I want2believe | ходы игроков | - Little Big Madness

Чикаго, Илинойс.
8 декабря, 21:46

Барбара Бардзовецки уже второй час стояла на кухне у плиты в своем доме. Она готовила праздничный пирог на день рождения своего мужа, который ежегодно наступал через три дня - 11-ого декабря. Сам Джозеф давно уже сменял пятый десяток и, несмотря на сына-медика, имел множество проблем со здоровьем, свойственных человеку, который с самого детства не отказывался от любой работы, что могла прокормить его и его семью. Он связал свою жизнь с бумагой: нынешний глава регионального отделения по её фабричному производству он начинал простым лесорубом на одной из немногочисленных на тот момент лесопилки этой же самой компании "WhiteTree". Сейчас мужчина с заметное проседью и лысиной на темечке, что окончательно укрепилась в своих правах, отмечал свой 57-ой день рождения и был занят составлением списка приглашенных. Рабочие контакты за последние пару лет карьеры разрослись до неприличных размеров, да и сам глава семейства Бардзовецки был дружен с родней, так что подготовка такого рода мероприятий требовала тщательности и рациональности - приходилось лавировать между расходами и обидами.

Кончик именного паркера, презентованного на последнем повышении лично главой концерна, застыл над именем "Тео". Заглянув через плечо, Барбара нежно опустила ладони на плечи своего, вот уже 36 лет, законного мужа и мягко сжала пальцы, массируя затекшие мышцы.

— Не мучай себя, любимый. Отправь приглашение, порадуй его, но помни, что он просто позвонит и поздравит тебя ...
— Порадовать? Теодор не появлялся на семейных праздниках уже пять с лишним лет, а я должен радовать его?! - Джозеф умел завестись за секунду и дойти до кипения за две - Барбара прекрасно знала это и уткнулась ему в лысеющую макушку:
— Тише-тише. Он врач, дорогой, и это большая гордость!
— Гордость гордостью, но забывать родню...
— Он и не забывает: хоть раз он не поздравил нас, м?
— Но и не приехал, - накал уже спадал, но мужчина продолжал скрежетать недовольством по инерции.
— Ты же знаешь, как он занят. Даже в собственный день рождения он работает, - гордо напомнила мама Теодора.
— Мда уж, бедняга. Би! Мы - плохие родители, раз воспитали такого трудоголика, - посетовал Джозеф, отложив ручку, - послушай, ему же 30 лет и до сих пор у него нет постоянной женщины...
— Его жена - наука, - мудро развеяла опасения отца Барбара, - но я больше переживаю за другое.

Выразительный взгляд женщины наткнулся на непонимающий взгляд мужчины. Секундная пауза и на лице Джозефа появились первые признаки понимания.

— Ты думаешь...vedzmin, - слово было произнесено со смесью отвращения и боготворения, - Но с того раза он так и не проявил...Ничего такого! Не может быть.
— Еще как может, - грустно улыбнулась Барбара, - "31-ая зима станет мерилом судьбы для рода этого, от мужчине к женщине через поколения, связь эта высшая пройдет, соединив предка и дитя единой нитью бытия", - наизусть процитировала чьи-то мрачные строки женщина.

Повисла пауза, которая грубо переросла в напряженной ожидание.

— Храни его Господь.

Джозеф чуть дрожащей рукой поставил галочку напротив имени сына в листе приглашений.

Сайлем, Орегон.
11 декабря, 04:37.

День не задался с самого начала: из-за проклятой метели, бушевавшей вторую неделю так словно апокалипсис и впрямь уже на пороге, Теодор опоздал на работу. И ладно бы просто опоздать, так из-за этого опоздания он пропустил опыт совместного допроса с ведущим светилом медицины - доктором Грегори Хаузом. Случай был незаурядный: бизнесмен, владелец дома, вызвал предыдущей ночью наряд полиции с запросом от ограблении. Когда же приехал второй наряд, после того офицера, который сегодня занимал соседнюю койку с хозяином, то патрульные обнаружили этих двоих в околокоматозном беспамятстве, а также два трупа и следы потасовки в доме. Оба пациента отрицают какую бы то ни было возможность использования химических реагентов или медицински-научного оборудования, которые в теории могли бы дать такой результат, тем самым ставя следствие в тупик.
Доктор Хауз как начальник отделения диагностики госпиталя "Сайлем Плейнсборо", воспринял подобную ситуацию как прямой вызов - он, подобно Теодору, крайне любил загадки, за что и снискал подобие уважения у ведущего специалиста отдела исследований психологии.
Теодор крайне хотел увидеть в действии известную в узких кругах его коллег технологию гипноза, на проведение которой согласились пациенты Хауза, но...

