Повесть о Четырех Городах. ЗАМОРОЖЕНО. | ходы игроков | Scapino

Ах, Республика Трех Городов! Гордое государство Драконьего Полуострова, что на окраине Материка, не склонившееся ни под кем! Выросшее из простого убежища беженцев древней Арлионской Империи, оно сейчас представляет собой одно из величайших государств на всем материке. Сейчас, увы, он находится на грани развала - на юге расположилось мятежное Королевство, с севера на полуостров наседают воинственные соседи, закулисная игра вновь уносит жизни, и нечто странное нависает над материком...

Но наша история не о правителях, вершащих судьбы тысяч людей, не о героях и магах, но о простых людях, что родились и чей путь только начинается.

Золотой регион не зря так прозвали – мягкий климат, отличная почва, и практически полное отсутствие холмов сделали этот район идеальным для сельскохозяйственной деятельности. Осенью, когда поспевает пшеница, эти луга действительно преображаются и выглядят, как золотые горы. Редкие перелески, здесь соседствуют бескрайними полями, а горизонт просматривает на многие мили. Если и есть рай на земле, воистину это он.
Люди здесь веселые и жизнерадостные, хотя и горделивые.

Корваро. Как много в этом слове для всех жителей Республики Трех Городов! Пусть гордится своими искусными воинами и оружием Кастильон, пусть кичится своими научными новинками Марлиано, пусть орет на каждом углу о своей независимости Люччо, но жизнь в них так или иначе задает Корваро - неофициальная столица Республики. Здесь жизнь затихает только глубоко ночью, но даже тогда она не спит - только притаилась, чтобы с рассветом вновь забурлить. Сейчас главный проект Корваро - это огромный собор Троицы, монструозное здание, которое даже в недостроенном виде поражает воображение. Вид с колокольни захватывает дух, и собор видно первым, когда подъезжаешь к городу.



Корваро принято разделять на три района - Корваро Вэччи, район богачей и первых поселенцев на Полуострове, Корваро-на-Вацо, сердце Республики у реки Вацо, и Корваро Повэри...
Про Корваро Повэри, что находится за стенами городского центра и опоясал Корваро-на-Вацо, принято говорит как можно меньше, и не мудрено. Это... скажем так, разнообразный район. Чем ближе к городским стенам, тем и дома опрятней, и улицы прямей, и спится легче. На окраинах царит запустение и нищета, которую бессмысленно описывать. Здесь, в шалаше собранном из не пойми чего, родился Лучиано Корваро, сын прогоревшего торговца, Пандольфо и его жены, Марии.
Если верить отцу, раньше все было иначе - он жил в одном из больших домов в непосредственной близости к городским стенам - можно сказать, они были даже богаты. Прямо перед войной он заключил контракт по поставке крупной партии стекла из Люччо, который бы сделал имя Пандольфо. Он был настолько уверен в своей удаче, что даже влез в долги. Увы, когда началась война, стекло потерялось в дороге. Пандольфо был разорен. Все оставшиеся сбережения пошли на оплату долгов, и они переехали из своего дома в жалкую лачугу на берегу Вацо, с беременной супругой и годовалым ребенком на руках. Несмотря на все несчастья, Пандольфо оставался оптимистичным - в конце концов, все что не происходит, все к лучшему! У него еще остались друзья, и когда кончится эта война, они помогут ему! В чем не сильно уверена его супруга, твоя мама, Мария. Несмотря на то, что у твоего отца было много друзей, было и не меньше конкурентов, особенно некий Никколо. При его упоминании твой отец всегда хмурился и замолкал, а мама говорила, что расскажет, когда подрастешь. Твоя сестра, Лючия, рассказывала тебе, что раньше к ним кто-то приходил, но она не помнит толком этого мужчину. Может это и есть тот самый Никколо, она не знает...

Золотой Корваро! С твоим блеском не сравнится ни один из других городов в мире! Никому не превзойти твоего богатства и счастливы те, кто живут внутри твоих стен!
Что же, это было правдой. Именно внутри стен жили те, кто вершил судьбу города, подлинные хозяева жизни. Впрочем, даже те, кто подпирал могучие стены своими жилищами, не могли посетовать на свой быт, потому как их районы были чистыми, спокойными и наполненными простыми житейскими радостями. Во дворах здесь играли дети, соседи через окна здоровались друг с другом, по ночам загорались фонари, а по улицам всегда ходил патруль городской стражи. Они бдительно несли службу и кивали старикам, что сидели перед домами и наслаждались вечерней прохладой.
Дома были опрятны, а во дворах цвели груши и зрели апельсины.
Все это Лучиано Корваро знал наизусть из рассказов своей матери, Марии. Для маленького мальчика, который рос слабым и недокормленным, одной из немногих радостей были сказки и истории о том, "как они жили". Он слушал их с удовольствием, обсуждая со своей старшей сестрой и в его мечтах образ их прошлой жизни смешивался со сказками про драконов, волшебников и добрых фей. Это и было для него сказкой, по сравнению с тем, что он видел каждый день.
А жила небольшая семья бывшего торговца на окраине Золотого Корваро. Их жилище было лачугой, построенной из подручных средств. Собственно говоря, это было недалеко от истины - Пандольфо самолично строил этот дом, пока его беременная жена жила в палатке из их старых плащей. Земляной пол, на котором был рассыпан сухой тростник, серые стены, сложенные из подобранных камней и досок. Крыша, которая представляла собой сбитые друг с другом доски разной длины и куски деревянных ящиков из-под фруктов, была засыпана сверху землей и укрыта все тем же тростником. Ее поддерживали воткнутые тут и там в землю балки, которые вовсе не гарантировали постройке устойчивости. Однако, чудом и молитвами, они продолжали стоять изо дня в день вот уже скоро как десять лет.
Отец семейства, Пандольфо, которого все вокруг называли не иначе как Пандольфо Боннуомо или Пандольфо-Простак (хотя бытовало и иное прозвище, гораздо более обидное - Шиокко или же Дурак), был мужчиной не слишком могучего телосложения и весьма незлобивого нрава. Как раз-таки за этот нрав когда-то и полюбила средней руки торговца его будущая жена, Мария. Она была красивой девушкой с цепким умом и именно с ее помощью дела Пандольфо пошли в гору. Он всем делился со своей женой и ее ценный совет всегда приводил к получению хорошей прибыли с торговли.
Что, конечно, не могло нравится его конкурентам.
Стоит сказать, что за Пандольфо-Простаком водилось два грешка. Он любил выпить, а когда выпивал, то становился опрометчивым и упрямым, словно осел. И именно из-за них начались все несчастья семейства Корваро. Однажды, подвыпивший торговец пришел домой и с гордостью сообщил, что подписал бумаги на крупную поставку стекла и что эта сделка прославит его имя и сделает их богатыми. Наутро он схватился за голову, однако отменить сделку он не мог - обязательства в случае разрыва контракта оставляли его без гроша. Мария, которая к тому моменту уже была беременна вторым ребенком, плакала по ночам, понимая, что ее простака-мужа подставили, но и она не могла никак повлиять на уже случившиеся события.
Итогом же стало то, что стекло пропало в дороге. Да и было ли оно? Об этом часто спрашивал сам себя глава семейства темными ночами.
Впрочем, это было то немногое, что знал и мог понять Лучиано. Со временем он стал догадываться, что Никколо, которого иногда упоминали родители и сестра, имеет гораздо большую роль во всем этом, нежели просто был конкурентом, но с уверенностью ничего сказать не мог.
Теперь же, Пандольфо целыми днями работал на стройке собора Троицы, потому как другую работу для бедняка и неудачника найти было трудно. На строительстве же всегда требовались люди. Платили немного. Скажем даже, что платили практически ничего. Однако служители церкви, которые каждый день находились возле собора, никогда не оставляли страждущих без помощи, поэтому Пандольфо всегда возвращался домой с едой, иногда - с одеждой.
Мария, так как была грамотной, помогала составлять письма и грамоты, а так же стала подрабатывать прачкой в одном из богатых домов, когда дети стали достаточно взрослыми, чтобы оставаться в доме одни.
В основном же она заботилась о сокровищах семейства Пандольфо, которые у них остались - о детях. Причем, это не будет преувеличением, потому как красотой они явно пошли в мать.
Старшую девочку звали Лючия. Аккуратными чертами лица, длинными светлыми волосами, слегка смуглой кожей и большими зелеными глазами она очень сильно напоминала Марию, разве что цвет волос ей достался от отца - у матери были темные волосы. Ловкая, сильная, бойкая и сообразительная, она быстро росла и хорошела с каждым днем. Отчего, однако, все чаще грустила мать, но когда Лучиано спрашивал о причине грусти, та только мягко улыбалась и отмахивалась.
Младший сын, Лучиано, с детства часто болел. Сказалось то, что родился он не в большом доме под присмотром повитухи, а в палатке посреди трущоб. Несколько недель его родители боялись, что долгожданный мальчик умрет, не справившись со свалившимися на его хрупкие плечи условиями. Однако он выжил. Но, как сказала приглашенная знахарка, сильным и большим ему уже никогда не быть. Внешне он напоминал мать и был достаточно красивым мальчиком, но все же в его чертах гораздо больше угадывался Пандольфо. Особенно если смотреть прямо в его светло-карие глаза.
Как бы компенсируя недостаток физической стати, Лучиано оказался на удивление умным и сообразительным. Заговорил он гораздо раньше, чем смог достаточно хорошо ходить.
Мария сразу решила обучать детей грамоте и удивлялась, глядя как быстро впитывает знания Лучиано. Он постоянно задавал вопросы, как и все дети, однако его вопросы отличались несвойственной его возрасту продуманностью и детализацией.
Как только алфавит оказался позади, Пандольфо раздобыл на стройке у монахов ветхое Священное Писание, которое принялись изучать дети. Потом были другие книги на церковную тематику, затем пьесы, однако Лучиано просил отца каждый раз принести еще. И Пандольфо, внутренне радуясь тому, каким умным растет его сын, всегда старался так или иначе раздобыть что-нибудь еще. В конце-концов, книг стало так много, что их стопки полностью заслонили одну из стен дома, превратившись в дополнительную опору крыше.
Конечно же что-то было в жизни Лучиано помимо книг. В их районе хватало детей, и хотя они были такие же оборванные и грязные, они оставались детьми. Нельзя сказать, что со сверстниками у Лучиано возникло понимание. Его часто колотили, потому что он не мог дать сдачи, его дразнили сыном Дурака, однако находились и такие, которым было интересно послушать истории, которые теперь уже он сам начал рассказывать, как раньше ему рассказывала его мать. Со временем, собираться послушать его рассказы стали собираться не только дети, но и старики, которые только покачивали головами, дивясь тому, каким умным был этот юнец.
Лучиано рос слабым, однако умным мальчиком. А еще - исключительно хитрым и сметливым. И этой чертой он очень сильно напоминал мать. Однако, были черты, которых не было у его родителей, а именно - жестокость и злопамятство. Нет, он не был жестоким маленьким деспотом, который отрезает кошкам хвосты и уши, или убивает камнями ворон. Лучиано никогда не забывал и не прощал нанесенных обид. Его жестокость всегда была направлена по отношению к людям. Он использовал свой ум и хитрость на то, чтобы всегда наказать обидчика, пусть на это уйдет время. А его внешность маленького ангелочка всегда оставляла его вне подозрений.

