Dies Lacrimarum: Дорога костей (Заморожена) | ходы игроков | [Абиссария] Владения рода Ван Тейн

Не самый большой участок южных земель у границ Абиссарии, которыми правит семейство Ван Тейнов. На данный момент в родовом поместье пребывают лишь двое братьев - Николас и Натаниэль. Последний является некромантом, пусть и не занимает высокого положения в ордене Небезиаль. Первый состоит в ордене Светоносного, не так давно был шпионом в Ватиканской империи, но отошел от дел после провалившегося наступления на Моргот. Любой некромант может сказать, что Николас зарывает дар в землю, занимаясь заведомо не своим делом, но причины, по которым он не выбрал цитадель Зонариа, по ей день остаются неизвестными.
Сама область довольно процветающая, насколько это вообще можно сказать об абиссарийских землях, но поместье очень старое и выстроено в классическом стиле, каких не строят уже давно. Возможно потому остальная часть семейства Ван Тейн предпочитает новую резиденцию, расположенну. северней и ближе к оживленным городам.

Пусть семейство Ван Тейнов и нельзя было назвать влиятельным в пределах всей страны, но юго-западные границы с Элергордом оно держало крепко. Сейчас, правда, в старинном поместье стало очень людно: Натаниэль Ван Тейн вместе с братьями и сестрами из Ордена Небезиаль занимался какими-то своими делами, а Николас Ван Тейн принимал гостей из Ордена Светоносного. Пусть они были всего лишь проездом, чернокнижник спокойно играл роль радушного хозяина, показывая гостям старинное поместье. Хотя оно имело все шансы на то, чтобы именоваться древним - в подобном стиле в Абиссарии уже пять сотен ничего не строили, так что Джилеберу было на что посмотреть. Что до Саломеи, то амбициозная мастер-демонолог засыпала Николаса вопросами касательно положения дел в Элергорде, правда в ответ получала не совсем то, что хотела бы. Чаша Калидуэн находилась в Фенаре и проблема была только в том, что просто так никто её не отдаст. Местоположение же Клинка Молний было неизвестным и призванные мелкие демоны клялись троном Люцифера, что он не стал трофеем Молоха. Разумеется, эстет-демогоргот вполне спокойно прислушивался ко всем этим разговорам и подмечал интересные детали вроде того, что сам по себе Николас - человек весьма средних способностей, но вот мелькавшая пару раз в коридорах беловолосая миловидная девушка казалась его второму глазу как уже прошедшая через пламя Преисподней и лишь недавно вернувшейся в мир смертных. Такое под силу было лишь очень опытному чернокнижнику или же Ван Тейн смог заключить некую сделку... Но пока что визит двух демонологов провинциальное поместье проходил вполне обычно, даже скучно.

С первым же шагом за порог старинного особняка из легких Джилебера вырвался едва слышимый глубокий вздох, в котором, к вящему неудовольствию абиссарийца, можно было даже уловить легкие посипывающие нотки. Отклонения эти были замечены мужчиной еще несколько месяцев назад, и с тех пор проявлялись все чаще: сначала пару раз в неделю на глубоком выдохе, теперь уже чуть ли не единожды в день. Сказывались проклятые смолящие сигары. Казалось бы, сколько есть способов лишить человека боли: уколы, таблетки, наговоры, чернокнижие и мезмеризм. Среди солдат на Элегордском фронте даже медленно, но неостановимо, словно чернильная клякса в прозрачной воде, распространялись увлечения духовными практиками и дисциплиной тела. Ни один способ не подходил. Все было либо слишком неудобно (будет еще чернокнижник при высоких гостях, словно заправский наркоман, колоть себе в шею растворы из ампул), либо почти не помогало. Оставалось курение. Поначалу де Кетт отнесся к этому средству с энтузиазмом, хотел даже начать писать стихи, пока был под эффектами. То, что получалось… не выдерживало никакой критики. Как оказалось, наркотики сильно переоценены. В итоге, все что изменилось в жизни Джилебера – запах его вещей, да оттенки звучания голоса. Но вздох вызвало, однако, не острое желание проверить состояния своих прогорклых легких.

Порой получавший ранее удовольствие от общения с окружающими граф замечал набегающее волной необъяснимое раздражение, когда ему нужно было общаться с большими скоплениями людей, как, например, сегодня. Иногда, демогоргот списывал это чувство на мрачное настроение, иногда на последствия преображения. В любом случае, проблемой это было незначительной, и, к счастью, какого-то лекарства еще и от этого мужчине не требовалось. Хотя заметка о том, что неплохо было бы как-нибудь развеяться необычным способом, все-таки появилась на задворках его разума. Сейчас, однако, граф должен быть целиком посвящен предстоящему вечеру. Очередная сдержанно-улыбчивая личина заняла свое привычное место на восковом лице. Демогоргот, скользнув полами черного атласа по плитам холла, вошел в общую залу и позволил течению событий захватить себя.

«Николас, старый друг, я так рад тебя видеть», - теплое рукопожатие. Достаточно крепкое, чтобы подчеркнуть искренность чувств, но спокойное и не длящееся слишком долго, чтобы не показаться растроганным или не интересующимся другими присутствующими. «Неужели это то самое прекрасное родовое поместье Ван Тейнов ? Ты же ведь не откажешь в любезности показать мне его ?»

«Мадам Луазье, вы сегодня необычайно свежо выглядите. Эти изумруды идут вашим глазам. Как поживает ваш муж ? А любовники ? Прекрасно, прекрасно. Передавайте от меня привет всем четверым».

«А вы, стало быть, – барон Кириш ? Несказанно рад познакомиться. Наслышан о вас и вышей музыке, молодой человек. Считаю, вы произвели настоящий фурор в Мактатусе тремя неделями ранее…»

«Ах, барон Колестор, сколько лет! Вы же все еще помните о моем приглашении на обед ? Я просто вынужден отплатить за тот чудесный вечер. Нет-нет, ну что вы».

За всеми этими взаимными раскланиваниями и беседами Джилебер все чаще и чаще обращал внимание на то и дело мелькавшую на самом краю его поля зрения изящную беловолосую девушку. Очарованный ее лебединой грацией и прекрасной фигурой, чернокнижник со временем заметил, что только и думает о том, чтобы узнать, кто она такая, тем более, что помимо красоты в ее облике чувствовалось еще и нечто необыкновенное, несущее оттенок Инферно. Это интриговало. Но все же граф де Кетт намеренно не заговаривал о незнакомке ни с гостями, ни с хозяином: Абиссарийцу хотелось узнать о ней все самому из первых, если так можно выразиться, рук. Но, как назло, к потрясающей грации прилагалось и недюжинное проворство. Намеренно или нет, девушка каждый раз умудрялась скрыться за поворотом очередного коридора или отрезать себя от чернокнижника группкой желающих общества Джилебера гостей. Долго ли, коротко ли, наконец, мужчине удалось выловить неизвестную гостью в тот момент, когда она задержалась, любуясь одним из настенных портретов.