Теодор прибыл в больницу, проторчав в пробке почти полтора часа: автобус оказался заблокирован грузовиком, который основательно увяз в кювете, что был прикрыт сугробом, и пассажирам пришлось ждать окончания эвакуации водителя-неудачника. Особенно обидно было самому психологу, у которого дорога от дома до госпиталя редко занимала больше получаса, даже в такую непогоду.

Но на этом злоключения не окончились: по прибытии в больницу, Тео застал кучу полицейских, что обыскивали здание и держали оцепление. Не составило труда выяснить, что один из вышеупомянутых пациентов, бизнесмен Грег Джейкобс, если быть конкретнее, оглушил Хауза и сбежал из здания госпиталя. Воспользовавшись возникшей паникой, сбежал и второй пациент - какой-то пожилой офицер, чья личность не разглашалась полицией.
Естественно, рабочий процесс был сорван напрочь, а о работе с "VIP"-клиентами, как иногда называл Теодор своих самых особенных пациентов, не могло идти и речи. Более того - беглого офицера нашли: он прятался где-то в здании госпиталя и был задержан бдительными страдами правопорядка, что вызвало очередной переполох. Работать в такой обстановке, Теодор считал как минимум не рациональным, и поэтому весь его рабочий день представлял из себя утомительную возню с картами пациентов и бумажную волокиту от которой всегда начиналась мигрень.

Задержавшись в госпитале глубоко после полуночи, в наивной надежде в тишине и спокойствии поработать над своими проектами, Теодор практически оказался свидетелем второго побега офицера: доктор спустился в главный холл, налить себе кофе, как увидел дежурного охранника, что валялся бессознательной кучей у аварийного выхода на лестницу. Приведя пожилого мужчину в чувство, Теодор узнал, что охрана получила экстренный вызов с сестринского поста. В попытке добраться туда ночной "Барни-Файф", получил крепкий удар в голову от двоих неизвестных. Влекомый любопытством, Тео сходил с охранников на второй этаж, где действительно обнаружил двух зареванных медсестер стационара, а также тело молодого полицейского с сломанной шеей, которых нес дежурство у двух охраняемых палат. Но не успел Теодор окончательно осмотреть место преступления, как из пустой палаты, откуда сбежали двое пациентов, раздался достаточно мощный взрыв...

Его отпустили в районе двух часов ночи: пока тушили пожар, пока выяснили детали - больничный день оказался чрезмерно переполнен событиями, до головной боли и зубовного скрежета, но и дома он не нашел покоя. Заботливый почтальон подсунул срочное письмо от родителей под дверь квартиры. Даже в столь измотанном состоянии, Тердору не было необходимости вскрывать письмо, чтобы знать в какие слова сложатся буквы, написанные на дорогой почтовой бумаге.
У отца сегодня было день рождения и они с матерью были бы рады увидеть любимого сына на выходных...

Сон не принес облегчения.
Теодору вот уже неделю снился один и тот же кошмар, в котором он от кого-то спасался, убегая по крышам какого-то гетто. Порой он балансировал на краю, порой падал, едва успевая схватиться ща острый конек, но постоянно что-то гнало его, словно добычу. Страх, пожиравший его в этих кошмарах, с каждым новым разом был все более и более мучительным, а краски, которыми рисовался мир сновидений – всё более депрессивными. Раз за разом он убегал по этой полосе техногенных препятствий, не в силах нарушить правила сна, и каждый раз кошмар заканчивался самоубийственным прыжком, после которого доктор приходил в себя, весь в холодном поту.

Так и сейчас: легкие свело болезненным спазмом не рожденного крика и Тео рывком оторвался от мокрых родушек, пытаясь поскорее прогнать утомительный кошмар...

Тяжело дыша, Теодор неловко попытался убрать волосы, закрывшие глаза, другой рукой опираясь на покрытый смятой простыней матрас. Сердце, никак не желающее утихомириться и остановить свою бешеную пляску в глубине груди Теодора, заставляло кровь бежать по артериям быстро и бодро, насыщая ею мозг, готовый к поиску способов отразить любую напасть. Напасти не было: была лишь не слишком просторная спальня в скудно обставленной холостяцкой квартире. Часы со светящимися зеленым стрелками услужливо подсказали время: самое время для того, чтобы начался еще один чрезвычайно продуктивный день недели.
Что вчера было? Понедельник? Понедельник со снежными горами между домами? Или, может быть, понедельник с нападением на сотрудников госпиталя? Или понедельник с пожаром после взрыва в палате? Возможно, речь идет о понедельнике с весточкой от родителей? Баржо не мог остановиться на чем-то одном: даже его безупречное самообладание давало сбои, и больше всего сейчас ему хотелось что-нибудь разбить, а потом, возможно, заплакать.
Но, к счастью или сожалению, для человека, по средам выслушивающего рассказы всех членов неофициального сайлемского Клуба Любителей Потрошить Маленьких Девочек, а по пятницам развязывающего ужасные нагромождения фобий и неврозов у тех, кто должен мудро руководить этим славным городом, такие объемы стресса за один день означают лишь одно: что ж, это был ещё один ёбаный понедельник, не лучше и не хуже остальных.
Положив часы на тумбочку, Теодор потянулся к стакану с водой, который обычно оставлял с вечера. Другая рука чуть съехала по матрасу, стремясь нащупать под подушкой пистолет: что ни говори, а фаллические символы придавали спокойствия даже маститому психологу.