Когда Лучиано исполнилось десять лет, в его жизни наступили перемены. Они ознаменовались тем, что мать почти перестала появляться дома. Ей удалось наняться горничной в богатый дом. Грамотная и привлекательная женщина, там были ей только рады. Иногда Мария брала своих детей на кухню и там они могли вдоволь наесться. Хозяева были достаточно благородными людьми, чтобы иногда разрешать маленькому мальчику почитать ту или иную книгу - из тех, что подешевле. Оттуда же Лучиано и узнал о существовании таких мест, как университеты. В его душе загорелось пламя - теперь он хотел узнать о каждом из них больше.
Сам же паренек на своем одиннадцатом году жизни почти все время проводил на улице. Из-за нескольких странных историй, произошедших в прошлом, особой популярности среди сверстников у Лучиано не было.
Сам же Лучиано был приветлив, словно маленький ангел и теперь думал о том, как бы заработать. Он уже давно знал, что книги стоят денег, а книги были его единственной стратью. Ради этого, а так же чтобы поддержать семью, он начал промышлять мелким воровством. Однако, сам он не воровал. Не особо ловкий, не слишком быстрый, он так или иначе отвлекал будущие жертвы воришек, в то время как другие, половчее, чистили карманы.
Большая часть денег должна была отправляться семье, а вот меньшую он планировал тратить на книги, но пока откладывал. Монетка к монетке, но вода камень точит, как говорил один местный старикан, что был родом из Люччо. Деньги никогда не будут лишними.

Лучиано извивался в пыли как червяк, но против придавившего его к земле взрослого мужчины, десятилетний пацан, не мог сделать ничего. Его пленитель не спешил, явно наслаждаясь беспощностью жертвы, но подняв голову, мальчик с ужасом увидел как в руках блондина серебристой рыбкой мелькает лезвие ножа. Паренек сглотнул, уже представив себе как холодная сталь коснется его шеи и рассечет яремную вену и забрыкался еще сильнее. Демоны его дернули ограбить этого сына Темного Отца и хромой шлюхи Джованни!

Впрочем тут оговорить надо что некоторые то основания для уверенности в успехе по совести у Лучи были. Не зря же среди мальчишек окраин Корваро Повэри он известен как Лучиано Омбре, то есть Тень. Прозвище непростое надо сказать, а с двойным дном, с одной стороны отражает удивительную способность мальца прятаться и быть незаметным, а с другой - указывает на его особливое положение. Все знают что в шайке Вико Гвоздя главный собсно Вико Гвоздь - здоровый детина, в свои тринадцать выглядящий на все пятнадцать, лбом гвозди забивает, за что и кликуха. Но те которые в курсе, знают что по правильному, шайкой то рулит, Лучи шкет, которого за спиной Вико и не углядишь - ну чисто тень в солнечный денек. А что братцы поделаешь, когда голова того Вико, ни на что более кроме как забивания гвоздей по сути и непригодна, а у Лучиано котелок за троих варит, а? Вот то и выходит, что говорит что шайке делать Вико, а решает что делать Лучи.
Шайка мелкая, пацанов в восемь. Промышляют как все порядочные люди на окраинах Корваро Повэри - нищенствованием и кражами мелкими. Тут кстати Лучи тоже, ну ежели не в первых рядах, то и никак не в последних. Он правда крыса хитрая сначала на дело ходил только чтобы дурня очередного ограбленного отвлечь, но Корваро Повэри место такое, что все уже давно эти трюки гнилые знают. Ежели один пацаненок перед тобой комедь разыгрывает, то знамо дело, второй щас в карман лезет. И слава Троице, что честные жители Корваро Повэри, по доброте душевной воренка пойманного не к страже волокут (на самих столько дерьма висит, что на троих человек хватит и еще чутка останется), а на месте учат. И хорошо если не досмерти. Хотя Лучиано, червяка скользкого еще поучи, ха! Все знают что в драке он - дохляк дохляком, но жопой чует когда по рылу прилетать будет. Ты только кулак занес, только примерился как ему рожу набок свинтить, а его уже и след простыл. Ловок, щенок, ничего не скажешь!

- Позвольте мне рассказать вам одну историю, юноша
Джованни убрал ногу со спины мальчика, но не успел тот этому обрадоваться, как узкая ладонь Туза Кубков опустилась ему на лохматый затылок, вдавливая носом в землю. Лучи забрыкался, вырываясь из рук, но все чего смог добиться - вывернул голову чуть вбок и теперь смотрел прямо в лицо своему мучителю. Джованни широко улыбался, его нестерпимо белые зубы поблескивали от слюны, но в небесно-голубых глазах было только безумие
- Я бы даже сказал... притчу.

Впрочем как не быть ловким да сметливым при его то жизни? Нелегко быть сыном Дурня Пандольфо, пострадавшего за жадность свою и любовь к выпивке. Хотел взлететь выше всех, а в итоге свалился всех ниже. И семью за собой потянул.
Последнее время впрочем дела у семьи получше, матушка Лучи, Мария женщина образованная и еще недурная собой, устроилась горничной в приличную семью. С тех пор у Лучиано и сестренки его и с деньгами получше и в животе никогда не пусто - хозяева дома, люди щедрые и закрывают глаза на то, что Мария детей своих на кухню водит.
Да только не все так просто. Марии то такие большие деньги хозяин платит не за то чтобы она ему пыль по дому гоняла. Да и Лучи уже знает что к чему - видел как-то маму свою с сеньором Валерио, в такой позиции в которой десятилетнему мальцу родную мать ну никак видеть не полагается, тем более с незнакомым мужиком. Мария об этом ни сном ни духом, да и каждую ночь перед образами Троицы про себя молится, что все ради семьи и ей самой это противно - но Лучиано это запомнил. Но не сказал никому конешно. И так сыном Дурня звали, так что теперь еще и "сыном шлюхи" быть?