«Прекрасная работа, вы так не считаете ?» Колдун встал слева от собеседницы, сложив руки за спиной. «Эта картина принадлежит кисти Амелии Тёде, той самой скандально известной художницы-портретистки, что принципиально использовала для своих работ только краски из довольно… необычных ингредиентов. Например, костной муки, крови животных или пепла собственных сожженных волос. Что бы не говорили о ее психическом здоровье современники, цвета, которые приобрело произведение после стольких лет, действительно необыкновенны и, на мой взгляд, делают изображение более естественным и живым. Вы увлекаетесь живописью, мадам… ?»

И все-таки в долгом путешествии есть своя прелесть, поначалу невидная и непонятная. Кажущийся бесконечным путь и медленно меняющаяся природа за окном ландо настраивают на философский настрой, позволяя отрешиться от вечно гложущих раздумий и опасений. А уж граница с Элергордом этому способствует вдвойне.
Уже давно урбанистические пейзажи сменились широкими полями и глубокими поймами рек, те, в свою очередь, уступили свое место пестрому и яркому разнотравью цветущих равнин, плавно и неторопливо переходящих в безбрежную словно море степь. Остались за спиной стремящиеся к небесам заснеженные пики гор и проплавленный сквозь скалу глубокий тоннель, и теперь можно было с полной уверенностью сказать: вот оно, пограничье.
Обширная долина, покоящаяся меж двух горных отрогов, словно бы в чьих-то заботливых руках, кардинально отличалась от остальной Абиссарии. Казалось, здесь нет и не может быть хоть на километр сколько-нибудь ровной местности: один за другим чередовались холмы – словно застывшие волны, а по правую руку осталась полупустынное нагорье, с нагромождением скалистых блоков - будто бы некий великан играючи рассыпал их. Ландо то проезжало по тонким мосткам через быстрые горные ручьи, то взбиралось на открытие всем ветрам высоты, то двигалось по пыльной дороге на самом краю густых хвойных или тугайных лесов, росших на отрогах вздымающих свои вершины гор.

И люди здесь жили другие. Городов было мало, все больше уединенные поместья да небольшие укрепленные деревеньки. Сами пограничники были людьми стойкими и суровыми, неприветливыми к чужакам и жившими во многом по своим законам, в которых демонолог с удивлением обнаруживала следы древних, подчас многотысячелетних традиций. Потенциальная угроза со стороны элергордских партизан заставляла их не расставаться с оружием, и вооружены здесь были все, от стара до млада. При этом они смогли сохранить и преумножить богатства Пограничья, и достичь если не роскоши, то процветания.

Саломея всем сердцем наслаждалась этим путешествием: эта суровая, но прекрасная земля, словно бы помнящая самого Светоносного, возвышала и облагораживала душу, призывая стремить свои усилия вперед и вверх, дабы вознестись подобно высоким пикам над равниной серой обыденности, полной маленьких холмиков ограниченных талантов.
Эти земли силы и памяти, стойкости и непоколебимости граничили с землями полудикарей, продолжавших приносить требы языческим богам, и демонолог искренне хотела, чтобы обширные пространства по ту сторону гор, полные подобного же величия, были очищены от ненужных элементов и перешли под власть Абиссарии. Тогда все памятники прошлого, все нужные территории и артефакты перейдут к тем, кто этого достоин. Конечно, более всего бывшей подданной Папы Ватиканского больше всего хотелось вернуть себе родовое гнездо, но и эти величественные земли были достойны того, чтобы желать их присоединения.

Одним из последних оплотов цивилизации и культуры перед границей было поместье рода ван Тейн. Именно в нем остановилась передохнуть уставшая от долгого, пускай и увлекательного пути Саломея. Старое поместье в классическом стиле смотрелось словно прекрасный цветок средь стылых камней, и идеально подходило для того, чтоб отдохнуть душой и телом.
Перед дорогой в Элергорд демонолог была рада расслабиться, и гостеприимство ван Тейнов было ей весьма кстати. Здесь не вели привычных бессмысленных светских бесед и не распространяли столичные сплетни, атмосфера была камерной и уютной, танцы – проще и искренней, и для девушки это было куда ближе, чем шум и суета больших городов – бессмысленная, но необходимая.

Не менее интересен был и хозяин особняка, и некоторые из его гостей: что стоит только граф де Кетт, достигший вершин Искусства и ставший демогорготом. Что понадобилось такому почтенному абиссарийцу на границе с Элергордом – оставалось загадкой, но интересоваться причинами Саломея не решалась: слишком уж мрачным выглядел Джилебер. Зато он казался поклонником искусства, и вот это уже было если не зацепкой, то поводом завести более тесное знакомство.
В ближайший вечер без официального приема баронесса решила, что неплохо бы помузицировать в присутствии демогоргота: пускай она и не маэстро, но, по отзывам окружающих, обладает хорошим слухом и приятным голосом. Чем не повод для общения?
Что же до основной цели ее путешествия, то тут все по-прежнему оставалось в тумане. Об артефактах господин ван Тейн знал не больше, чем сама Саломея, зато он просветил ее в части географии и ряда обычаев элергордцев: бесценная информация для той, кто готова на подобную авантюру. Оставалось лишь завершить работу с источниками в библиотеке и пополнить припасы – и можно продолжить поездку.

А пока за высокими стрельчатыми окнами было видно, как яркое солнце скрылось за отрогами гор, напоследок очертив их контур золотым сиянием. Шумел листвой ветер, словно бы перешептываясь, а этажом ниже из гостиной залы слышались чьи-то голоса. Поправив высокую прическу, изящно окаймляющую рожки, Саломея фон Чирски улыбнулась своему отражению и, развернувшись на высоких каблуках, поспешила вниз, шелестя подолом черного платья. Оно, обволакивающее демонолога от шеи до щиколоток, могло бы показаться строгим, если бы не пара маленьких деталей: абсолютно открытая спина и сама местами прозрачная ткань, оставляющая чужим взглядам больше, чем скрывающая. Вечер обещал быть… музыкальным.