Понедельник и впрямь оказался сильно так себе: нагромождение хаотичных событий сильно мешало рациональному мышлению доктора, но всё это меркло на фоне кошмара. Первобытный ужас, что сейчас слоем липкого пота холодил спину и лоб, был его отождествлением в мире реальном. Сделав глоток воды, Теодор с брызгами выплюнул его прямо на пол: у воды был вкус формальдегида – знакомый медицинский запах представлял собой тошнотворную субстанцию на вкус – и как только врач не отличил подмены?!

Каждое утро именно вера подталкивает меня открыть глаза и в тысячный раз проверить, что пистолет под подушкой заряжен.
Теодор не помнил кому принадлежит это мудрое высказывание, но не забывал ни про пистолет, ни про веру, которую он внушал в психолога – и сейчас было самое время для морального допинга. К сожалению, пока доктор отплевывал формальдегид, рука шарила под подушкой безрезультатно: всё что осталось от верного Глока – куча паленой пластмассы и ржавчина, рассыпающаяся под пальцами.

Фокус происходящего резко и неумолимо изменился: тьма сгустилась ирреальными оттенками, фактически умаляя весь электрический свет, что обычно разгонял её по угла, заставляя жаться там в тонкие полоски мрака, что обычно признает победу человечества. Но не сейчас: первобытный ужас ночи захлестнул отдельно взятую квартиру доктора Баржо. Он чувствовал кожей хищные взгляды из этой темноты, чувствовал, что стоит лишь отвести на секунду взгляд – и он навсегда утонет в этом черном океане.

Но хуже всего, что Тьма наступала, постепенно сужая круг восприятия до кровати и зашторенного окна…

Вниз по спине Теодора стекали капли холодного пота, вызываемого тонкими нитями липкого, обволакивающего страха, не просто незримо присутствующего в помещении, а формирующего реальность вокруг. Комната проваливалась в черное ничто шаг за шагом, и, кажется, вскоре придет черед и кровати, на которой сидит испуганный маленький слабый человек с чужой фамилией.
Впрочем, сдаваться этот человек не собирался. У любой задачи есть решение, у любой ситуации - пути выхода. Уж коли Тьма решила забрать свет, нужно хотя бы попытаться начать сопротивляться этому процессу. Разумеется, электрическое освещение здесь не подойдет - придётся направиться к окну.
Теодор начал движение к краю кровати, попутно пытаясь нащупать на груди цепочку с крестиком.

Скрепы реальности дрогнули.

11 декабря. День рождения таких людей, как: Гней Домиций, Роберт Кох, Георгий Плеханов, Морис Леблан, Вишванатан Ананд, Хейли Стейнфилд и Джозеф Бардовецки.

Не обладая медицинской степенью в области психологии любой наблюдатель, окажись бы он здесь, смог бы уверенно поставить основной диагноз доктору Баржо – галлюциногенная паника.
Впрочем, сам доктор в нынешний момент мог поспорить с кем угодно из горе-теоретиков, хотя и надеялся, что взгляды из темноты, струящейся мрачным саванном по стенам, которых он не видел, но которые должны были быть на своём месте – лишь иллюзия, вызванная стрессом и недостатком сна.

11 декабря. Дата смерти таких людей, как: Пётр Лесгафт, Винсент Дю Виньо, Галина Вишневская и Теодор Баржо.

Однако путь до края кровати был подобен испытанию, а сам край – подобен обрыву, что простирался до края видимого мира, что, чисто визуально, так и было. Расстояние между полом и кроватью представлялось червоточиной в самом мироздании, откуда потоком хлестала тьма, ставшая по какой-то причине вполне материальной, которая затопляла съёмное жилище Теодора. Вязкая субстанция, что действовала сейчас под личиной отсутствия света, заменяла привычные очертания объектов, что гротескно и лупоглазо таращились на Теодора из-за его спины.

11 декабря. В этот день отмечаются праздники: Древние Агоналии и Международный День Гор.