- Один мальчик, по странному стечению обстоятельств крайне похожий на вас... - Джованни медленно провел рукой с ножом по лицу, убирая прядь белокурых волос и придавил все еще безнадежно ерзающего на земле мальчишку коленом - Попал в район где ему бывать не следовало и пытался обокрасть человека к которому ему не следовало даже приближаться - Ладонь Туза Кубков соскользнула с затылка Лучи и опустилась на его ягодицу, осторожно стиснув. В этом движении пожалуй даже не было похоти - так покупатель на рынке мог бы пощупать кусок мяса
- Его поймали, изнасиловали и отправили в Проклятые Королевства - Джованни неожиданно расхохотался - Собирать финики. Там он пристрастился к дурману. И ныне этот мальчишка, как говорят на староимперском, "мортус экс меретикс".
Лезвие ножа блеснуло в свете луны, но Лучи не почувствовал боли. Однако через секунду ощутил нечто куда более страшное - прохладный ночной воздух коснулся его ягодиц, сквозь дыру в том что не так давно было его штанами.

Но надо вам сказать что это Лучиано парень толковый, да толковый. Высоко метит просто, в ниверситеты из нашей грязи выбиться надеется. Что такое ниверситет? А хрен его знает, вот Лучиано и спросите. Или о том как всякие светила небесные окромя луны и солнца называются. Или о том как на староимперском называются серебро да золото. Или еще о какой хреномундии, которую нормальному человеку знать не надо, вот он и не знает. А Лучи - знает. Вот такой вот толковый малец!
Ну да ладно, эт все присказка, но вам то наверное интересно, как он в такой ситуации очутился, с голой жопой то, да под Джованни? Ну тут дело долгое.
Джованни этот - Туз Кубков. Не знаете что это такое? Эх, не выжили бы вы в Корваро Повэри. Окраины Корваро банды держат, крупные из которых именуются "колодами" - так уж заведено. Сильных колод четыре, Пентакли - эти все денежные дела контроллируют от нищих, до фальшивомонетчиков. Кубки - на них торговля вином да дурманами, ну и девки продажные им платят. Далее Посохи - эт братство воровское. Ну и наконец Мечи, что на мокром деле и разбоях с грабежами подвизаются. Устроены они просто - снизу вверх, от двойки и до короля. А Туз - особливо стоит, это во всякой колоде тот самый человек которому грязные дела поручают (ну кроме Мечей, у этих Туз как раз наоборот, самый цивильный). Ну да вернемся к Лучи. Сестра его - Лючия, приглянулась Беппе Кривому из другой шайки. А он ей нет. Лучиано как увидел, нестерпел, в драку полез - да куда ему - сам тощий и на свои десять не выглядит, а Беппе в свои четырнадцать года на два старше смотрится. Но за Лучиано Вико встал, да и остальные парни, а Беппе свои не поддержали так-то особо - ну по-человечески рассуждая, гнило он поступил, верно ведь? Ну встали в тупик. И тут кто-то предложил решить по взрослому - как воры. Пущай каждый попробует украсть что-нибудь у Туза, а тот у кого выйдет - тот и прав. Беппе Пентакли достались, Лучи Кубки.
А о Тузе Кубков, Джованни мерзкие слухи ходили что он де мужеложец мерзкий, дурманщик, любитель малолетних и просто человек нехороший. При том неясно совершенно из какой жопы он такой выполз - кто говорит что из Люччо, кто говорит из Марлиано, кто-то Троицей клянется что у него горцы из Стального региона в роду, а кто на Святом Писании подвердить готов, что оный Джованни на деле ящер хладнокровный из Проклятых Королевств в человечью кожу обряженный. Сам то ведет он себя чисто дворянин, но ежели каждого беловолосого в дворяне записывать, то так скоро ни земель ни должностей в государстве не останется. И вот такая вот поганая натура досталась нашему Лучи. Он вроде и момент верно подгадал - выходил Джованни из притона дурманного вышел, с чертями разноцветными за ручку здоровался и на что там в нашей с вами скушной реальности происходит особого внимания не обращал. Однако ж когда Лучиано ему руку в кошель сунул он хвать! И споймал мальца. Вот тут то вы и пришли. Смотрите чего дальше будет.

Ладонь Джованни вновь опустилась на затылок мальчишки и он убрав колено с его спины принялся подниматься. Однако же Лучи точно расчитавший момент, из последних сил рванулся в сторону - и выскользнул из рук Туза Кубков, оставив ему на прощанье клок волос. Поднимавшийся на ноги мужчина не удержал равновесия, когда его "опора" неожиданно сорвалась с места и неловко пошатнулся, едва устояв на ногах. Лучиано не собирался терять времени даром и придерживая руками остатки штанов бросился бежать. Быстрее! Быстрее, потеряться, исчезнуть в лабиринте улиц и переулков!
- Стоять сученыш! - Раздался у него за спиной срывающийся на визг голос Джованни, но Лучи естественно не послушал, убегая со всех ног. Пускай ничего не украл, но хоть жив остался! Парни видели что его Туз схватил, а он живым вернется. Отдаст что-нибудь из своих и скажет что у Джованни выкрал - авось поверят.

Не понадобилось. На следующий день Кривой Беппе не пришел. А вечером его нашли в какой-то хибаре с перерезанным горлом.

Надо признать, что случай с Джованни, Тузом Кубков, весьма ощутимо повлиял на юного Лучиано. Каким бы умным и хитрым он бы себя не считал - он все еще оставался хилым сопляком и только чудом он не закончил так же, как Кривой Беппе, здоровенный ступидо.
Лучиано крепко задумался над тем, что же теперь ему следовало делать? Для себя он нашел решение довольно быстро. Ему был нужен нож. И не просто расплющенный о камни медный гвоздь, который потом затачивался о стену какого-нибудь дома или брусчатку, а что-то более крепкое, надежное и серьезное. Он должен был найти хороший нож и теперь посвящать время в одиночестве на обращение с ним. Кое-что он узнавал из обрывков и отдельных страниц трактатов о фехтовании. Это были не целые книги, потому как все, что удавалось найти было в ужасном состоянии, а наука обращения с оружием была очень сложной. Однако упорству мелкого Лучиано можно было только позавидовать. Он мотал на ус, когда подглядывал из тени за работой взрослых грабителей, трясущих какого-то беднягу в подворотне. Приставал с расспросами к солдату-инвалиду, побиравшемуся на рыночной площади. А потом Лучиано прятался ото всех и долгие часы проводил, кромсая сухое дерево, стоящее на одном из уединенных пустырей.
Вопрос чести был для Лучиано очень болезненным. Как уже упоминалось, он был злопамятным малым, однако он понимал, что Джованни ему не достать. Туза на улицах Корваро Повэри хотели бы достать очень многие, но руки были короткие даже у взрослых мужчин, за плечами которых были целые личные кладбища. Чего уж говорить про сопливого пацана. Так что фигура смеющегося безумца ушла с внутреннего взора Лучиано. Он просто решил, что теперь нужно чаще оглядываться и стараться не попасться на глаза этому опасному человеку. А еще лучше - убраться с улиц подальше. Поэтому, он решил завязать с воровством, потому как теперь жизнь в их семье более-менее наладилась и такие жертвы с его стороны были не нужны.
Этим он утешал себя, а в груди жгло от секрета матери. Да лучше убить сто человек, чем оставлять ее еще хоть минуту в том доме! Это были грустные и очень страшные мысли одиннадцатилетнего мальчишки, для которого жизнь человека стоила очень мало, несравненно меньше, чем честь и семья.
Однако внешне он никак не показывал, что ненавидит сеньора ди Колобрано всей душой. Наоборот, когда тот заставал их с Лючией в доме, Лучиано улыбался, искренне благодарил сеньора Винченцо за его доброту и за книги.
Именно благодаря книгам из поместья Колобрано, Лучиано Омбрэ узнал, что в самом Корваро тоже находится университет. Не нужно было ехать лиги и лиги в неизвестность - то, о чем он мечтал было почти рядом. Нужно лишь только постараться.
О том, что он хочет учиться именно в Теологическом Колледже Корваро (выговаривал он это гладко, быстро и без всякой запинки) знали практически все в его окружении. Родители, сестра, кухарки и повара на господской кухне Колобрано, друзья отца, с которыми он работал на стройке. В конце-концов он упросил отца взять его с собой, хотя тот и отнекивался. Убедив, что на самый верх мальчишка не полезет и будет помогать снизу, Лучиано воочию увидел гигантский и величественный храм, который настолько поразил его, что даже лишил на некоторое время дара речи. Тогда он решил для себя окончательно, что если Церковь может построить такое - она обладает невероятной силой и могуществом. И частью этой силы Лучиано обязательно станет.
Об этом и сказал он, в несвойственной не по годам разумному мальчику, детской манере священникам, руководившим раздачей еды и другими вопросами.
Теперь он знал свою цель.