Джилебер де Кетт

-Когда-то она мне нравилась...- голос незнакомки чем-то напоминал шелест ледяной крошки, гонимой ветром по насту, - Но это было давно. В другой жизни. А у вас была другая жизнь?
Сама по себе красавица напоминала привидение - бледная кожа, длинные платиновые локоны, серебристые глаза и белоснежное шелковое платье. Даже темные украшения не могли развеять подобное впечатление. Но глаз показывал Джилеберу истинную суть девушки: некогда она и в самом деле обладала большой властью, но темные пятна грехов заклеймили её душу, обрекая на пребывание в Преисподней. Ложь, предательство и фанатичная вера, некогда опутывавшие её душу прочнейшими цепями, были разрушены страстью и смертью. Но сейчас красавица стояла перед демогорготом вполне живая и здравствующая, а значит кто-то озаботился тем,чтобы вернуть её в мир живых, причем не в качестве некросоздания.
-Изабель, ты где? - несколько обеспокоенный голос, принадлежавший Николасу Ван Тейну, раздавшийся где-то совсем рядом заставил Джилебера отвлечься, - Леди Саломея решила оказать нам честь и устроить небольшой концерт в большом зале. Лучше не опаздывать...
Однако встретиться де Кетту довелось не с ним, а с Натаниэлем, который смотрел на демогоргота безо всякого страха, со спокойствием истинного повелителя смертных сил.
- Вижу вам понравилась игрушка моего брата, - на губах мужчины проявилась едкая усмешка, а сам он посмотрел на красивую девушку, точно на мусор, - но советую положить её туда же, где и взяли. Николас еще не наигрался.
Смотреть на некроманта вторым глазом было сродни изучению обсидиановой глыбы. Похоже, что сей выходец из цитадели Зонариа прекрасно знал как защитить себя от демонического взора.


Саломея фон Чирски

Как оказалось, хозяева не были против того, чтобы Саломея показала всем присутствующим свои музыкальные таланты, а только за. Николас распорядился предоставить гостье все необходимое для выступления в большом зале старинного поместья. Необычайно живая роспись, изображавшая битву сторонников Несущего Свет с прихвостнями Всевышнего, покрывала там потолок и верхнюю часть стен зала и явно ни разу не менялась с того момента, как руки художника завершили её. Но в библиотеке наблюдались совсем другие фрески и хозяева поместья обещали, что к открытой части её допустят беспрепятственно, а что касается личного и недоступного для посторонних архива, то тут любой ведь может понять нежелание делиться некоторыми секретами.
Ей даже дали подготовиться к выступлению и любезно препроводили на небольшое возвышение, куда слуга принес удобный стул с бархатной обивкой. Новость о выступлении довольно быстро разлетелась по поместью и вскоре все гости начали собираться в зале, с интересом ожидая выступления леди фон Чирски. И если редкие представители Ордена Светоносного и парочка колдунов-стихиальников были одеты по-разному, то небезиальцы поголовно избрали для себя прочную и практичную одежду, словно их только вытащили из лаборатории. Демогоргота, которому Саломея надеялась продемонстрировать свое мастерство, пока что не было видно, как и братьев Ван Тейн.

Постоянство никогда не было отличительной чертой Саломеи. Демонолог, словно бы само пламя Преисподней, была изменчива и непостоянна, порывиста и экспрессивна. Она могла то взметнуться к небесам бешенным костром с жалящими язычками огня, то почти потухнуть, как зола. Но огонь можно было найти и под пеплом: горячее сердце и уверенность, подчас перетекающая в самоуверенность, раздували эти угли, и пламя вновь воскресало.
Хоть девушка и могла показать себя усидчивой и терпеливой, но эти качества она проявляла лишь тогда, когда ей что-то требовалось: например, при анализе и сборе информации. Тут хаотичность порывов и отсутствие четкой концепции деятельности могли привести к плачевным результатам, что совершенно не удовлетворяло амбициозную барышню.

Совершенно другим делом было искусство. Тут статичность и выдержка были вредны: экспромт, полет души, потакание сиюминутным мыслям и желаниям были куда как очаровательней и надежней. Вот и сейчас бывшая ватиканская баронесса, решив продемонстрировать свое мастерство публике, даже не думала о том, с чего начать – все придет в процессе.
Увы, демогоргот и хозяева особняка задерживались – следовало приступать к концерту без них. Большинство собравшихся принадлежали к Ордену Небезиаль, разительно по своему духу и отличающихся от демонологов. Работа с мертвой плотью, взаимодействие с землей, из которой она исходит, накладывало свой отпечаток на сущность некромантов: с точки зрения Саломеи, они были слишком практичные и приземленные, слишком деловые и спокойные.

Устроившись на стуле, девушка ласково пробежалась пальцами по струнам любезно представленной гитары. Она уже решила, что сыграет – если ей удалось угадать, песня произведет положительное впечатление и на любителей мертвечинки, и на нормальных абиссарицев.
Улыбнувшись своим мыслям, демонолог склонила голову перед достойной публикой и глубоким бархатистым голосом поприветствовала слушателей:
- Мое почтение всем присутствующим, да не оставит вас Люцифер. Я благодарна за ваше желание услышать мое выступление и постараюсь оправдать все ожидания. Для начала я попрошу прощения за то, что исполню мужскую песню. Думаю, она подойдет лучше.

“Нет, не было”. В любой другой ситуации, в зависимости от характера собеседника, его статуса или впечатления, которое тот производил, чернокнижник мог пошутить, отнестись к вопросу философски или перевести разговор в патриотическое русло, назвав, например, другой жизнью свой выпуск из Ордена и возможность служить своему государству в роли мастера. Здесь же все эти переносные трактовки и манипуляции сутью простого вопроса казались неуместными и бессмысленными. Джилебер нисколько не переменился в лице, но взгляд его, по-прежнему обращенный на полотно, стал более мрачным и равнодушным. Вернее говоря, отразил подлинное настроение, сбросив бутафорскую галантность и заинтересованность в окружающих словно змея вторую кожу. “Но, если Владыка Люцифер будет ко мне милостив, через десяток-другой лет она у меня будет. Возможно, тогда я тоже буду с грустью вспоминать о том, что ценил искусство.” Мужчина умолк, позволив тишине заполнить пространство между двумя изучающими портрет фигурами: угольно черной и мертвенно-бледной. Пауза не была вынужденной или неловкой. Собеседница, вроде бы, была совсем не против, а сам Джилебер через мгновение разумом был уже не здесь, погружаясь в пучину воспоминаний, планов и надежд с головой. А затем он, сам от себя того не ожидая, повернулся к девушке и задал, пожалуй, самый глупый вопрос из тех, которыми его с восторгом и благоговением донимал каждый демонолог как только осознавал, что перед ним стоит демогоргот: “Каково вам было находиться там, за гранью нашего мира ?”.