Скромный крестик на тонкой серебряной цепочке, на удивление Теодора, тихо гудел и светился. В тот момент, когда мужчина достал его из-под мокрой насквозь одежды, он стал ещё и весить как будто тонну, что совершенно точно не могло быть объективной реальностью.

Но так было.

Теодор слышал взгляды за своей спиной и чувствовал голоса. Часть из них исходила из него самого – это прекрасная память принялась жить собственной жизнью, вещая совершенно бесполезные факты. Осязание, сбросив с пьедестала и надругавшись над зрением, являлось основным чувством, но и оно грозилось в любой момент либо отказать, либо подвести. Тем не менее, Тео продвигался вперёд и даже покинул пространство, когда-то гостеприимной, кровати, ступив босыми ногами на ледяной пол: до спасительной шторы, подсвеченной изнутри светом из окна, оставалось всего пару шагов.

Проблема заключалась в том, что пройти их предстояло через ту самую Темноту …

Единственным надежным спутником Теодора в этом ужасающем, неприятном и враждебном мире оказались не пистолет и не ученая степень, а маленький кусок редкого металла, выплавленный в две неравные перекладины. Странным образом именно этот предмет сумел пропутешествовать в кошмар вслед за своим владельцем совершенно невредимым - и, как подсказывал охваченный ужасом, но все еще выдающийся интеллект ученого, это кое-что значило. В первую очередь то, что силы, стоящие за этим простым символом и ранее не проявлявшие себя перед Теодором в реальном мире, в искаженном мире пугающих иллюзий обладают определенной властью.
Значит, воззвания к ним будут вполне уместны.
Сжав тысячетонный аксессуар в руке - так, что острые края врезались в тонкие пальцы - Баржо попытался было вспомнить какую-нибудь широко известную молитву, но прекратил пытаться, здраво предположив, что сейчас ему помогут только те слова, которые он способен произнести без чужой подсказки.
- Jezu, - первое слово вырвалось из Теодора, раздавшись криком внутри его черепной коробки, - направь меня, слугу Божьего Теодора, к свету, и придай мне сил, чтобы сделать первый шаг. Убереги от душевной слабости и не дозволь сойти с тропы истины.
Получалось, пожалуй, слегка выспренно и претенциозно, но времени мешкать больше не было - и Теодор сделал первый шаг к окну.

Своды церковных хоралов красивым эхом отражали молитвенные песнопения прихожан и святого отца.
Теодор был так молод, когда услышал эти слова впервые, но сейчас его слова тонули во мраке, который нехотя остановил свою экспансию.

Крест, утративший невозможный вес, сиял в руках Теодора, разгоняя темноту вокруг.

Внезапная мысль, словно игла вскрыла гнойный нарыв, пронзила сознание доктора: когда Теодор был в церкви последний раз? Когда его сердце было очищенно от скверны, которая каждый день очерняла его душу?

И словно учуяв брешь в уверенности, Мрак бросился в новую атаку, будто в брешь защиты фехтовальщика. Вещи, поглощенные Тьмой, завыли на мертвых языках, обещая бывшему владельцу страшные и нечеловеческие мучения, а источник Тьмы зловеще хохотал, вызывая в тридцатилетнем мужчине безудержное желание плакать и молить о пощаде.
Свет, излучаемый крестом, дрожал в конвульсиях, вибрируя и норовя выпасть из мокрых рук.

И он выпал.

Теодор рванул к окну, на ходу раздвигая шторы, и прислонился лбом к холодному стеклу. За окном был не Сайлем. Монументальные бетонные тела небоскребов и огромные пространства низкорослых районов - Теодор легко узнал очертания родного Чикаго.
С той разницей, что в его воспоминаниях малая родина не была объята пламенем пожаров, а в штормовом небе не разверзлась черная воронка, принадлежавшая той же стихии, что и тьма, забравшая квартиру Тео.
Прижатый к выходу на балкон, дверь которого отказывалась открываться, доктор изнеможденно прижался спиной к нему, наблюдая как серебренный крестик выгорает зеленым огоньком, окруженный Тьмой со всех сторон.

Огонек исчез и Теодор проснулся. Комнату доктора затопил мягкий утренний свет. Одеяло валялось на полу, штора была оборвана, стакан с водой перевёрнут, а пистолет валялся в опасной близости к краю кровати. Утерев слезы и пот с лица, доктор бросил мимолетный взгляд на будильник: 07:28 PM.
Рука непроизвольно потянулись к кресту, но его не было на шее. Догадка заставила резко обернуться на кровати, ища место, где крест был поглощен Тьмой в ночном кошмаре.

На ковролине зияла опаленная по краям проплешина...