На двенацатый год Лучи вдруг решил значит круто изменить свою жизнь. Оно и понятно, когда жизнь такая как у Лучиано, её только дурак изменить не захочет, а Лучи как уже не раз говорено было не из дураков. Да только решить то одно, а вот воплотить оное решение в жизнь, это ж совсем другое. Человек как говорится предполагает, а Судьба располагает, хе-хе.

Первым делом паренек решил с воровством завязать. Дело-то хорошее, да только в Корваро Повэри такие дела так просто не делаются. Пацанва из шайки собралась и значит коллегиально постановила, что Лучиано Омбрэ есть мудила редкостной гнустности, товарищей своих кидает не по понятиям и за то заслуживает быть вразумленным по роже тупым тяжелым предметом. Чтоб не отрывался значит от коллектива. И так бы и прописали Лучи хорошенько по зубам, если бы не два верных друга, Вико Гвоздь, про которого вы уже все знаете и ножик стальной засапожный, который Лучиано как-то в подворотне нашел и так махать им навострился, что желающих обозвать его червем дохлым, среди корварской пацанвы заметно поубавилось. Оный нож правда торчал из тела некоего достопочтенного сеньора, с которым Лучи не имел чести быть знакомым, но мальчишка верно рассудил, что ежели сеньор не дышит и у него по глазам мухи бегают, то наверное на ножик отобранный сильно обижаться не будет. И как в воду глядел подлец - не обиделся!

Однако с того дня у Лучиано во-первых с деньгами стало туговато, а во-вторых - вместо одного врага мнимого, в лице гниложопого Туза Кубков Джованни (который надо полагать уже и думать давно забыл, про мальца которого однажды чуть в подворотне не обесчестил, полагая случившееся очевидно видением возникшим в результате смешивания у него в организме настойки голубого лотоса с дешевой сивухой), целых шесть врагов настоящих - к смертоубийству а тем паче изнасилованию впрочем несклонных, зато крепко желающих пересчитать Лучи ребра. Одно хорошо только то, что к тому моменту Лучиано найти можно было только ежели он сам этого захочет - он крыса хитрая ежели было надо мог словно сквозь под землю провалиться - и ищи его потом.

Но Лучи впрочем не заботили уже дела мирские, парнишка метил высоко и собирался стать святошей. О чем и сообщил он гордо священникам что раздавали в Корваро Повэри еду для бедных, впечатления впрочем на них не произведя. Ну то есть они похвалили его за стремления конечно, потом побухтели какую-то обыкновенную поповскую чушь про воздаяние смиренным и прочее, но особенно к мальцу не прислушались. Да нечто в таком забытом богами месте как Корваро Повэри есть место вере?

Как оказалось - есть. Поскольку юношу услышал его отец, к которому Лучиано, казалось бы должен был окончательно потерять уважение, будучи юношей благочестивым, в то время как Пандольфо погрязал во грехе. Последнею каплей стало то, что в голову отрока закрались подозрения о том, что его отец знает о том, на что идет его супруга чтобы содержать семью, но позволяет её продавать себя потакая собственной жадности и скупости. Однако же именно этот человек стал тем, кто помог мальчику на пути к его мечте.

Фигура вошедшая в их лачугу смотрелась в ней довольно чуждо - высокий худой темноволосый человек с вытянутым лицом, которое украшала козлиная бородка и совсем не украшали выцветшие рыбьи глаза, облаченный в рясу, в руках которого были четки и "Святое Писание". Незнакомец и сам впрочем явно чувствовал себя чужим в этом месте, брезгливо поджав губы и презрительно глядя по сторонам
- Так вот как ты теперь живешь, Пандольфо - Наконец произнес рыбоглазый - Если ты пригласил меня сюда чтобы попросить о помощи, то ты знаешь что я тебе откажу. Ты сам виноват в том что с тобой произошло
- Я и не собирался просить за себя отец Леонардо - Пандольфо невесело усмехнулся - Было бы слишком опрометчиво с моей стороны надеяться что ты так высоко оцениваешь те услуги что я оказывал тебе в прошлом чтобы помочь мне когда со мной приключилась беда. Я прошу за своего сына. Он умный мальчик и сможет добиться многого посветив себя Троице. Лучиано, подойди сюда.
При словах Пандольфо ладонь незнакомца стиснула четки так что у него побелели костяшки пальцев, однако пробурчав что-то о несчастной душе чья вина только в том что ей достался негодный родитель, он все же обернулся к Лучи и внимательно осмотрел его.
- Начнем с простого. Я полагаю мальчик, ты знаешь текст "Простой молитвы"?
Лучи кивнул, это было едва ли не первое что он прочел в своей жизни. Однако когда он начал вспоминая строки ветхой книжицы которую когда то получил у монахов, произносить слова вслух, он почувствовал себя... странно. У него в груди словно разгоралось пламя и дрожащий и ломающийся мальчишечий голос звучал все громче, наполняя собой ветхую лачугу, а слова молитвы словно сами соскальзывали с его губ. В этот миг Лучиано чувствовал себя практически всемогущим и в тоже время, практически беспомощным, словно он был каналом, по которому в этот мир струилась некая сверхчеловеческая сила, границы которой были далеко за пределами человеческого воображения, однако в тоже время, сам Лучиано лишь чувствовал эту силу и проводил её, а не обладал ею, поскольку ни один человек не смог бы совершить подобного... однако это не имело значения, поскольку даже чувствовать как этот свет из иного мира проходит сквозь его тело было величайшим счастьем.

- и туда, где ненависть, дай мне принести Любовь,
и туда, где обида, дай мне принести Прощение,
и туда, где рознь, дай мне принести Единство,
и туда, где заблуждение, дай мне принести Истину,
и туда, где сомнение, дай мне принести Веру,
и туда, где отчаяние, дай мне принести Надежду,
и туда, где мрак, дай мне принести Свет,
и туда, где горе, дай мне принести Радость...

Стоило прозвучать последним словам молитвы, как чувство исчезло, оставляя после себя только светлую печаль, однако этого было достаточно. Лучио не знал, что когда он читал молитву его лицо и руки словно светились изнутри, однако он видел, с каким удивлением смотрит на него отец, хватая ртом воздух и нервно сжав в ладони простенький медный трилистник и видел, как отец Леонардо, взмокший от пота, творит в воздухе символ Троицы, читая молитву "Матери наши".
- Я... я первый раз вижу подобное! - Леонардо сглотнул и коснулся своего лба, левого плеча и правого - Чудо! Чудо Троицы! Знак свыше! Мальчик... я вижу твоя вера искренна - Он подошел к Лучи и осторожно коснулся его плеча
- И ты станешь священником.

На следующий день Лучиано начал жить и учиться в младшей духовной семинарии имени святого Игнасио.

Лучиано стоял на коленях в своей келье и молился, сжав в руке трилистник и закрыв глаза. Беззвучный ритуал занял у него довольно долго времени, пальцы лишь перебирали бусины, помогая сосредоточиться и не сбиться. После того, как он закончил, мальчик поднялся и лег на свою кушетку. Однако сон не шел, несмотря на глубокую ночь и потраченные силы. Он смотрел в потолок, но видел лишь обрывочные картины прошлого, какие помнил.