Но прежде чем абиссариец услышал ответ на свой вопрос, до его ушей донесся встревоженный голос Николаса. Концерт ? Нахлынувшее было раздражение от оборванной беседы, единственной, наверное, за сегодня, которую граф вел из удовольствия и любопытства, а не из необходимости и социальных стигматов, слегка поутихло. Джилебер прикрыл на мгновение глаза, возвращаясь к своей обычной роли, обернулся… и встретился взглядом совсем не с тем Ван Тейном, которого ожидал увидеть.

“Натаниэль”, - скорее констатировал факт, нежели поприветствовал некроманта воспитанник Ордена Светоносного. Затем, правда, добавил, протянув со столь привычной улыбкой тому руку, чтобы не показаться грубым: “Рад, что и второй хозяин поместья почтил нас своим присутствием.”

“Игрушку, говорите ?”, - переспросил демогоргот, нисколько не смутившись непроницаемости стоящего перед ним и проигнорировав многозначительный совет от члена Ордена Небезиаль. “А вы, стало быть, мастер-кукольник ?” Вопрос мужчина сопроводил жестом, приглашающим Натаниэля составить графу компанию по дороге на неожиданное выступление госпожи Саломеи.

Параллельно разговору с некромантом Джилебер пытался отыскать в недрах своей памяти хоть какую-то информацию о диве сегодняшнего вечера. И к сожалению своему, не мог выловить оттуда ничего кроме сделанных вскользь упоминаний, услышанных краем уха, да отголосков неудостоенных должного внимания слухов. Леди Саломея, носившая, кажется, фамилию фон Чирски, родом была не из этих земель. В свое время до де Кетта доходила волна слухов о том, что Орден Светоносного принял в свои ряды перебежчицу из Ватикана, способную и осторожную. Многие в то время находили чрезвычайно ироничным тот факт, что из набожной и благочестивой Ватиканской Империи в страну колдунов прибывают демонологи более умелые и талантливые, чем большая часть абиссарийцев.

Когда демогоргот вошел в помещение, Саломея уже начала свой концерт. Сложно было поверить, что элегантная певица, сжимавшая в руках гитару не была абиссарийкой по рождению. Венчающие ее голову изящные рожки, чудесное платье открывающее всю красоту великолепного молодого тела, которое скромная ватиканка никогда бы не решилась не то что надеть, представить себя в таком, пышущий страстью характер, передаваемый мечущейся будто пламя свечи в порывах ветра композицией песни. С первых же нот чернокнижник растворился в красоте сильного и мелодичного голоса девушки и слушал. Слушал жадно, отбросив лишние мысли до самого конца выступления. Джилебер наслаждался.

Саломея фон Чирски

Сначала та часть слушателей, что принадлежала к числу выходцев из мрачной и мертвенной цитадели Зонариа, не проявила особого интереса к певице. Некроманты, в большинстве своём и правда через чур прагматичные, а иные и вовсе больше напоминавшие автоматы в том, что касалось вопроса определённых чувств, один за другим оборачивались к Саломее, перебиравшей изящными пальцами гитарные струны. В их глазах больше не было ни холода, ни скепсиса. Барышню фон Чирски слушали внимательно, жадно ловя каждое пропетое бархатистым и страстным голосом слово. К середине первой песни среди собравшихся не оставалось ни единого равнодушного слушателя. Когда же Саломея допела "Танец Казановы", воздух наполнился овациями. Публика выражала свой восторг настолько сильно, насколько это позволяли принятые среди правила этикета - пусть и весьма условные в некоторых вопросах.
Тогда демонолог, изящно склонив увенчанную рогами хорошенькую головку, улыбнулась и вновь ударила по струнам. Вторая песня, называвшаяся "Дикая охота", была встречена собравшимися не менее тепло, чем первая; те же, кто прошёл своё обучение в Ордене Светоносного, более прочих оценили иронию, заключённую в тексте.
Завершая пение и вновь срывая восторги гостей Ван Тейнов, Саломея увидела среди присутствующих и гостеприимных хозяев - Натаниэля и Николаса, держащего под руку прелестную беловолосую девушку в белоснежном же платье. Не исключено, что половину "Дикой охоты" они всё-таки слышали.

Джилебер де Кетт

Натаниэль сложно было назвать уж очень приятным собеседником. Может, потому, что некромант демонологу не товарищ. Может, из-за скверного характера, коим обладал означенный некромант. Джилебер не сильно задавался этим вопросом, поддерживая ироничную светскую беседу из следования этикету, а не из какого-либо значительного интереса. Не самая приятная, но обязательная часть всякого светского раута; де Кетт, тем не менее, прекрасно справлялся с тем, чтобы выглядеть заинтересованным и остроумным. Украдкой оглядываясь в поисках Николаса, демогоргот с неудовольствием замечал, что того всё ещё нет.
К вящему (но тщательно сдерживаемому облегчению) Джилебера некромант вскоре откланялся и куда-то исчез. Белокурой незнакомки, разговор с которой был интересен, тоже нигде не было видно. Но долго скучать де Кетту явно не пришлось: потомок аристократической фамилии забылся, слушая пение Саломеи. Когда же она завершила вторую песню, Джилебер наконец-то увидел приятеля.

Драган Сабал

Прием гостей у Ван Тейнов был сам по себе довольно скромен, но достаточно было и того, что никто не смотрел на Драгана как на чудом возвысившийся мусор. Поскольку сестры Ван Тейн, ведьмы Круга Гнева, в поместье не было, то не должно было возникнуть никаких проблем. Как только всех пригласили на своеобразный концерт, то аэрий отправился туда же, не желая вызывать подозрений. Понравилась ли ему музыка трудно было сказать, но вот что один из оборотней, которые остались здесь прислуживать, тихонько всучил Драгану записку и словно испарился куда-то по своим делам, действительно занимало мысли посланника Артемезии.
Королева желала узнать причину почему некоторые общины оборотней отказались возвращаться из Элергорда обратно в Абиссарию после окончания войны. Нет, единицы беглецов были и раньше, но в основном это были те, кто не желал быть рабом или оскопленным. Но не в таком же числе! Согласно последним данным отступники нашли себе убежище где-то в развалинах города Ильзора и выходить на контакт категорически не желали. В частности, не было никаких вестей от предыдущего посланника и теперь эту проблему предстояло решать Драгану.