Кошмар, финал которого резко закрутил Теодора в водовороте навязчивых мыслей, сильно сказывался На состоянии психолога даже после пробуждения. Обстановка в комнате говорила о том, что большая часть происходившего в сознании Теодора отразилось на реальном мире - сорванные занавески, разлитая по полу вода и валяющийся рядом стакан явно свидетельствовали об относительной достоверности галлюцинаций. Из обстановки выбивалось только одна деталь, и именно в эту деталь потрепанное светило науки неотрывно пялилось уже несколько минут, перекатывая под языком таблетки от головной боли и не решаясь их запить.
Эта единственная деталь, выбивавшаяся из стройной теории о стресс-индуцированном психозе, заставляла руки Теодора слегка подрагивать. Ну хорошо, крестик наверняка где-то за матрасом или под кроватью, но выжженное пятно... Зажигалок он не хранил - огню просто неоткуда было взяться.
Если только не...
Теодор бросил взгляд на технику - дорогие игрушки лежали на месте. Нет, ограбление было исключено - да и какой идиот будет грабить настолько скромные апартаменты?
Лишившись последней разумной версии о происхождении выжженного пятна, Теодор в очередной раз бросил взгляд на часы. Метафизическая интоксикация как-нибудь потом - сегодня, пожалуй, не стоило повторять вчерашних ошибок с опозданием.
Позавтракав и приняв контрастный душ, доктор Баржо начал собираться на работу. Ноутбук, электронная книга, несколько листов какой-то поразительной чуши об очередном парафренном пациенте - все это привычным движением он отправил в сумку, задержавшись лишь на пистолете. Австрийская игрушка не проявляла никаких признаков разложения, но Теодор На всякий случай разобрал ее, проверив каждую деталь.
Автобус или такси? Вчера общественный транспорт его подвел, но торчать в пробке Теодор может и на такси. Нет, сегодня, пожалуй, опять автобус.

Преодолев сопротивление стучащей в висках крови, Тео упрямо облазил каждый сантиметр жилого пространства, гордого именуемого домом, но так и не нашел пропажу. Зато при тщательном изучении обгорелой проплешины, были обнаружены тонкие нити серебра, что застыли причудливой миниатюрной паутиной и наотрез отказывались принимать ирреальность собственного существования...

***

Спустя почти полчаса мытарств по утреннему трафику и Теодор оказался на пороге госпиталя, неотличимый от толпы, которая высыпала из тесного автобуса на больничной остановке. Всю дорогу Теодора беспокоило назойливые взгляды окружающих, а мужчина никак не мог определить их источник - он твердо был уверен, что его внешний вид был в полном порядке. Впрочем, стоило этому многоликому чудовищу пробраться в холл федерального учреждения, как проявилась их индивидуальность: рабочая смена в лице медсестер и дежурных докторов направилась на второй этаж в докторскую и сестринскую, тех персонал вроде уборщиков и младших инженеров бодро зашагали в свою подсобку на минус втором, а больные, как им и положенно - заняли свои места близ ресепшена или же заспешили по направлениям докторов.

Теодор же свернул направо, минуя стойку ресепшена, прошел прямо мимо столовой и её подсобки и, еще раз свернув направо, толкнул двойную дверь, предварительно приложив магнитную карту к считывателю. Огонек радостно мигнул зеленым, пропуская ведущего специалиста отдела психологии доктора Т. Баржо внутрь исследовательского корпуса. Само здание было разделено на четыре этажа, принадлежавших разными RESEARCH GROUPS, что между собой частенько называли "кафедрами". Первый этаж принадлежал инженерам-технологам и IT специалистам: их аппаратуру было очень трудоемко таскать через госпиталь или прочие этажи, а потому самое маленькое подразделение научно-исследовательского отдела заняло самый удобный первый этаж. Доступа туда (как и в прочие помещения других "кафедр") у Тео не было, как и не было секретом, что большую часть их помещения с самыми высокими потолками занимал банальный склад и генераторная. Госпиталь федерального значения мог себе позволить и имел необходимость держать при себе подобных профессионалов, которые изредка все же предоставляли модифициррваные версии мед оборудования.

Второй этаж, укрепленный железными решетками, стальной дверью и постом охраны, принадлежало Отделению Психологии, как и сам Теодор. Здесь располагались архивы по самым интересным клиническим случаям; большой конференц-зал для консилиумов, собраний и совместной диагностики; несколько отдельных кабинетов, счастливым обладателем которого являлся и доктор Баржо; кабинет с мед оборудованием для регистрации и изучения показаний мозга пациентов, а также небольшая подсобка для персонала с личными шкафчиками, которые потеряли интерес для Тео с получением кабинета.