После того, как священник, отец Леонардо, объявил Лучиано о том, что тот станет священником, паренек был счастлив. Он не прыгал по лачуге от восторга или бурно выражал свои эмоции. Он кивнул словам знакомого его отца, а потом присел в уголке дома, отрешившись от мира. Лучиано чувствовал неизвестную доселе светлую печаль и пытался вспомнить, что же он ощущал во время того, как читал молитву. Этому не находилось объяснения. Впрочем, так он просидел недолго.
Сын Пандольфо уже знал, что примерно означает "семинария". В целом, это означало, что он не увидит свою семью и улицы Корваро Повэри очень и очень долго - а, с точки зрения ребенка, почти никогда. Поэтому, стряхнув с себя мысли о неизвестном, Лучиано Омбрэ направился проведать напоследок своего друга.
Вико Гвоздь, здоровый бугай, который в свои пятнадцать выглядел на все семнадцать, успел обзавестись несколькими здоровыми шрамами, в том числе и на лице, а так же кривой татуировкой на плече, которую постоянно почесывал. Он уже откровенно тяготился мелким воровством и вовсю прикидывал, куда бы прибиться в качестве простого "быка". По всему выходило, что пойдет он либо к Кубкам, либо к Мечам, потому как умом не особо вышел, только статью и здоровьем. Однако пока что не мог решиться.
Лучиано рассказал тому, что теперь им придется идти разными дорогами. Вико поделился своими планами, отчего на душе у Лучиано появилась тяжесть. Он представил, как глуповатый Вико лежит в подворотне с перерезанным горлом, после очередной стычки между бандами. Или же как гниет в темнице, схваченный на "горячем" городской стражей. Лучиано протянул руку и сказал удивленному Вико, что тот для него как брат и, чтобы это не было пустыми словами, полоснул своим ножом по ладони. Побратимство было серьезным шагом и не всякий мог на это решиться. Луччо Омбрэ же был уверен.
Вико стал для него братом и поэтому, перед тем, как расстаться, он взял с бугая слово, что тот будет осторожен. Заронил в его голову мысль о том, что не обязательно пытать счастье в банде, можно всегда пойти в городскую стражу, которая в их районе мало чем отличалась от "колоды". Он обещал, что как только станет самостоятельным, то обязательно найдет своего брата. А до тех пор он поручил Вику приглядывать за Лючией - та становилась слишком хороша для их плохого района.
На следующий день Лучиано отправился в семинарию имени святого Игнасио. В первые же недели он осознал, что его путь будет непрост. Жизнь в семинарии сильно отличалась от жизни на улицах, но это не делало ее менее тяжелой. Грубая и пресная еда, холод, постоянные нравоучения и телесные наказания, которые должны были подстегнуть тягу к знаниям. Тяжелая физическая работа, снова обучение, часы стояния на коленях и повторение одной и той же молитвы. День казался бесконечным и, одновременно, пролетал как лист на ветру.
Поначалу Лучиано часто болел, потому как его слабое тело никак не могло понять, отчего его подвергают таким лишениям. Но время шло. Ум и сметливость позволили мальчику все реже подвергаться порке и стоять на горохе - он схватывал знания на лету, чем удивлял своих учителей. Что, однако, не могло сделать его особенно популярным среди товарищей по учебе, которым ставили его в пример и все равно лупили по заду палкой. Так же Лучиано научился и здесь использовать свой талант скрытности, избегая тяжелой работы. Он просто исчезал до того, как его заметил бы очередной монах или наставник.
Разумеется, ему не удалось взять с собой свой нож. Кельи были слишком пустыми, чтобы там можно было спрятать что-то лишнее, а вещей из дома, кроме пары старых книг ему взять не разрешили. Книгами этими было, разумеется, старое Писание, то самое, с которого начался его путь к знаниям. А вот вторая книга была чем-то совершенно удивительным. Стянутая ремнем, чтобы не развалилась, под одной обложкой она собрала отдельные страницы и куски из других, уже давно видавших свое томов. На одних были схемы и рисунки фехтования, на других - географические заметки, на третьих - основы этикета. И хотя Лучиано знал их все почти наизусть, он никогда не упускал момента вновь открыть этот странный том, который он называл "энкиклопайдия".
Листая эти страницы он вспоминал родных, вспоминал истории, которые когда-то рассказывала ему мама и думал о том, что у него впереди будет еще много нового. Главное - это не упустить свою удачу. Уж этому учат на улицах Корваро Повэри сразу.

Мальчик очнулся от полудремы, в которую впал. Его рука сама собой потянулась к стоящим на полке книгам и коснулась корешков. Затем он вновь встал на колени, прочитал молитву и лег спать. Через несколько часов его ожидал очередной день обучения, в череде многих и многих.

- И тогда последний из императоров арлионских, Флавий Отступник в безумии своем объявил себя равным богам и повелел свергуть статуи Троицы и разграбил храмы Матерей в Вечном Городе...
Учитель, старый отец Абеле, несмотря на возраст то и дело мерял шагами аудиторию, периодически оказываясь в "слепой зоне" зрения Луччо, чем честно говоря изрядно раздражал - но не просить же уважаемого святого отца стоять на месте, только потому что у одного из учеников под глазом здоровеный как теперь принято говорить "фонарь", который вопреки назначению обыкновенного фонаря не помогает, а наоборот мешает видеть. Кстати что за дурацкая привычка называть синяк под глазом "фонарем"? Хотя вроде бы эта манера пришла из серебрянного региона, а у них там все не как у людей.

Кто бы мог подумать, однако кажется переезд из ветхой лачуги в Корваро Повэри в младшую духовную семинарию имени святого Игнасио изменил жизнь Лучиано скорее не к лучшему, а к худшему. Да, на окраинах Корваро Повэри жизнь была далеко не сахар, но там была его семья, там были его товарищи, там были места которые он знал с детства и где он чувствовал себя как рыба в воде. Здесь же, в холодных стенах семинарии, Лучи чувствовал давящее на него одиночество. Он был здесь чужим.

Нет, он пользовался уважением учителей, учитывая впечатление которое он произвел на отца Леонардо и то, он был юношей разумным и образованным, а его суждения как правило были полны несвойственной его возрасту мудрости, особенно удивительной учитывая условия в которых он рос. Его часто ставили в пример другим ученикам, а иные из учителей не гнушались беседовать с Лучиано едва ли не как с равным и пускай он и не знал этого, практически все кто был с ним знаком прочили ему блестящее будущее и удивлялись его благочествивости.
Однако сколь высоким было уважение к нему старших, столь же низким был его статус среди сверстников. Остальные подростки видели в отношении учителей к нему только фаворитизм и он вскоре стал среди своих товарищей презираемым изгоем, что еще более усугублялось тем фактом, что из-за своей телесной слабости Лучиано не мог постоять за себя.

- ...И теперь нам ясно что это Темный Отец заставил императора отступиться от истинной веры, потакая его гордыне и суля власть превосходящую даже ту, которой обладал правитель всех земель человеческих....

Кульминацией стал день, когда дождавшись удобного момента когда никого из учителей не будет рядом, группа учеников сильно избила Луччо, так что ему показалось что он едва не умер - и несмотря на то, что юноша дрался так яростно, как не дрался наверное никогда в жизни, спасло его лишь вмешательство одного из святых отцов, услышавшего шум. На следующий день зачинщики этого избиения навсегда покинули стены семинарии, а остальные были крайне сурово, но справедливо наказаны, но отношения к Лучиано это не изменило - откровенную злобу сменило молчаливое презрение, плевки в спину, оскорбительные прозвища и мелкие пакости. Хотя руки его врагов и не поднялись на Святое Писание, но однажды вернувшись к себе в келью, Луччо обнаружил "энкиклопайдию" изорванной в клочья, а немногочисленные уцелевшие страницы были залиты чернилами, так что на них ничего нельзя было разобрать.

Он был здесь чужим. В холодных стенах семинарии, окруженный всеобщим презрением со стороны сверстников и погруженный в монотонный водоворот молитв, учебы и тяжелого труда, Лучиано был одинок как никогда в жизни.
Единственным утешением были впрочем именно часы молитвы. Порой, ему удавалось поймать то странное чувство что охватило его в тот день в лачуге его отца и он чувствовал что загадочный свет иных миров снова пронзает его тело, даря то ни с чем несравнимое чувство легкости, силы и счастья.