Отзвенел последний аккорд, и певица, словно бы обессилев, склонила перед ангажированной публикой голову. Выбившиеся из аккуратной прически пряди упали на лицо, ласковым касанием щекотя кожу. За опущенной головой взорвавшийся аплодисментами зал не видел довольную улыбку на лице Саломеи – а ей того и было нужно. Довольные выкрики, радостные хлопки, все эти овации были чертовски приятны высокомерной демонологу, и вдвойне были приятны тем, что она смогла расшевелить даже некромантов, в своей чопорной стойкости недалеко отошедших от автоматонов гъедонцев. Баронесса, чего уж греха таить, любила публичность и любила восхваления в свой адрес – особенно от тех, от кого их обыкновенно было крайне сложно добиться.

Когда же поздравления начали стихать, вновь прозвучал перебор струн: резкий, внезапный как клинок асассина. Точеная ножка певицы, отставленная чуть в сторону, покинула свое укрытие под платьем, позволяя желающим любоваться красотой и изяществом линий, плавно переходящих в крутое бедро. Следом медленно-медленно, с неторопливым величием бывшая католичка подняла голову.

Чуть приоткрыты тяжело дышащие губы, на которых угадывается легкая тень улыбки. Глубокие темные глаза стали почти черными, в глубине их затаился некий потаенный блеск. Куда делся горящий, вдохновенный взгляд? Вместо него густая черная патока, вязкая и тягучая, которой женщина, как паук мух, притягивает к себе взгляды мужчин.

Короткое слово, понятное лишь демонологам – и за спиной певицы возник маленький барабан. А сверху на нем – бесенок: маленький, с едва прорезавшимися рожками, зато с длинными сильными руками. Создание преисподней вопросительно глянуло на призвавшую его смертному и, получив степенный кивок, ритмично застучало по барабану. Фройлян фон Чирски очень любила этот ход: при малых затратах Силы он был и эффектен, и эффективен. И просто красив.

Новое легкое движение руки, новый перебор, исторгающий из глубин инструмента мелодию – как из глубин души. В такт ударным постукивает острый каблучок. Неторопливо Саломея осматривает залу. Она смотрит на всех и каждого одновременно, но вместе с тем дарит свое внимание каждому персонально: словно бы для него эта песня. Мужчина ли, женщина ли – демонолог не разбирает, эта песня, это представление для них, и только для них.

Потом, после того, как затихнет последняя струна, можно заняться хозяевами, уделить внимание библиотеке и побеседовать с теми, кто выразит желание. Но здесь и сейчас ее нет: есть только мелодия. Манящая, зовущая, тянущая за собой. На миг женщина задается вопросом – откликнется ли кто-нибудь. А потом круговерть музыки захватывает и ее, заставляя забыть обо всем. Играй гитара, пойте, струны! Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй…

Поездка на юг не обещала ничего, кроме скуки. Последняя часть пути была под стать: голые, безрадостные пейзажи перемежались редкими деревушками, где хмурые земледельцы выходили к обочине поглазеть на проносящийся экипаж. Приграничье. Драган развлекал себя, высматривая поворот на знакомый с детства тракт; где-то за его извивами лежали родные места.

С козлов крикнул Аш, завидев всадника, которого Ван Тейны выслали навстречу. Новость, что в поместье будет званый вечер, немного обнадежила. (Ненадолго: вскоре выяснилось, что большинство гостей — некроманты.) Остаток пути до поместья прошел в мыслях о том, с чего Драган начнет закусывать и чем закончит пить. Тракт так и не показался. Должно быть, проехали ночью.

У Ван Тейнов как раз готовились слушать музыку. Драган, переодевшийся и сияющий, вошел в залу одним из последних и смиренно встал в задних рядах. В своем переливчатом халате с серебряным шитьем он напоминал павлина, затесавшегося в воронью стаю небезиальцев. Унизанные украшениями пальцы уже сжимали бокал; улучив момент, Драган невзначай уронил туда пару капель из крохотного флакона и поболтал, размешивая. Он успел к началу: на сцене еще представляли гостью, которая решила побаловать общество пением. Саломея фон Чирски. Имя ни о чем не говорило Драгану, как он ни напрягал память. Да и эти рожки он бы вспомнил, если бы видел их где-то раньше.

Поначалу музыка оставила Драгана равнодушным: слишком обыденно для его ушей. Зато глазам было раздолье. Аэрий невольно залюбовался фигурой певицы, подчеркнутой смелым нарядом. Он оценил искусство, с которым Саломея плела свои сети: грациозный кивок головы; роковой взмах ресниц; изящная ножка, по неслучайной случайности выскользнувшая в разрез платья… Когда взгляд фон Чирски, предназначенный всем и никому, добрался до оборотня, тот лучезарно улыбнулся в ответ и качнул головой с шутливой укоризной. «Нельзя же так с мужчинами, — говорил его вид. — Это попросту жестоко!»

Концерт шел своим чередом. Драган успел осушить еще пару бокалов, к одному из которых прилагалась записка. Записка! Оборотень усмехнулся: южные нравы. Украдкой, чтобы не разрушить обаяния шпионской игры, он пробежал послание взглядом и отправил во внутренний карман, напомнив себе избавиться от него при случае. Всё-таки вся эта секретность будоражит кровь куда сильнее, чем пошлые вижионарии.

Заиграла третья песня. Не было в ней ни бегучего арпеджио первой, ни рычащего напора второй. Но было другое — правда. Драган слушал, всё охотнее покачиваясь в такт простой мелодии. Нога будто сама собой начала притопывать, еле заметно поначалу, а к припеву — почти яростно. «Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй…» — заклинал глубокий голос певицы. И один из гостей вдруг поддался чарам самым неожиданным для всех образом.

Ловко установив опустевший бокал на поднос проходившего мимо слуги, Драган в один длинный шаг подскочил к ближайшей чародейке Ордена из тех, что помоложе. Буквально выдернув девушку из толпы, как овечку из стада, оборотень с беззвучным смехом закружил ее в объятьях. Нечаянная партнерша попыталась вывернуться, но Драган только стиснул ее сильнее. Расчет его был прост. Скоро девушка поймет, что всеобщее внимание стремительно перетекает к ней, и чтобы окончательно не оскандалиться, ей останется только подыграть своему похитителю.

Был ли в этой выходке и другой расчет? Возможно, Драган хотел, чтобы все видели: посланник королевы приехал открыто. Возможно, он хотел, чтобы его сочли пьяным олухом, ведь пьяного олуха никто не станет опасаться и не примет всерьез. Или добивался, чтобы его наконец заметили хозяева, которые так и не соизволили выйти для приветствия.

А может быть, Драгану и правда отчаянно захотелось танцевать.

