Алиен-Хоррор в Одиннадцати Частях | ходы игроков | XI

Пуд Хэ поиграл желваками, что-то пробурчав себе под нос. Воспоминания отбросил. Было это. И прошло. Не так сейчас все то, что раньше правильным было. И, наверно, не важно это. Но - страшно. Перемены продолжаются. И продолжают пугать своей неестественностью.
Нужно найти остальных. Кто-то еще мог выжить. Странно, что никто не пришел на крик Бори. На его собственный крик. Или здесь толстые стены, или...
Пуд тяжело вздохнул, поняв, что, может быть, остался последним живым. Затем уверенно потянулся к ножнам Бори, аккуратно касаясь тела. Для танто нужны ножны. И он без них не уйдет.

Молчит Ива. Не понять, услышала или нет. Хоть бы услышала...
Исчадник Тиврев за дверью. Услужливо сам открыл, не столь вежливо ствол наставил, хоть и узнал. Спрашивает, где Архат. Что здесь такое? Новые шутки мозгоеда?
Вдохнула глубоко, прядь волос с лица убрала. Посмотрела в глаза исчадника строго, словно не замечая черного зрачка пистолета.
- Архата больше нет.
Шагнула внутрь мимо пистолета. Не резко, не агрессивно. Скорее - безразлично, не акцентируя внимание. Словно всегда так было принято - чтобы исчадники на волшебниц пистолет наставляли вместо приветствия.
- Верба, ты здесь?
Повернулась обратно к встречающему, ожидая отклика от дочери.
- Мне и твоя помощь нужна, исчадник Тиврев. Ты готов мне помочь?

Омелия

Призадумался исчадник. Предохранителем щёлкнул. Лоб тыльной стороной ладони с усилием потёр. Губы пожевал. Вслед тебе обернулся озадаченно. Явно - есть у него ещё вопросы, но не озвучивает сейчас, в каких-то своих сомнениях пребывая. Следит за тобой подозрительно.
- Больше нет.
Помещения темнота. Двери яркий провал освещённый. Где же Верба? Шаришь по стенке рукой, выключатель ища.
- Мёртв? Мёртв. Я тебе помогу, волшебница. Стой и не шевелись.
Ещё один щелчок. Оборачиваешься. Тёмный его силуэт, боком к тебе. Вскинул оружие. Уверенней на этот раз.

Мрак и холод, изморозь и иней. Совсем не то, что теперь любит Ива. Теперь это то, что маленькая Ива ненавидит.
К счастью, все это легко прогнать.
Закрыла глаза, сосредотачивается. Никогда этого не делала, но знает, как.
Внезапно, голос. Знакомый. Омелия. Слышит ли ее Ива? Слышит. Поможет ли Ива ей? Неизвестно.
Глаза открыла, огляделась. Не видно собеседницы.
- Слышу, слышу. - Тихо ответила. - Омелия, я чудовище. Это мне нужна помощь.
Вновь слезы почувствовала. И злую обиду на все происходящее. Вдохнула глубоко. Когда она сожжет это место дотла - может, станет лучше.

- Успокойся.
Голос холодный, уверенный. Еще бы в душу ту же самую уверенность заполучить, но пока и так неплохо.
Привыкают глаза к темноте. Слишком медленно, но Омелия пока и не спешит никуда. Стоит на месте.
- Кого ты видишь, исчадник?
Риторический вопрос, и ответ не интересен особо.
- Это проклятое место. Мы сейчас уйдем. Заберем своих и уйдем. Почему Верба связана? Развяжи ее. Она поможет нам.
Говорит фразами короткими, максимально простыми, чтобы пробивались они через что-то, что окутало разум исчадника. Он согласился помочь. Теперь, чтобы прогнать его страх, нужно дать ему дело. Пусть оно займет его разум вместо страха.
Ответила Ива неожиданно. Негромко, но вполне понятно.
"Ты не чудовище, Ива. Ты Дочь. Ты часть Рощи. Ты с нами, а мы с тобой. Ель наверху, где-то над тобой. Спаси ее."

Пуд Хэ

Все эти жуткие микро-перемены - которые не такие уже и "микро" - не так беспокоят тебя, как нарастающий шум. Что-то шумит. Несколько раз ты слышал грохот. Треск и гудение. Всё это будит самые плохие предчувствия. Снял ножны с пояса. На собственном закрепил. Они нужны для танто - всё правильно. Ещё одно правильное действие: обыскать тело. Спичек коробок. Сигарет мятая пачка. Губная гармошка. Саблю он оставил внизу. Это ты помнишь. И винтовку тоже. А вот куда исчез пистолет - непонятно. Окинул зал взглядом. Два лестничных марша роскошных. Диван изувеченный. Столик, журналами заваленный. Перевёрнутые стулья и стол, у стены лежащий. Картины. Люстра. Не видишь особых ценностей здесь. Тьма сгущается. Электрический свет не в силах ей противостоять. Он съёживается и втягивает себя, словно испуганный чем-то. Словно сбежал бы отсюда, если бы мог.