К концу первого года обучения в семинарии жизнь у Лучиано превратилась в сущий кошмар.
То, что у него не было друзей среди ровесников никоим образом не терзало и не мучило мальчика. Совсем наоборот, он считал, что это не позволяет ему отвлекаться от той цели, которая и привела его в стены училища - стремление выбраться из того кошмара, в котором ему довелось жить. К тому же, с преподавателями и наставниками, суровыми священниками, многие из которых видели больше книг в своей жизни, чем людей - с ними у Лучиано были прекрасные отношения. Взрослые ценили в юном даровании усердие, усидчивость, ясный ум и почтительность к старшим.
А вот ровесники воспринимали подобное отношение к одному из них, как личное оскорбление. Неизвестно, знали ли наставники о тянущейся вражде, а если знали, то почему не пытались ее пресечь, как бы то ни было, очередная "пакость" от однокашников лишила Лучиано его дорогой и любимой книги. Это произошло как раз незадолго до того, как мальчику исполнилось тринадцать лет.
Собирая по полу обрывки бумаги и пергамента, паренек не плакал. Выражение его лица, бледного и местами раскрашенного в синий, лиловый и желтоватый цвет - свидетельство полученных синяков в разной стадии, - было весьма странным. На нем, как сквозь небольшую трещинку выступает капельками вино в кувшине, отображались те эмоции, которые он испытывал. Гнев, ненависть, злоба вперемешку с мстительной радостью и желанием уничтожить обидчиков. Сердце начало гореть жаждой отмщения, Лучиано начал размышлять над тем, как отомстить за поруганную честь.
Лучиано Омбрэ уважали на улицах Корваро Повэри. Уважали когда ему было всего лишь десять. Так с чего бы ему вдруг стать всепрощающим дураком? Мир - это жестокое место, он знал это всю жизнь. И пора было показать, что и он сам может быть жестоким.
Сын Пандольфо тщательно планировал свою месть. Разумеется, о том, чтобы выйти против всех не могло идти и речи. Да что говорить - даже один на один это было бы затруднительно, учитывая то, каким слабым он был. Конечно, если бы у него был нож... Но, пустые размышления о несложившемся не приведут его к цели ни на либру. Да и залитому кровью телу в духовной семинарии не обрадуется никто, слишком серьезные последствия это могло повлечь. Поэтому мысль о том, чтобы раздобыть клинок Лучиано оставил. Хотя и решил для себя вновь начать заниматься с ножом, вспоминая движения из книг, а так же пользуясь веткой вместо настоящего.
Для начала он обратился к наставникам с просьбой разрешить ему проводить больше самостоятельных занятий в библиотеке. Предъявив обрывки своей книги, Лучиано посетовал на то, что теперь не сможет в свободное время постигать новое, к тому же эта книга напоминала о доме. Неизвестно, что сработало больше - заинтересованность в учебе или же жалобная история, однако разрешение он получил сразу и без проволочек, в тот же день оказавшись в огромном помещении, залитом светом из высоких стрельчатых окон. Здесь пахло пылью, бумагой и знаниями.
В библиотеке Лучиано проводил огромное количество своего времени, один за одним читая труды по теологии и по, так называемой невеждами, "изумрудной магии". Ему хотелось узнать больше о том, что же за свет, что за теплота насыщают его тело, откуда она происходит и, самое главное, что это может значить лично для него в дальнейшем.
Вместе с этим он не перестал интересоваться миром. Хотя знания о том, что же творится в других землях были достаточно устаревшими, а, в некоторых областях, откровенно невероятными (искушенный чтец Лучиано даже позволял себе недоверчиво хмыкать, натыкаясь на очередной отрывок, повествующий о "звере "мартихоре", имеющем тройной ряд зубов на обеих, — нижней и верхней челюстях, и он величиной со льва и настолько же волосат, его ноги походят на ноги льва и есть его уши и лицо похожие на человеческие". При этом он с особым интересом изучал и науку физиологию, и геральдику, и этикет, принятый у господ. Книг по этикету, конечно, было в разы меньше, чем по теологии, однако кое-что все же можно было понять из нравоучений святых отцов благородным отцам и их чадам.
В это время у Лучиано проснулся интерес к чужим языкам. Так как изучение их было не в пример тяжелее, здесь пришлось ему просить о помощи и советах отцов-наставников.

Однако, что же с местью? О ней Лучиано не забыл. Однако нельзя было действовать опрометчиво, чтобы не поймали за каким-нибудь очерняющим достоинство занятием и священники, и, что еще хуже, жертвы.
Люччо решил действовать двумя путями.
Первый заключался в том, чтобы подставить главных обидчиков.
Он тщательно следил за очередным послушником. Это выражалось в том, что уши его всегда были открыты и подмечали, в каких грешках было бы обвинить того или другого мальчишку сподручнее.
Кто-то был замечен неумеренным в еде. Такому было бы достаточно подбросить пару плюшек, спрятанных после собственной трапезы, однако начиненных какой-нибудь особой "начинкой".
Другой же слишком тяготился замкнутой жизнью в каменных стенах семинарии и мечтал оказаться наедине с девой. Такому можно было подбросить ночью через окно несколько скомканных бумаг с криво перерисованными гравюрами античных статуй, а потом пожаловаться наставнику на странный шум из-за двери чужой кельи.
Главное же было - не подставиться! Лучиано прекрасно об этом помнил. Он всегда действовал лишь четырежды все перепроверив, выступая кромешной ночью, в которой действовать ему было приятнее и спокойнее всего. И, разумеется, перед тем как действовать, Омбрэ всегда молился Матерям (как и многие люди, совершающие нечистые поступки, он искренне полагал, что совершает дело богоугодное и Троица обязательно его оградит). Теперь он никогда не пренебрегал молитвой, потому как точно знал - она поможет.
Однако, из-за того, что он был слишком осторожен случаи для подобной мести предоставлялись не так часто.
Поэтому, гораздо больше усилий и чаяний он вкладывал в другой путь.
Как это часто бывает в разношерстной и разнородной толпе мальчишек (да и не только мальчишек), одни пытались утвердиться за счет тех, кто был поглупее, послабее или помладше. Разумеется, не всегда только лишь Лучиано становился жертвой нападок и пакостей. Как раз таких изгоев искал для себя Лучиано. Он приходил после очередной насмешки, когда оплеванный и униженный сидел в углу и плакал. Протягивал руку, помогал подняться на ноги, ухаживал за ссадинами и ушибами (сколько их было у него самого). После чего постоянно обращал внимание на этого мальчишку. В трапезной подсаживался к нему или же приглашал с собой в библиотеку. Лучиано предлагал дружбу тем, кто не видел ничего, кроме тычков от однокашников и розог от наставников. И эта дружба должна была стать его щитом и мечом. Ведь чем больше будет с ним, тем меньше - с другими.

- Джулио, вы уверены что этот юноша вам подходит?
- Разумеется брат Лоренцо, разумеется. Я собирал о нем сведения и должен сказать, что кажется слухи правдивы и он и вправду отмечен Троицей. Кроме того он умен, образован, силен в вере и обладает силой духа.
- А что насчет других слухов, о том что этот юноша подстроил жестокую расправу над своими обидчиками?
- Есть ли доказательства?
- Никаких, но...
- Он нам подходит брат Лоренцо. Обществу будет очень полезен столь юный талант.
- И когда же вы собираетесь поговорить с ним об этом?
- Терпение, брат Лоренцо. Терпение. Спешка никогда не приводила ни к чему хорошему.

Второй год обучения в семинарии стал для Лучиано годом мести, годом сражений и годом гнева. Грубой жестокости сверстников юноша противопоставил хитрость и тонкое коварство, обманом и подлостью избавляясь от своих обидчиков. Разумеется не все планы были безупречны и не все идеально срабатывали, однако Лучи умел использовал свои почти дружеские отношения с наставниками и даже будучи едва ли не разоблачен, умело сваливал вину на несчастную же жертву. Его снова побили (он так и не узнал, подозревали ли что-то его противники или новая драка была не связанна с его действиями), но в этот раз победа далась противникам еще тяжелее. Лучиано чувствовал что частичка прошедшего сквозь его тело света словно осталась внутри и давала ему силу преодолеть его физическую немощь и сражаться со своими врагами на равных.