Зал тонул в аплодисментах, искренних и жарких, что было, откровенно говоря, удивительно, учитывая состав местной публики. Джилебер еще никогда не видел восторгающихся некромантов. Изумленных, едких, потешающихся, обуреваемых холодной яростью и разочарованных до глубины души – пожалуйста, все это хоть и было немного необычно для бесстрастных, больше напоминающих свои же собственные творения повелителей смерти, не раз проявлялось членами этого, по обыкновению своему, чопорного и спокойного абиссарийского сословия, но вот такая теплота просто поражала демогоргота. Сказать, что девушка была талантлива, означало не сказать ничего.

Краем глаза де Кетт заметил, как среди фигур в одеждах, более подходящих лабораторной работе, нежели светскому вечеру, мелькнул белый силуэт. Через мгновение в держащем под руку мертвенно бледную девушку мужчине, чернокнижник опознал Николаса. Сейчас можно было бы скользнуть сквозь толпу и, начав новый разговор с ярких талантов певицы, все-таки удовлетворить интерес касательно истории этих двоих связывающей, но, поразмыслив секунду, чернокнижник заключил, что такой поступок будет выглядеть вульгарно и слишком назойливо. Учитывая, как старательно уходил от обсуждения спутницы своего брата Натаниэль, можно было сделать вывод, что для семейства Ван Тейн эта тема очень деликатна. А в таких вещах никогда не следовало идти напролом. Возможно, с одним из них стоило обмолвиться словом ближе к концу вечера. И даже, если хозяева поместья предпочтут на эту тему все же не распространятся, что ж, надолго утаить что-то в абиссарийском обществе – довольно сложная задача. Неосторожная фраза здесь, красноречивый поступок там, и вот уже, змеясь, ползут слухи и постепенно складываются в общую картину. Немного терпения и ответы придут сами.

Джилебер же предпочел, воспользовавшись тем, что дань всем негласным социальным обязанностям с его стороны уже исполнены, остаться в одиночестве среди толпы уважаемых слушателей, предаться музыке и поразмыслить в уединении. Представление меж тем продолжалось. Саломея явила публике беса, чтобы тот оттенил гитару барабанным ритмом. Обычно барабаны в любой музыкальной композиции являлись ведущими, основой, вокруг которой строят свою игру прочие инструменты. Здесь же, пожалуй, демонолог и направляемое ее волей порождение бездны демонстрировали картину обратную, а потому еще более занимательную. Ход сам по себе был действительно красив, даже эксцентричен. Оставалось только гадать, сколько таких музыкантов еще остается в рукаве фон Чирски, ведь теоретически ничто не мешает ей призвать из любви к искусству (обоим искусствам, стоит полагать) призвать себе в услужение целый рогатый оркестр. Де Кетт даже с усмешкой вспомнил своего учителя демонологии, старика, испытывающего бесконечную страсть к своему предмету и настолько благоговеющего перед объектами своего призыва, что увидь он такой способ применения демонологии, то тут же позеленел, побагровел и, кряхтя и гремя старыми костями, полез бы на возвышение читать девушке нотации о неуважении к инферно и том, что может из этого воспоследовать. Но, к счастью, портить сегодняшний вечер никто вроде бы не собирался.

Когда взгляд девушки проскользил по толпе, посвящая следующую песню каждому в отдельности, он наткнулся на устремленный в ответ пристальный взгляд молочно-белого глаза. Чернокнижник намеренно смотрел певице в глаза, выражая взглядом и лицом интерес и одобрение, из чего можно было сделать вывод, что если Саломея хотела привлечь внимания графа, ей это определенно удалось.

Кто-то из гостей, поддавшись музыке и выпивке выхватил себе партнершу и закружил ее в танце. Особого внимания Джилебер этому не придал. Понаблюдал не больше полуминуты за танцующей парой и реакцией гостей и сместился ближе к краю зала, дабы не помешать стихийно начавшимся танцам, коли этот порыв окажется для некромантов заразным. Шанс, конечно был невелик, но ведь де Кетт до сегодняшнего не поверил бы и в столь теплую реакцию с их стороны на, казалось бы, чуждую этим людям музыку.

Тем временем по телу начинали распространяться сухость и жжение. Пока еще не дотягивающие по силе даже до уровня досадных неудобств, тем не менее, это были первые звоночки, возвещающие о скором возвращении боли. Вместе с этим уже рефлекторно начинало хотеться курить. Однако, граф решил подождать с этим до окончания концерта. Было бы некрасиво уходить прямо посреди песни. По завершении выступления, госпожа фон Чирски наверняка будет купаться во внимании, а количество желающих выразить ей свое почтение будет попросту неприличным. Согласно правилам этикета первыми наверняка захотят отблагодарить свою гостью сами ван Тейны, а после того как последующая волна собеседников схлынет, Джилебер планировал угостить даму сигарой и пообщаться где-нибудь на балконе.

Саломея фон Чирски Драган Сабал Джилебер де Кетт
Все хорошее имеет конец - такую простую истину хорошо знали все, присутствующие в поместье Ван Тейнов сегодня и именно это самое случилось, как только слуга объявил о прибытии Шанаи Шикхар. Натаниэль с практически неприличной поспешностью ринулся к выходу, а собравшиеся некроманты удивленно зашептались. Впрочем, это не помешало Николасу поднять волну аплодисментов, а также подойти и вежливо поцеловать ручку Саломеи, восхитившись её талантом. Младший из братьев радушно предложил гостеприимство Ван Тейнов тем, кто согласиться остаться в поместье, но среди демонологов, алхимиков и всех, кто не принадлежал к ордену Небезиаль таковых осталось немного.
Немертвая Шаная Шикхар была из той породы личей, которые умудряются сохранять максимально прижизненный облик несмотря ни на что, но вот мало кто из ныне живущих мог предсказать ход её мыслей. Когда-то она возглавляла Орден, но потом ей все надоело и Шаная удалилась в свое поместье, оставив преемника, которого позже успешно победил в ритуальной дуэли ныне здравствующий Сайленсер. Что могло заставить немертвую вернуться к живым - оставалось только гадать. Оживление понемногу сошло на нет, вместе с потоком гостей, часть из которых устремилась вслед за Натаниэлем, а другая часть поспешила покинуть поместье.

Замысел Драгана оказался верен. Похищенная чародейка не стала устраивать сцен перед своими собратьями и позволила закончить танец. Едва стих последний аккорд, она отстранилась, холодно кивнула и поспешно скрылась среди гостей, напоследок украдкой метнув в Драгана уничтожающий взгляд. Тот, смеясь, поклонился ей вслед и обратился к сцене, чтобы вместе со всеми поаплодировать певице.