Ива

Станет лучше. Выплёвываешь боль с криком: когда много боли - много огня. Вспыхивает что-то поодаль от тебя в темноте. Кажется, это был диван. Разгорается ярким факелом радостным, пространство вокруг теплом и праздником озаряя. Ковры! Ты обожаешь эти ковры! Раздула грудь с хрустом. Чувствуешь болезненное движение рёбер собственных. Кольнуло что-то внутри. Заныло. Распахиваешь челюсти с мощным чавком. Огонь! Он слизывает припорошённый снегом узор. Съедает вмиг богатую ткань. Обращает в горящий тлен. Вскрывает лежащий под ней деревянный пол, как консервную банку, что протухла давным давно и сгнила, несмотря на холод и спящее Время. Ты сожжешь это место - и станет легко! Идёшь, изрыгая просторного и светлого пламени потоки. Покой! В этом царстве уродства. В этом лабиринте сна и безвременья. Окатила струёй шипучей стену ближайшую. Картины. Вазы. Изваяния. Гори! Пылай!!! Ты весела! Ты спокойна! Ты - на коне!

Можно умереть в такой миг. Что Ива и захотела было сделать. Ушла в пятки душа, как это говорится.
Ледяное. Не-теплое. Злобное. Неживое. Сам Ужас. Это - Ель-Которая-Тоже-Наверху?
Затрепетала Ива, шевельнуться боясь.
"Омелия... Ель тоже чудовище. И она хочет меня съесть. Это... меня надо спасать."
Страшно-то как.
Но - пламя ведь вокруг! И не все теперь кажется жутким, холодным. Ведь пламя рядом! А еще и - внутри!
И вот уже снова способна соображать маленькая магог. И глядит на тварь жуткую уже без страха, дерзко. Улыбается прямо ей в ледяную морду.
- Ты большой, страшный и холодный. Но знаешь что? У меня есть братья, и они сильней тебя. Вот только попробуй меня съесть - получишь ого-го!
И дымом выдохнула, слова подтверждая.

Омелия

"...в душу ту же самую уверенность заполучить...". Есть мужчины-волшебники. Нечасто вы об этом вспоминаете, но они есть. "Волшебники" - просто одно и то же слово для разных смыслов. Они другие. "Риши". "Победители". "Мудрецы". Существовали всегда. Древний орден. Даже не орден - традиция. Так вот один из них когда-то сказал "Всё есть три: знание, действие, воля". Он сказал: "Когда нет знания - действуй". Он сказал: "Когда нет энергии действия - обратись к воле". Ученик возопил в слезах: "Но когда нет воли, о Прекрасномудрый! Что мне делать, когда нет воли?!". "А воли, - ответил святой улыбнувшись, - воли всегда через край!". Успокоилась вдруг от собственного голоса. Уверенный и ровный. Сила его звука. Правильность его направления. Рациональность его смыслов. Ты командуешь. Ты на своём месте. Что-то начинает происходить, но ты чувствуешь, что сейчас - ты управляешь ситуацией. Не волшебством. И не силой. Но самой готовностью ответить на любое её изменение адекватным и трезвым действием. А это немало. Подходит исчадник к связанной на полу. Пистолет медленно в кобуру убирает. Наклоняется, как во сне. Движение за стенами. Шорох.
- Я вижу глаза. Они смотрят на тебя, волшебница. У них новая цель. Но они помнят и о нас. Слышишь, ведьма, - наклоняется ниже, чтобы шепнуть ей в ухо, - они помнят и о нас.
Видишь, как касаются верёвки его пальцы. Видишь, как ненавистью холодной глаза Вербы полны. Она проклянёт его, когда он её развяжет. Или убьёт. Видишь это так же ясно, как её саму. Но другие пальцы встречают его руку. Кто-то из темноты. Неслышимый. Стремительный. Знающий, чего хочет.

Ива

Лёд реальности с хрустом проламывается под тобой. Ты проваливаешься в тёмную толщу ужаса без дна. Его воды - наполняют твои лёгкие. Его холод - стягивает твои мышцы. Его неотвратимость - заставляет твоё сознание конвульсировать, теряя силы. Выдыхаешь облачко дыма слабо. Не огонь. Не угроза. Слабость. Немощь. Всего лишь дыхание. Но они слышат тебя, даже когда ты слаба. Ведь они твоя плоть и кровь. Они твои родичи. Твои братья. Они тоже огонь. Они тоже - ты!