Он обзавелся свитой. Свитой таких же как и он сам, отверженных и непринятых, но в тоже время преданных своему юному лидеру. Его дружбы даже стали искать, те кто страдал не только от насмешек сверстников, но и от суровости наставников. Кличка "Омбрэ" ранее почти забытая (О, поверьте вам лучше не знать какими прозвищами награждали Лучиано в первый год учебы), теперь вновь зазвучала в обращениях сверстников к нему. Луччо стал заметной фигурой... оставаясь в глазах наставников все тем же благочестивым юношей. Пускай слухи и ползли за его спиной, никто из отцов не относился к ним всерьез. Лучи по прежнему был открыт доступ в библиотеку, по прежнему он ставился в пример остальным и по прежнему он молился искреннее многих. Особенно после того как узнал много нового о "изумрудной магии". Или точнее Благодати.

Благодатью или Откровением (разнице этих терминов было посвященно немало богословских споров), считалось снисхождение Матерей к людям, безвозмездный дар в ответ на искреннее молитвы, милость божья сообщающаяся через участие в таинствах Церкви. Однако в тоже время, согласно Томазо Арлионскому это было и Откровением - открытием сущности и воли Троицы людям, поскольку Матери в своей простоте и совершенстве являются и действием и сущностью - Actus Purus, чистым действием, действием неотделимым от сущности. Свет наполнявший душу Лучиано был милостью Троицы, но в тоже время он был и сущностью Троицы, а это означало что в такие моменты юноша сливался душой с божественным. И это чувство - одновременно постижения божественного, слияния с божественным и преклонения перед божественным - было прекрасно.
Однако в этом же крылась и проблема. Помимо двух составляющих молитвы - Разума и Воли, которые согласно томизму юноша мог контролировать (правильно прочитав текст молитвы и имея правильные намерения) - была и третья составляющая, составляющая Души, которую Лучиано контроллировать не мог. Бессмертная и вечная душа была недоступна человеческому пониманию, а именно от нее в конечном счете зависело откликнутся ли Богини на молитву. Луччо не мог возвыситься до божественного уровня, он мог лишь ждать пока божетсвенное не снизойдет к нему. Нельзя было управлять Откровением, можно было лишь молить об Откровении

Единственная ошибка Лучиано, по иронии судьбы самому ему была пока неизвестна. Проводя столь много времени в библиотеке, юноша понятия не имел, насколько неоднозначна тамошняя литература. Полагая себя искусным чтецом, юноша несомненно мог разглядеть наиболее грубые ошибки, но вот не столь заметные... пожалуй ему стоило радоваться тому, что книги по этикету и физиологии столь очевидно и безнадежно устарели.

Четырнадцать лет – это возраст. На улицах Корваро Повэри, если ты умудрился дожить и остаться более-менее целым, уже можно менять квалификацию из уличного попрошайки в полноценного душегуба. Зависит от того, в какую «колоду» претендент хочет попасть.
Лучиано тоже мог похвастаться определенными достижениями в свои четырнадцать. Для начала стоит сказать, что он, наконец, начал расти. Слабость и тщедушие, преследующие его всю жизнь с самого рождения, слегка отступили. Лучиано ощущал, что в его груди поселился отголосок того тепла, что наполнял его во время сильных молитв. И это тепло дарило ему вполне реальную силу и здоровье. За несколько недель он вырос почти на палец, а в течение года сравнялся ростом со своими одногодками. Плечи, кажется, стали чуть шире, начал ломаться голос, однако черты лица его остались все так же красивы.
Успехи были не только физические. Лучиано являлся лучшим учеником среди своего года. С ним часто беседует главный наставник семинарии, а умудренные сединами теологи из числа преподавателей с удовольствием приглашают юношу присоединиться к их диспутам. Его уважают. Его ценят и хвалят не просто так, а за вполне конкретные заслуги.
Так же, Лучиано Омбрэ обзавелся весьма внушительной свитой. Перед ним заискивают, ему стараются угодить. Послушники видят в его лице покровителя, который может помочь избежать насмешек или же наказания.
К своему третьему году, Луччо так или иначе расквитался со всеми своими обидчиками. О нем ходят слухи, у него есть репутация человека, с которым лучше не враждовать. И теперь, когда проблема решена, Лучиано понимает, что, кроме учебы, у него больше нет цели.
Он все так же проводит многие часы в библиотеке, продолжает изучение иностранных языков и совершенствует свои знания по теологии. Но без вызова ему становится скучно.
В какой-то момент, глядя на вездесущую свиту, которая облепила его в трапезной, Лучиано решает, что из этого можно сделать нечто большее. У него ушло несколько дней на формирование идеи, после чего он начинает формировать тайное ученическое братство.
В общем-то, это братство сильно напоминало уже существовавшую, старую систему, когда старшие ученики помыкают младшими, не интересуясь их мнением. Однако эта система всегда претила Лучиано, так как сам он в свое время успел от нее пострадать.
Основываясь на книгах, описывающих устройство рыцарских и духовных орденов, Луччо установил некую систему.
Все послушники, которые вступают в братство становятся равны друг перед другом. Вне зависимости от времени зачисления в семинарию, возраста и происхождения. Почему это должно было сработать? Лучиано решил так: приходя в семинарию, послушник один. Нет семьи, которая могла бы ему помочь, нет проверенных друзей, которым можно доверить спину. И как раз братство должно обеспечить его этим чувством локтя. Если наставник задал трудный вопрос – брат поможет, подскажет. Если загнали в угол старшие послушники – брат никогда не пройдет мимо и не отведет глаза.
Равноправие и взаимовыручка – вот главные постулаты и цели братства. «Fortis in unitáte» - сила в единстве.
Из числа членов братства общим голосованием выбираются «столпы». Они – «старшие» над братьями. Это те, кто обладает силой, знаниями и, самое главное – уважением остальных. Их обязанности – защищать и помогать остальным братьям, так же именно они должны решать, кто достоин того, чтобы пройти посвящения в братство и войти в его ряды.
Уже из рядов столпов выбирается лидер. Его слова – закон среди братства. В то же время, каждый брат может прийти к нему лично и обязанность лидера – выслушать все тревоги и волнения, а затем решить проблему. Или же найти слова утешения.
На сегодняшний момент, разумеется, кандидатура лидера была неоспорима. Однако Лучиано не хотел, чтобы с его уходом все вернулось на свои круги. Ему была противна сама мысль о том, что кто-то опять будет измываться над другими и будет безнаказан.
Основы братства были заложены.

Многие влиятельные и могущественные организации прошлого и наших дней начинались с малого. Орден Святого Игнасио (того самого чьим именем была названа младшая духовная семинария в которой учился Лучиано) начинался всего с семерых человек, а сам Игнасио не только не обладал авторитетом в высоких церковных кругах, но даже неоднократно преследовался за ересь. Основателями знаменитого рыцарского Ордена Храмовников, были восемь человек настолько бедных, что на восьмерых у них было всего четыре лошади. Могущественная валдейская колдовская гильдия "Белой Руки" начиналась с пятерых студентов одной из первых магических академий, которых большинство преподавателей считало "бесталанными бездарностями".
Братство Лучиано началось с одного бывшего изгоя желавшего помочь другим изгоям.

Как оказалось идея Лучи оказалась не просто удачной, а невероятно удачной. В кратчайшие сроки "Братство Помощи", как его назвал создатель, приобрело множество последователей и из почти детской игры в тайное общество, переросло в нечто большее. Ставка Лучиано на одиночество и потребность в чувстве локтя оказалась верной и к тому же, скука и однообразие монастырской жизни терзали не только его - а ведь остальным, не столь успешным ученикам приходилось еще и терпеть суровость наставников. Братство Помощи стало для многих чем-то вроде союза против учителей и одновременно шанса почувствовать себя кем-то значимым. Девиз, иерархия, четкая структура - все это выглядело весьма внушительно и интересно, особенно на фоне серых скучных будней семинарии.

Разумеется были и проблемы, иные ученики (особенно из тех кто раньше подвергался издевательствам), полагали что состоя в Братстве они получают право на издевательства над "чужаками", иные заходили с идеей "бунта против наставников" пожалуй слишком далеко, а иные и вовсе использовали Братство для того чтобы проносить в стены семинарии то, что проносить туда не следовало - Лучиано дважды приходилось иметь дело с дурнями притащившими в семинарию вино (во время поста!) и один раз - с ценителем так называемых "Пикантных картинок", последнее время приобретшими популярность в Корваро Повэри. Да и к тому же тайное общество оказалось не таким уж тайным - наставники опреденно вскоре узнали о существовании Братства Помощи и юноше лишь чудом удалось скрыть свою роль в нем. Но тем не менее Лучи контроллировал ситуацию, крепко держал в руках власть и знал кому её передать. Он был некоронованным королем семинарии, одинаково любимым и учениками и учителями и точно знал, что никогда не забудет это чувство.

