестве вассала церкви.
С тех пор прошло уже несколько лет, Таннер путешествовал по миру как наемник, выполняя те или иные поручения от церкви, некоторых кардиналов или знати. Ему было всё равно, какой из этих сторон продать своё умение сражаться – оно доставалось тому, кто больше заплатит...

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Лоренцо крупный мужчина, среднего роста, уже в летах, с сединой в тёмных, прикрывающих уши, волосах. У него карие, больше всего подходящие под определение "добрые", глаза. Он полноват, улыбчив и прям таки излучает вокруг себя спокойствие.
Носит рясу, подпоясанную чаще всего кожаным поясом на который крепятся холщовые мешочки с различным, необходимым на данный момент содержимым. Иногда берёт с собой кожаную сумку, через плечо. Обут в сандалии, на груди старый серебреный крест.
Внешне чем-то напоминает лесного кота - то ли габаритами, то ли мягкими движениями, то ли привычкой довольно щуриться.

Спокойный, уравновешенный – сначала думает, потом делает. Хорошо разбирается в людях, быстро находит подход к каждому, считает своим долгом утешать страждущих и облегчать страдания. Терпелив. Не любит излишнюю фанатичность и агрессию, считая, что наставить на путь истинный можно каждого, другой вопрос на сколько это будет сложно и стоит это делать вообще в таком случае. Всегда выслушает и, если это необходимо даст совет. Иногда любит говорить загадками.
Питает слабость к головоломкам.
Если расходится с собеседником во взглядах будет мягко, но упорно отстаивать свою точку зрения, в случае отсутствия у оного убедительных доказательств.

Лоренцо, когда-то носивший фамилию Конти, был младшим сыном из ничем особенно не примечательного итальянского рода. Средний класс, кое-какой титул, часть денег, часть земель с виноградниками, которые абсолютно естественно доставались старшему сыну. У него было три пути – сидеть дома и ждать подачек от старших (наняться управляющим или помощником тоже входило в перечень «подачек» юного Лоренцо), уйти наёмником зарабатывать себе на собственные территории или уйти в монахи.
Горячее сердце юного итальянца, конечно же выбрало второй путь. Ведь и впрямь, это же так красиво – рассказывать о собственных приключениях, ловить восхищённые взгляды девушек, делать то что хочешь и получать за это деньги. …на практике всё оказалось совсем не так. Много грязи, крови, боли и бесчестия. Через несколько лет, Лоренцо проснувшись (а правильней будет сказать – очухавшись с жутким похмельем) в очередном клоповнике, с очередными синяками и не стоящей на ногах девкой осознал, что больше так жить не может. Или не хочет, что было вернее в его случае. Тогда Лоренцо вспомнил о третьем пути.
У него и при жизни наёмника был талант утешать, в Бога он не переставал верить даже в самых сложных ситуациях, поэтому он ни разу не сожалел о своём решении. Как о первом (которое дало ему необходимый опыт, стремления, смирение и знания) так и о втором.
Долгое время он занимался наукой и изучением, то чего ему очень не хватало в своей предыдущей жизни. Больше всего его интересовали люди, по праву считающиеся лучшим творением Господа – их способ мыслить, приходить к тому или иному выводу. Их действия в критических ситуациях, скрытая суть и сила, проявляющаяся далеко не всегда.
Накопив эти знания до определённого уровня он попросил разрешения быть включённым в одну из групп инквизиторов, колесящих по стране. У этого действия было две мотивации – первая, это конечно же возможность продолжать своё изучение, вторая же возможность поставить всех тех грешников (или просто оступившихся) на путь истинный.
А взят был скорее всего по причине умения «развязывать» языки не применяя ничего из физического арсенала. Хотя, возможно, так же сыграло не последнюю роль прошлое Лоренцо, хотя ему самому было всё равно – главное он получил возможность.

Сейчас Лоренцо второе лицо в Ордене после Дэна Робара, сподвижником которого является с давних времён. Поговаривают даже, что он его приемник.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Светловолосый мальчишка. Альбинос. Невысокий, худой, с озарённым лицом, прям иконы писать можно. Производит впечатление милейшего, виктивного создания, с которым хочется поделится своими тайнами и излить душу.
На вид лет 15. Одет в светлую, свободную одежду. Никакой синтетики. На голове венок из терниев, но, видимо сделанный специальным образом, поскольку шипы есть, а следов крови нигде нет.

Мягкий. Говорит тихим, приятным голосом, который хочется слушать и слушать. Часто анахроничен. Иногда любопытен. Такое чувство, что мира видел мало - удивляется казалось бы простым вещам. Доверчив.

Сирота, взрощен орденом. Эксперимент "Терновый Венец". Считает Лоренцо наставником. В выездах ещё не разу не участвовал.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокая демоница с пышными угольно-черными глазами и волосами, изогнутыми рожками, длинным хвостом и большими перепончатыми крыльями, стройными длинными ногами, ниже колен переходящими в птичьи лапы.
Бархатная кожа цвета жженого сахара и карминные губы.
Принимает любой человеческий образ соразмерно желаниям жертвы.

Немного неуравновешенная и спонтанная, чувственная и простая, откровенная и изощренная... Она - демон, но очень неопытный и поэтому легко подпадающий под влияние сильных личностей.

Она не признавала никаких запретов... Тем более, запретов морали.
Созданная в глубинах ада, чтобы нести в мир порок, она не представляла себе иного пути существования, кроме поклонения греху. Совсем юная и неопытная (всего лишь 150 лет), со свойственному юности максимализму она истово верила в свои идеалы, и поэтому напросилась на задание раньше положенного срока.
Попав в мир людей, она тщательно выбирала первую жертву... Но, как обычно, распорядилась судьба, и вместо пожилого пастора Святой Церкви, на ее пути встал другой человек... обалдуй и антиморалист Мигель.
Прокравшись в мысли Святого отца, она долго наслаждалась грехами исповедующихся ему людей... Пока не нашла в куче "мусора" кое-кого интересного. Каждую ночь с того дня приходила в сны парня демоница, соблазняя и изводя его своей страстью, пока он не стал грезить о ней не только во сне, но и наяву...

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.