Третий этаж был отдан в распоряжение траспонтологов и хирургов всех мастей, самыми важными из которых были нейрохирурги. Сложись обстоятельства иначе и, возможно, Теодор имел бы допуск сюда, но обитель старых чванливых теоретиков-властолюбцев не жаловала никого младше 50 априори, если у него не было Нобелевской премии. Оставалась неясным их практическая роль и эффективность - весь основной коллектив, насчитывающий не более 8 человек, были мэтрами и грантами своего дела, пусть и весьма древними, но реальных прорывов за ними давно не числилось и многие зубоскалили, что ветераны просто пользуются своим возрастом и былыми заслугами. Впрочем их изыскания регулярно оплачивались, а руководству в любом случае было виднее.

Последний, но не по значимости, отдел был расположен на четвертом этаже. Самый молодой отдел фармакологии и фармацевтики работал, в противовес своим соседям снизу, обладал куда более юным составом. Здесь синтезировалась небольшая доля простых медикаментов для внутреннего пользования госпиталя, а также проводились клинические исследования многообещабщих разработок.

Естественно RI стоил кругленькую сумму в содержании. Часть достигалась финансированием из бюджета города и штата, часть - федеральными грантами, но администрация госпиталя, как и любой экономический концерн, всегда лояльно относилась к потугам сотрудников в погоне за звонкой монетой с единственным правилом - прозрачность операций. Основным источником доходов являлась стажировка и обучение многочисленного персонала всех мастей: от интернов из местного университета Орегона до курсов повышения квалификации действующих врачей со всей страны. Впрочем, для отдела психологии на этом доходы и кончались, если не брать в расчет совсем уж криминальные и опасные схемы по сбыту подотчетных психотропных препаратов или ложных показаний о самочувствии пациентов, когда персонал отдела привлекался к оценочной деятельности.

Как бы там ни было, Теодор кивнув своему единственному квази-подчиненому, доктору Рэджинальду Филипсу, который был в его власти всего два часа в день и обычно разбирался с черновой архивной работой, разделся и занял свое место за рабочим компьютером. Несмотря на докторскую степень в области психологии мышления, Рэджи был весьма простым человеком, эдаким "рубаха-парнем" за счет которого выезжали более эгоистичные сотрудники - как Тердор, например. Здоровье Филипса, не в пример его настроению, было серьезно подточено чрезмерным пристрастием к алкоголю, что отразилось сначала на печени, а затем и на внешности доктора. Лицо его имело бледновато-желтый оттенок, а кожа была изрыта шрамами от подростковых угрей и иногда шелушилась.

Но Рэджи, несмотря на добрый нрав и исполнительность, был костью для пса, почти что плевком в лицо для Теодора. Дело в том, что его предшественник, доктор наук, ушедший на покой старик, заведовал пятью людьми из штата на точно такой же должности ведущего специалиста, как и Баржо. Но нынешний начальник отдела, Кристофер Колинс, был не пальцем делан и едва почуяв перемены смог убедить директорат в необходимости сократить подобную иерархию. Теодору, не имевшему на тот момент и капли авторитета, попросту не успел ничего предпринять - заняв должность, он был поставлен перед фактом, что значило перманентный завал бюрократическими бумажками...

Как бы там ни было, сегодня на повестке дня, помимо бесконечной череды штампов и подписей для отправки в архив и подтверждения отчетов, у него было относительно свободное окно. Он мог сделать полезное для больницы дело, взяв пациента из общего потока и получить солидный "кусок пирога" в 20% от стоимости обращения. Мог попытать счастья, обратившись к сержанту Дженкинсу из убойного отдела, который периодически подкидывал наводки на действительно отмороженных уродов, а не обычных хулиганов, которых отдавали Тео тюремное начальство, не желающее выносить "сор из избы". Впрочем сержант Стив в последнее время был плотно занят в собственной "кухне", так что стопроцентной уверенности с ним не было, а уж про то, чтобы получить доступ к "клиентам" тюрьмы строгого режима "Дефендр", а не "приятелям" Дженкинса - оставалось только мечтать. Ну и конечно, можно было продолжить погружение в пучину отчаянной сонливости, которую вызывала вереница протокольных документов...

Теодор, вынырнув из мутного потока общественного транспорта, несшего его прямо к месту работы по заснеженным улицам утреннего Салема, замер на берегу моря работы, которое необходимо было пересечь, в некоторой задумчивости. Собиравшись было, по своему обыкновению, использовать свободные минутки на общение с опасными клиентами, он замер и, вероятно, впервые крепко задумался над тем, чтобы добровольно заняться чем-то однозначно скучным.
Зачем подвергать свое и так не слишком стабильное эмоциональное состояние дополнительным испытаниям, если можно наконец-то уделить немного внимания собственной карьере (которой уже давно пришла пора сдвинуться с места) и заодно обеспечить себе одну ночь спокойного и тихого сна? Возможно, пара лишних очков за добросовестное выполнение своей работы помогут Теодору обрести еще немного не слишком важной, но такой приятной власти над людьми...
Отложив в сторону кипу личных дел и выписок из протоколов (надо будет спихнуть ее на Рэджи - пусть тратит жизнь на что-то более осмысленное, чем алкоголизм), Теодор морально подготовился к паре часов выслушиваний жалоб очередного скучного обывателя.