Объявили новую гостью. Драган никогда не встречал немертвых, а о Шанае Шикхар слышал только вскользь; дремучая история Ордена Небезиаль мало его интересовала. Всё, что Драган знал о личах, говорило: лучше держаться от них подальше. Сковавшая залу неловкая тишина это подтверждала. Даже постные лица некромантов, казалось, еще больше поскучнели.

Драган раздобыл себе еще выпить. Поверх бокала он наблюдал, как другие стайками потянулись на улицу, на ходу обмениваясь скомканными прощаниями. Омрачать делами праздничный вечер было не в его правилах, но праздник иссякал на глазах. Со вздохом Драган двинулся сквозь поредевшую толпу, разыскивая Николаса Ван Тейна. Из двух братьев тот казался более подходящим для разговора. Хотя бы потому, что не был некромантом.

Последний удар по барабанам и отзвук туго натянутой струны на несколько секунд сменились завороженной тишиной: никто из затаивших дыхание гостей не решался издать и звука, ожидая не продолжится ли выступление новой композицией. Наконец, для всех стало очевидным, что, к превеликому сожалению, концерт завершен. Первый же хлопок Николаса породил собой настоящий шквал аплодисментов, к которым с нескрываемым удовольствием добавил и свои громкие, размеренные хлопки Джилебер.

Столь ожидаемое для графа продолжение событий как принесение гостями своих восторогов прекрасной госпоже демонологу оказалось несколько смазано прибытием нового гостя. Для де Кетта, интересовавшегося историей не только своего ордена, но и всех прочих организаций страны колдунов, Шаная Шикхар была высокопоставленным и внушающим уважение личем, историческим деятелем, как бывшая глава ордена Небезиаль, в значительной степени повлиявшим на историю Абиссарии и, одновременно, загадочной личностью поистине воплощающей в себе образ познавшего все тайны посмертия владыки нежити. Для местной публики, однако, это имя значило намного больше, учитывая разгоревшееся в зале оживление и неоднозначную реакцию, как гостей, так и хозяев. Многие спешно заторопились покинуть поместье, другие как по команде устремились вслед за Натаниэлем, и в результате очередь из восторженных гостей сократилась на порядок. Чернокнижник же, которого столь почтенная особа, вероятнее всего прибывшая к ван Тейнам исходя из вполне определенных конкретных намерений, вполне возможно даже не удостоит своим вниманием, скользнув по краю помещения против потока покидающих залу гостей устроился так, чтобы не терять настигнутую почитателями почти у самой сцены Саломею из виду, и стал терпеливо ожидать, когда девушка окажется свободна.

“Мадам фон Чирски, - улыбнулся демонологу Джилебер в тот момент, когда последний ее собеседник, окончив светскую беседу, откланялся и отправился восвояси, - слухи о ваших талантах и красоте опережают вас за многие сотни километров, но ваш великолепный голос и артистизм стали по-настоящему приятными открытиями этого вечера. Польщен возможностью наконец-то познакомиться с вами”. С этими словами демогоргот склонился, чтобы поцеловать руку собеседницы, а затем извлек из складок одежды и расположил на ладони лицом к девушке внушительных размеров серебряный портсигар. С едва заметным щелчком украшенная гравировкой и отмеченная отперсованными инициалами “Д. д. К.” крышка поднялась вверх обнажая черные сигары, уложенные в плотный ряд на ярко-красной бархатной подложке. “Позволите угостить вас ?”, - осведомился чернокнижник, свободной рукой указывая в сторону небольшого пустующего балкончика с изящными витыми перилами.

Саломея была довольна собой: еще бы, последняя песня произвела куда более сильный эффект, чем она могла предполагать – естество одного из гостей не устояло перед чарами музыки, и парный танец стал шикарным обрамлением мелодии. Глядя на танцующих, демонолог самодовольно улыбнулась: тщеславию девушки такая реакция льстила.
Играя, фон Чирски еще думала, стоит ли продолжить свой бенефис, когда обстоятельства решили за нее: явление немертвой Шанаи Шикхар поставило жирную точку в сомнениях девушки. При такой гостье местные некроманты наверняка не захотят уподобляться смертным, а посему концерт можно было считать оконченным ввиду резкого сокращения зрителей.
Когда смолкла последняя струна, барышня плавно поднялась со своего места, вежливо поклонившись залу и послав воздушный поцелуй бородатому и буйноволосому танцору – в знак признательности за поддержку.

Щелчок пальцами – и бесенок, взвизгнув, исчез вместе со своим инструментом. Следующей целью Саломеи стал один из слуг: не желая тратить время на сборы, рогатая певица безапелляционно распорядилась отнести гитару наверх. Сама же она собиралась лично засвидетельствовать почтение новоприбывшей: знакомство с такими важными персонами никогда не бывает лишним, а уж если она сумеет оказать личу услугу, то можно рассчитывать на ответную любезность: некроманты всегда платили по счетам.
Но на пути планов оказалась помеха, хотя и приятная: те, кто желал выразить свое восхищение ее талантом. Купаясь в сладких лучах лести, леди с наслаждением принимала вполне заслуженные похвалы и знаки внимания: это было чертовски приятно и предавало сил на новые свершения.

Позволив последнему поклоннику запечатлеть жаркий поцелуй на тонких пальцах, Саломея уж было приготовилась встречать некромантшу, как перед ней оказался новый кавалер: давешний очаровательный демогоргот. Мозг фройлян работал как часы: знакомство с Шикхар полезно, но знакомство с более опытным коллегой по искусству важнее, а значит, леди-лич может и подождать. К тому же он куда как интереснее и, чего уж греха таить, полезнее. К тому же демонолога мучило любопытство: вряд ли мужчина решил просто выразить свое восхищение: для достигшего таких высот это было бы слишком банально.

Обворожительно улыбнувшись в ответ, бывшая поданная Святого Престола кивнула и практически пропела своим контральто, протягивая собеседнику руку для поцелуя:
- Вы мне льстите, есть куда как более прекрасное пение и более удивительные открытия. Но слова ваши мне крайне приятны, равно как и возможность вас лицезреть.
Когда губы демогоргота коснулись пальцев, демонолог чуть вздрогнула, прикрыв глаза и еле слышно вздохнув: весьма недвусмысленный знак для тех, кто умеет понимать.
А после новой реплики мужчины любопытство возликовало пуще прежнего: раз он так жаждет утащить ее на уединенный балкончик, то все это не просто так! Лукаво улыбнувшись, Саломея с усмешкой ответила, покосившись на портсигар:
- Ваше предложение просто нельзя не принять, ведь это будет преступлением против самой себя. Так что ведите меня… Джилебер.
Хотя раньше они не были представлены, фон Чирски была не глупа и знала если не всех, то почти всех живых демогорготов: не так уж их и много. Сопоставить выгравированные буквы с известными ей именами – и вот ответ на то, кто перед ней.