Беда пришла оттуда откуда он её не ожидал. Вовремя очередной общей молитвы Лучи почувствовал нечто странное. Что-то вновь коснулось его души из запределья, но это был не уже знакомый мягкий теплый свет, а что-то иное. Что-то страшное.
Словно какое-то ужасное и омерзительное существо, обладающие притом невероятной силой, нечто подобное живой и даже наделенной неким чуждым человеческому разуму тьме, проникло в душу юноши... нет, поглотило её, поглотило целиком и полностью, поскольку на несколько ужасных мгновений Лучиано ощутил себя частью ЭТОГО, его сосудом, безвольной и беспомощной марионеткой в руках непостижимой силы, перчаткой натянутой на чью-то руку, на миг его сознание слилось с сознанием неведомого кукловода и юноша содрогнулся всем своим естетсвом, от чудовищной ненависти которая казалось была самой сутью этого существа. А затем тьма поглотила последние остатки его "Я" и Лучиано исчез.

Очнулся он в своей келье в постели. Ему сказали что он потерял сознание во время молитвы и что он судя по всему заболел - у юноши был жар и его тело тряслось в лихорадке. Но в ту же ночь ему приснился весьма странный сон...


Лучиано шел осторожно, стараясь чтобы ни одна половица ненароком не скрипнула у него под ногами и несмотря на полную темноту у него это получалось - в конце концов он хорошо знал этот дом. За этой дверью находится библиотека, вон тот коридор ведет на кухню, а вон там, в самом конце, за той дверью из под которой пробивается тусклая полоска света...
Спальня сеньора ди Колобрано.
Юноше на миг показалось что он слышит стон раздавшийся из-за двери и его лицо против воли на миг исказила злобная гримаса, а ладонь плотнее сжала рукоять ножа. Момент настал. Сегодня он покончит с этим, он Лучиано Омбрэ, Туз Кубков и сегодня он прикончит ублюдка посмевшего обесчестить его мать. Сегодня он отомстит за все те оскорбления и унижения что он терпел в своей жизни! До заветной двери осталось совсем немного. Всего несколько шагов...

Все складывалось удивительно гладко. Братство росло и крепло, вбирая в себя все новых и новых послушников. Избранные "столпы" оказались верными и сильными людьми - за некоторыми исключениями, которые быстро исправили. Несмотря на возникавшие проблемы с дисциплиной уже внутри этого "ордена", Лучиано был доволен всем. Организация работала и это было успехом.
При этом, удалось сохранить инкогнито перед преподавательским составом. Трудно сказать, насколько сильно могло бы это повлиять на уже сложившуюся репутацию.
Лучиано исполнилось пятнадцать. Его жизнь, в кои то веки стала благостной и размеренной. Ему не нужно было ни перед кем выслуживаться, никуда бегать. Не требовалось воровать и заботиться о том, как бы кто-то не поколотил. Однако у кого-то был иной взгляд на то, что должно произойти с Омбрэ.

Он очнулся в своей келье, весь в поту. Лучиано все помнил. Точнее, он помнил то ощущение и понимал, что ему следует рассказать об этом наставникам. Но кому? И не обвинят ли его в ереси или одержимости? Самонадеянность - это грех, но... Умереть из-за своей честности было бы горько и обидно.
Лучиано схватился слабой рукой за балахон одного из послушников, которые и принесли его в комнату. Тот рассказал, как его припадок выглядел для других. Жар, трясучка, болезненная бледность. Юноша вздохнул. Прикрыв глаза на мгновение, он собрался с мыслями и теперь заговорил с послушником, как лидер - со своим братом. Он велел оповестить "столпов" о произошедшем, если те были еще не в курсе событий и тщательно следить за ним ночью, поставив только самых преданных возле двери его кельи, не вдаваясь, впрочем, в особые подробности для чего это нужно. Приказы лидера следовало выполнять. Лучиано надеялся на то, что его отобранные, теперь уже близкие люди достаточно умны и сообразительны, чтобы понять, что с ним не так и принять меры. Кому же еще он мог доверять?
Когда Лучиано остался один, он попытался вспомнить все, что знал про одержимость. То, что это было именно оно сомнений не было. Но теории было мало, а практики у него было недостаточно. Все, что он мог - это довериться вере, по-этому спустился на дрожащие от слабости колени возле кровати и стал молиться. Простая молитва, литания Матери Защитнице, "Матери наши" - он читал до тех пор, пока окончательно не ослаб. Сумев заползти в постель, он заснул даже не успев накрыться покрывалом...

Лучиано крался по знакомому дому. Он здесь, наконец-то! Скоро его месть будет свершена. Пусть сеньор ди Колобрано казался добрым и мудрым дворянином, однако Туз Кубков Омбрэ всегда, с малых лет знал истинное лицо этого гнустного человека. Осталось еще немного и он увидит свою кровь на клинке, а Лучиано с удовольствием поглядит, какого цвета потроха у благородных.
Но торопиться нельзя! Неосторожность, неаккуратность, эйфория. Он не даст этим чувствам помешать сегодняшней мести! Только сокрытый от чужих глаз Омбрэ сможет добиться своего.
Впрочем, что-то в его голове не давало покоя. Какая-то странная мелочь, которая доставляла неудобство. Почему-то он не помнил, сколько ему лет...

Громкий скрип половицы выгнал из головы юноши глупые и неуместные мысли. О чем он вообще думает? Сейчас не время для всяких глупостей, ему действительно надо сосредоточится. До заветной двери оставалось всего несколько шагов...

Навыки не изменили ему, Лучиано был по прежнему бесшумен и незаметен словно тень. За несколько мгновений он преодолел расстояние отдеяющее его от двери и осторожно приоткрыл её заглядывая внутрь. Из спальни вновь раздался стон и сейчас Омбрэ мог бы поклясться что ему не послышалось. Пальцы юноши вновь стиснули рукоять кинжала, а из груди против воли вырвалось гневное рычание. Нечеловеческим усилием воли Лучиано удержался от того, чтобы рвануть дверь на себя и ворваться внутрь, не заботясь о том, может ли кто его кто-нибудь услышать и стиснув зубы продолжил смотреть.

Небольшая комната, которую сейчас освещает только свеча стоявшая на прикроватном столике, хотя Омбре помнил что потолок украшает люстра валдейской работы на четыре свечи. Он даже смутно помнил рисунки украшавшие потолок - какие-то душеспасительные сюжеты о смертном бытие Матери-Наставницы. Но сейчас печальные глаза Учительницы рода людского взирали на то, на что им взирать явно не стоило - на роскошной кровати, на шелковых простынях, два мокрых от пота тела сплелись между собой в пароксизме преступной страсти. Впрочем по правде сказать, глаза Матери-Наставницы смотрели на балдахин, целомудренно скрывший от одной из Троицы происходящее, зато вот Лучиано Омбре, сын нишего, сын глупца и как теперь окончательно выяснилось - сын шлюхи, прекрасно видел происходящее. Видел лицо сеньора ди Коломбрано, черноволосого улыбчивого красавца, всегда дружелюбного к маленькому Лучиано и его младшей сестре, сейчас искаженное похотью, ведь его мускулистые руки сейчас ласкали пышные груди темноволосой женщины, сидевшей на нем обхватив его бедрами и переплетя ноги за его спиной. Женщины, все еще сохранившей былую красоту, несмотря на рождение двоих детей. Её лица юноша не увидел, заглянув в приоткрытую дверь, но вот она запрокинула голову, вновь застонав от наслаждения и в этот момент, туго натянутая струна струна в душе Лучиано наконец лопнула с оглушительным звоном.

Уже не заботясь о том что его могут услышать, юноша ворвался в спальню, замахиваясь ножом, но сеньор ди Коломбрано, пускай и явно был шокирован появлением незнакомца, действовал быстро, отшвырнув в сторону завизжавшую от страха женщину и уклонившись от направленного ему в горло лезвия, которое вместо этого только прошлось по его щеке, оставляя глубокую рану. За дверью послышались чьи-то крики и топот ног, однако Лучиано уже не было до этого дела. Его враг был здесь, прямо перед ним и он был еще жив.