Сделав выбор в пользу родного госпиталя (жертва вряд ли была оценена по достоинству), Теодор с гордо поднято головой, но слегка поникший духом, продефилировал обратно в ресепшн, где попросил тучную темнокожую медсестру выполнить всю необходимую схему по отправке пациентов, что ожидали психологической помощи прямо сейчас.

Зайдя в приемную 3, Теодор принялся ждать, но блаженное ничегонеделание продлилось лишь краткий миг: в палату без стука влетела дамочка типа "сильно за сорок, но я стараюсь" и ведущий специалист Сайлем Плейсборо по экспериментально-прикладной психологии Научно-Исследовательского отдела заранее знал, чем закончится эта встреча.

Сначала, он скажет здравствуйте и представится. Затем, женщина скомкано расскажет о постоянных мигренях, раздражительности, бессонмце, легком треморе, плохом самочувствии, потере аппетита и даже температуре. Вся эта печальная песня, весь этот крик души будет течь нескончаемым потоком одиночества, до тех пор, пока Теодор не поднимет руку, прерывая красноречивые жалобы и веско заявит: "это же классический стресс! Просто принимайте эти таблетки в течении двух недель и все будет замечательно!" и выпишет ей "prozac" или аналог.

Наваждение ушло.
Женщина, нервно теребя ручку адаптированного под слабый пол сумки-дипломата, быстро произнесла:

— Здравствуйте, доктор! Меня замучили головные боли и бессонмца...

Теодор глубоко вздохнул.

***

Спустя пять минут, Теодор сидел в пустой приемной, а миссис Кодрейт-Джеймс-Миллер, 44-х летняя служащая банка, летела в больничную аптеку за своим прозаком. Она была счастлива, Теодор был спокоен - как всегда в светлое время суток.

Баржо взглянул на часы: прием занял 7 с половиной минут, что возможно было рекордом, но оставляло некое ощущение незаконченного гештальта, коего педантичный психолог сторонился как чумы, не понаслышке зная всю потаенную опасность идей-фикс. Подняв трубку, он попросил на ресепшене еще одного "психа", как на жаргоне внутренней связи госпиталя называли ожидающих людей "из народа" приема у психолога без предварительной записи.

В этот раз все оказалось куда интереснее.
В кабинет зашла пожилая женщина, примерно 55 лет на вид: плохопрокрашенные волосы у корней серебрились благородное сединой, но в остальном леди была причина взгляду, являясь если не образчиком сытой старости, то его весьма качественной интерпретацией. Следом она завела маленькую девочку, лет 8, максимум 10. Девочка была одета в теплый вязанный свитер, с красивым белым оленем на груди. В руках она сжимала ярко голубую шапку с огромным белоснежным пумпоном, которую почему-то не сдала в гардероб вместе с пальтишком или пуховичком.

Леди поздоровалась первой:

— Доброго дня, доктор. Меня зовут миссис Морти, Анна Морти. А это моя внучка - Элис. И... - женщина явно готовилась к этому моменту, когда явно бредовую с ее точки зрения ситуацию, придется облечь в плоть слов, тем самым признав реальную угрозу...чего?

— Я вижу мёртвых людей, сэр, - удивительно серьезно для такой крохи произнесла девочка, смело и с некоторым вызовом, глядя прямо в глаза Теодора: васильковые глаза были холодны и светились недоверием. Бабушка явно отрицала возможность подобного и девочка постепенно начинала закрываться.

Миссис Морти взмахнула руками и окрикнула малышку, словно та не озвучила проблему, а исполнила соло среднестатистичекого портового грузчика:
— Элис! - она виновато посмотрела на доктора и покачала головой, молчаливо признавая сущность запроса. Прикрыв ладонями уши девочки, она громко зашептала:
— Её родители погибли в автокатастрофе год назад и я бы не стала вас беспокоить, мистер, но она...она рассказала как погиб мой муж - Фрэнсис. Он был альпинистом, разбился до ее рождения в Гималаях. Мы никогда и ничего не говорили Элис о нем, да и фотографий с ним всего ничего - все они хранятся в моей запертой шкатулке, так что сами понимаете... - на аккуратном лице женщины застыла смесь богобоязненного ужаса и практичного скептицизма, - Я сама инженер со степенью по физике, но ...

В этом многозначительном "но" умудрилось поместиться столько всего, что Теодор понял максимально отчетливо - миссис Анна Морти чертовски боится...

