В темноту погрузилось все вокруг.
Кажется, никогда не было так темно, как в эти затемненные ночи. Кажется, что ослепло темное громадье домов, таинственностью полнились парки, скверы. Черное небо нависло высоко вверху, удивляя своей необычной звездностью горожан, из которых мало кто сейчас спит. Потому что смотрит, провожает военных. Кто-то с улыбкой, кто-то с страхом.
Новая, серо-зеленая форма, отличные кожаные ботинки, а не каучук. В большинстве своем молодые, полные энтузиазма, сил. Вот сейчас, например, Штайн смотрел на одного из рядовых. Кажется студентом был. Бродил с самого утра по паркам, по библиотекам Гамбурга, забрался в опустевшие аудитории сидел над конспектами, готовясь к последним экзаменам. А теперь вот, сидит тут. Вместо штудирования крестовых походов, изучает свой маузер.
Разговоры, посиделки у костра, шутки и нервозность. В воздухе напряжение, в голосах тревога. Некоторые слишком возбуждены. Готовые хоть сейчас взять оружие, начать палить, жечь, убивать. Словно нету ничего иного в их жизни. До первого свиста пуль, до первых снарядов, от которых содрогается земля под тобой.
Фолькер молча курил. До Рождества было еще далеко. А до окончательной победы, обещанной фюрером?