“Лесть ? , - притворно изумился граф, не без удовольствия продолжая витьеватую дуэль комплиментов, - ваши слова ранят мое сердце. Я действительно благодарен вам за эти искры чувственности, столь приятно скрасившие сегодняшний, на мой скромный взгляд, излишне формальный вечер. В свою же очередь, мне остается только удивляться, чем моя персона оказалась так приятна столь яркой гостье.“

Едва уловимый вздох вырвавшийся из легких Саломеи в момент поцелуя не вызывал у искушенного в светских раутах демонгоргота сколько-нибудь заметной реакции. В противоположность, однако, названному имени, породившему на сухих выцветших губах мимолетную хищную ухмылку, мгновением позже, впрочем, сменившуюся, привычной изношенной маской галантной заинтересованности.

“Тогда прошу”, - слегка качнув головой, де Кетт предложил своей собеседнице локоть.

С первым же шагом на балкон старинного поместья перед Джилебером простерся мрачноватый, но оттого не менее живописный пейзаж южных абиссарийских провинций, а свежий вечерний воздух приятно охладил изнывающую от жжения кожу. Колдун, однако, желал отнюдь не свежего воздуха. Откинув крышку массивной отполированной до зеркального блеска зажигалки, граф де Кетт поднес озорно пляшущий огонек к сигаре госпожи фон Чирски, и терпиливо дождавшись, пока та сделает первую затяжку, закурил сам. В тот момент, когда легкие наполнились густым и терпким кисловато-горьким дымом, по телу чернокнижника разнелось приятное тепло, заменяя собой жжение и даруя долгожданное облегчение. С неправильного вытянутого лица демогоргота при этом пропал всякий намек на эмоции, а взгляд выцвел и расфокусировался, что вкупе с заплывшим молочно-серой пеленой глазом действительно делало Джилебера похожим на слепого. Молча положив руку на перила, чернокнижник выкуривал сигару, время от времени прибавляя к тонкой клубящейся ниточке дыма, источаемого угольком, серые клубы выпускаемые изо рта, и смотрел вдаль. Стоило сигаре сократиться на треть, граф неторопливо обернулся к девушке и, решив начать разговор издалека, поинтересовался во вполне обычной светской манере:

“Скажите, Саломея, как проходит ваше знакомство с достопочтенными дамами и господами прибывшими на этот вечер ? Я же ведь, не ошибусь предположив, что хозяева особняка и большинство гостей были вам не знакомы ?”

Драган Сабал

Искать Николаса долго не пришлось: он как раз провожал одних гостей и принимал других. Правда пришлось оборотню подождать, пока весь этот поток схлынет, чтобы приблизиться к чернокнижнику. Гостью-лича он также увидел и не мог отделаться от двойственности впечатления: с одной стороны Шаная выглядела как невысокая крепкая женщина с длинной черной косой, украшенной лентами с бисером, одетая в темный, расшитый костяными бусами, халат и вовсе не казалась страшной, а с другой стороны всего один её взгляд, мельком брошенный на посланца Артемезии, заставил звериную часть Драгана изрядно напрячься. Спокойные, мудрые и бездонные темные глаза смотрели так, как живой человек никогда не смог бы. Однако, Натаниэль и еще двое некромантов быстро увели гостью куда-то в сторону библиотеки поместья, оставив наконец террана наедине с чернокнижником.
-Полагаю, что раз вы еще не покинули нашего скромного дома, то значит на это есть веская причина, - Николас все также выглядел радушным хозяином, - вы позволите мне полюбопытствовать?

Наигранное удивление демогоргота вызвало у демонолога легкую довольную улыбку: всегда приятно знать, что визави с готовностью готов поддержать эту приятную игру вежливых, иногда даже утрированных комплиментов. Для Саломеи это было большим плюсом: свидетельством разумности и воспитанности собеседника. С такими абиссарийцами было приятно все: и общаться в том числе.
Чуть склонив голову по-птичьи, она притворно изумилась:
- Ах, господин де Кетт, если это не лесть, то вы делаете меня одной из счастливейших смертных! Знать, что мои скромные таланты заслужили похвалы того, кто поднялся над собственной человечностью, сделав первый шаг к истинному демоничеству – великое наслаждение!

Склонившись в изящном книксене, хрупкая демонолог приняла руку Джилебера, проследовав за ним на балкон. Стройная осанка, гордый поворот головы, отточенные движения – и чуть более пристойная, чем пристало, близость к собеседнику. В Абиссарии к такому относились куда спокойнее, чем в Ватикане, но скрытый символизм нарушений формального протокола был куда как более чарующ. Это была игра разумов, скрытых намеков и невысказанных желаний, игра, которая пьянила сильнее самого крепкого вина и в которой фройлян фон Чирски считала себя если не гроссмейстером, то по меньшей мере мастером.

С благодарным кивком она приняла массивную, толстую сигару и блаженно затянулась. Тяжелый аромат переплетения дурманящих трав раздирал горло, наполнял легкие горьковато-ароматным дымом, и Саломея, привыкшая в основном к несколько более легким смесям, надсадно закашлялась. Неприятность, но не фатальная.
Выдохнув, она довольно прикрыла глаза и проговорила-пропела: - Ах, прошу простить меня!, - после чего затянулась вновь, на сей раз уже сполна наслаждаясь ароматом. И предвкушая последствия, само собой. Пускай и не будучи опытной в травах, демонолог вполне могла понять, что состав этой сигары воздействует на разум – но тем интереснее было курение.

Де Кетт вновь оказался на высоте, не став со свойственной идиотам прямотой спрашивать в лоб. Мужчина был совершенно прав: прежде, чем подступить к животрепещущей теме, следовало в начале насладиться красотой и легкостью светской беседы, одновременно затеряв цель в тумане слов и постаравшись за простыми вопросами понять суть собеседника.
Ответила она ему в тон:
- Приятно видеть мужчину, который действительно не ошибается и с которым можно безбоязненно согласиться. Хотя, когда во всем соглашаются со мной, я чувствую, что не права, - улыбнулась Саломея, - Я и правда не имею чести быть знакомой с большинством присутствующего здесь контингента, но в свое оправдание могу сказать лишь то, что я здесь проездом, и та музыка, равно как и мое появление в этом зале, целиком и полностью заслуга гостеприимства ван Тейнов. И неужто кто-то из гостей дома или сами хозяева совершили нечто необычное, такое, что их почил визитом сам Джилебер де Керр?