Голоса скучных и неумных людей, подобно шуму волн, успокаивали и убаюкивали Теодора (особенно в тех случаях, когда обращались к нему уважительно): семь очень скучных и потому блаженных минут приема очередной бизнес-леди чуть не усыпили доктора. Пожалуй, в тот день, когда одна из подобных теток скажет что-то нетривиальное, он купит тортик для Реджи. Вафельный, в шоколадной глазури, в форме таблетки Прозака. Может, самому начать принимать?..
Нет уж. Теодор - хозяин своих функциональных состояний. Зачем всю жизнь целенаправленно удаляться от общества потребления и "нации Прозака", чтобы затем присоединиться к ним?

Следующий посетитель, впрочем, заставил Теодора проявить интерес с первых секунд: детей к нему водили редко. Квалификации ему, конечно, хватало (по мнению Теодора, в стенах этого госпиталя он был единственным психотерапевтом, которому хватало квалификации хоть на что-то), но милые создания в самом начале жизненного пути, конечно, были не совсем его профилем. Вот визжащие, кусачие монстры, кидающиеся на санитаров из темного угла своей палаты...
Но сегодня доктор Баржо сам выбрал себе этот путь. Элис, значит...
Закрыв глаза и глубоко вздохнув, он как следует покопался в себе, ища остатки человечности и доброты, которые берег как раз для таких случаев: девочка уж точно нуждалась в теплоте и понимании. Сначала, правда, нужно было разобраться с бабулей.
- Миссис Морти, я искренне соболезную родителям Элис. Подобная трагедия - тяжелый удар по каждому члену семьи, и в таких ситуациях не стоит пренебрегать помощью специалистов, помогающих пройти через трудные периоды в жизни. - Теодор говорил медленно и размеренно, стараясь успокоить активную бабушку. - Вы можете найти себе подходящего специалиста среди сотрудников нашего госпиталя или же обратиться к частному лицензированному терапевту. Помните: ваши родные хотели бы, чтобы вы совладали с трагической ситуацией, а не были бы полностью охвачены ею.
Вступительный параграф был окончен. Ну, и кто теперь скажет, что Теодор не любит людей? Очень даже любит. Он читал много книжек и совершенно точно знает, как это нужно делать.
- С Элис, похоже, в силу ее юного возраста произошло именно это. Могу заверить Вас уже сейчас: ваша внучка ничем не больна и абсолютно нормальна. На ней сказывается влияние трагедии ее родителей, которое, конечно же, абсолютно объяснимо. Я думаю, за небольшой период времени мы с Элис сможем понять, какой способ терапии поможет ей перевести ее тоску по родителям из этого... фантастического... русла, - перед Теодором вдруг на секунду предстала не такая уж и фантастическая картинка с расплавленным серебряным крестиком, и он запнулся. - Я, с Вашего позволения, познакомлюсь с юной леди.
Теодор нагнулся, чтобы лучше видеть девочку.
- Здравствуй, Элис. Меня зовут доктор Баржо. Сегодня я хотел бы познакомиться с тобой: возможно, нам удастся подружиться, и ты расскажешь мне какие-нибудь интересные истории. Ты не против со мной познакомиться?

Миссис Морти лишь раздосадовано дернула плечами и вновь закрыла ушки внучки своими руками:
— Думаете, мы не пытались? Известные врачи, частные санатории и индивидуальные программы - чего мы только не пробовали, но эта юная леди каждый раз закрывается и наотрез отказывается вести беседы, стоит ей понять, что ей не верят ... - пожилая женщина устало вздохнула, а девочка с прежней серьезностью глядела на Баржо.

— Но за этот год все стало только хуже - ее уверенность в загробном мире растет и что хуже - ей удается убеждать в этом самых отпетых атеистов. Мы уже готовы отправляться в Германию, но решили дать нашему родному городу последний шанс - если и расставаться с такими деньгами за лечение, то уж на родной земле, знаете ли, - добавила миссис Морти весьма рационально.

Наконец, уши девочки были освобождены, и врач представился. Девочка кивнула и с крайней степенью официоза, словно присутствовала на королевском балу, а не приему психолога, протянула маленькую ладошку для рукопожатия:

- Меня зовут Элисон Морти и я не против познакомиться с вами, добрый сэр Баржо.

Рукопожатие было мягким, но по телу Теодора пробежала странная дрожь, словно его на секунду окунули головой в ледяную реку прошлого: совершенно внезапно вспомнилась погибшая тетка Вирджиния, раненая грабителем. Тео был тогда совсем маленьким и этот эпизод жил в его памяти расплывчатым пятном биографии - до этого момента. Доктор отчетливо вспомнил день похорон: от погоды до погребального наряда.

Элис едва заметно улыбнулась.