"Воли - всегда через край!"
Притча древняя вспомнилась. Разлилось спокойствие в голове и в теле от звуков собственного голоса. Пришло понимание, что так и должно быть. И это правильно.
Ответила Ива. Узрела нечто, и леденящим ужасом отдает от ее слов. Ель - чудовище? Нет, не может быть, Ель - все еще Дочь. Значит, обозналась Ива. Значит, перед ней враг.
"Это не Ель. Будь храброй, Ива."
Странная попытка - передать толику уверенности своей через ту странную связь, что досталась в наследство от Матери. Пробовал ли кто-нибудь до этого?
Послушался исчадник, спрятал пистолет, пошел освобождать Вербу. Верба полнится холодной злобой к нему. Есть за что, наверное. Но не сейчас, нельзя это, нет времени. Неправильно.
"Я вижу глаза," - говорит исчадник. И, вторя его словам, хватает что-то его за руку и размазывает методичными ударами по стене, сопровождаемое мычанием так и не освобожденной Вербы. Заполняется комната тенями. Трещит стена за спиной, плюясь осколками кирпича и низким рычанием, от которого щекочет в груди и делаются ватными ноги - не от страха, просто от вибраций низкочастотных.
Страх - он потом должен прийти. Когда посмотришь на обладателя столь звучного баса - длиннорукого, быстроногого, тысячеглазого. И со свитой пожаловавшего.
"Стоп," - говорит Омелия. Думает, точнее. И послушно замирает мир вокруг.
Не нужен дар предвидения, чтобы понять, что произойдет. Достаточно просто посмотреть внимательно, и потратить миг на осмысление.
Вот слуги Тысячеглазого, тянутся из темноты чернотой тел к исчаднику Тивреву и дочери Вербе. Вот сам Тысячеглазый, стоит руку протянуть - и можно будет коснуться плоти нечеловеческой, так близко он стоит. Вот дыра в мире, пространстве и времени, из которой он выполз - и другие следут за ним, голодная свита королевская. А вот - выход, такой близкий, если расстоянием мерять, и такой далекий, если брать за единицу измерения вещи нематериальные - честь там, долг или совесть. Недосягаемым становится сразу.
Значит, не нужен выход.
Значит, нужны действия.
- Помоги Вербе, исчадник, - холод и металл в голосе. Приказ. Не подчинится - умрет. Подчинится - успеет освободить Вербу, получит шанс на спасение.
- Выживи, Верба, - тоже приказ. Такой, из необсуждаемых. Любым способом.
"Вперед, Омелия," - это себе. Вместо напутствия.

Омелия

Исчадника рык. И - знакомый голос. Крик металлический. Зажать уши. Руку к носу вскинуть, чтобы успеть подхватить крови капли струящиеся. Верба. Не видишь как. Не знаешь, что там было. Но он освободил её от кляпа, и она плетёт такое проклятье, которое впитается в твою кожу. В твои волосы. В твоё сердце. Это место вибрирует от её ненависти. Вдохнула быстро, чтобы сознание не потерять. Это как выскоквольтная линия: даже просто стоять рядом - уже ощущается поле. Вскидываешь хана волков, понимая в этот миг, что Ива - мертва. Грохочет хан. В потолок. Трясётся рука. Это он приоткрыл один глаз. Всего лишь один. Просто взглянул. В провале груди - густо-изумрудное сияние дымное. Плохо тебе. Покрываешься потом холодным в миг. Трясутся руки. Трясётся лицо. Дурно. Душно. Тошнота.

Исчадник вновь послушался. Последний приказ в своей жизни выполнил, наверное.
Металл звенит в ушах и капает кровью из носа. Верба освободилась и собирается выжить, как приказано.
Отпугнет ли проклятие ведьмы демона? Был бы еще дружок в голове, сейчас бы сказал что-нибудь вроде: "И не надейся даже." Может, хоть слуг распугает ее ненависть.
Ива умерла. Оборвался канал, подарив напоследок мгновение огня - теплого, как от домашнего очага.
Дергается в руке "Чину-а-Хан". Без толку уходит в потолок пуля, бьется рука бешеной дрожью под Его взглядом. Проступают капли ледяного пота на перекошеном в нервном спазме лице, накатывает духота и - здравствуй, подруга, давно не виделись! - тошнота подкатывает к горлу, путая сознание.
Ударяются тонкие руки о плоть демона. Как его остановить? Чем? Вот этими голыми руками? Но он отступает. Делает маленький шаг назад, к проходу, из которого выполз, и за его спиной ждут его слуги.
Плохая ты Мать, выходит. Дочерей уберечь не можешь, демона назад отправить - тоже. Только и горазда, что приказы раздавать голосом уверенным.
Приказы?..
Нет знания. Не помогают действия.
"Воли - всегда через край!"
Вскидывается голова, убирая с лица прядь волос непослушных. Утирает рука капли, проложившие красную дорожку из носа до подбородка. Вонзается взгляд холодный в открытый глаз - пока единственный - напротив, преодолевая дурноту, дрожь и тряску в руках.
- Пшел вон, - цедятся слова сквозь зубы, металлическим привкусом отдаваясь на языке. - И дверь за собой закрой.

Омелия

Ужас перед реальностью потустороннего - ничто, по сравнению с ужасом перед собственной глупостью. Что это было? Самонадеянность? Страх? Помрачнение? Ты совершила ошибку.