Кукольный Театр | ходы игроков | Тёмная Комната

Ткнул я дубинкой зверя. Реакция очень странная последовала. Вялая очень. Нечеловек. Может думает медленно. Или просто устал в сейфе сидеть. Но всё равно опасен, точно. Слава Творцу, не бросился сразу. Может размышляет, как нас лучше на кусочки ломать? Не знаю. Не помню, чтоб в постановках прежних такой вот зверь участвовал. И, раз так, не понимаю, чего от него ждать.

Застываю в растерянности на миг. Варианты в голове перебираю. Раз не нападает - может добрый. Может договориться можно, или просто уйти. Улыбаюсь ему искренне. Звякнуло что-то за спиной. Дёргаюсь посмотреть машинально. Останавливаю себя. Нельзя у него под носом резкие движения делать. Зато он отвлёкся. Шанс! Голову слегка поворачиваю и, глаз внимательных от существа не отводя, Нонне шёпотом тихим за Симоном повторяю:
- Назад отходим. Медленно. Без движений резких.

Выпрямляюсь вновь. Дубинку наготове держа, выжидаю пару мгновений, давая сестре время отступить. И сам шаг, затем, делаю. Смотрю на зверя, реакцию ловя. Недоволен действиями нашими? Безразличен к ним? Или наоборот, заинтересован? Ещё шаг. Дальше отходя и улыбаться продолжая, ему негромко, с дружескими, успокоительными интонациями, говорю:
- Хороший... - заминаюсь на секунду, не зная, как его назвать. Найдя ответ нейтральный, продолжаю: - мальчик. Хороший. Не будешь нападать ведь? Не будешь. Хороший мальчик. Хороший...

Нонна была в растерянности.

Неизвестное существо выглядело жалким, истощенным, несчастным. Как символ всех бед мира, наполненный страданием и горем. Оно было уродливо и безобразно. Может быть, оно было даже опасно – ведь горе озлобляет. И братья заметно встревожились, когда оно появилось на свет, такое жуткое, обездоленное и пугающее.

Нонна отошла подальше, скорее из чувства солидарности, чем из страха. Ей хотелось пробудить его от странного беспокойного забытья. Актрисе казалось, что существо измучено болью и страданием – но, может быть, это её собственная боль и тоска отражалось на всём, что её окружало, окрашивая мир грустными красками.
Актриса колебалась и медлила, не зная, как поступить. В её ролях, что вспыхивали в памяти обрывками слов, ничего про это не говорилось.

А если сон этого несчастного – это его спасение от ужасной Жизни? От страшной реальности?
Сделает ли она хорошо, и правильно, отняв у него этот сон, пусть он даже страшен и горек?
А если это создание заперло себя в сейф само и потерялось в переходах иной реальности, безумпеншно разыскивая обратный путь? Может, он ждет руки помощи? Подсказки доброго пастыря-поводыря, что проведет его домой? Но здесь ли его дом?

Вопросы сменялись вопросами, сомнения перетекали в сомнения, но ответов не было.

Нонна смотрела на дрожащее тело и пыталась его понять. Почувствовать. Коснуться фарфоровой прохладной рукой горячечного разума. Она старалась ему понравиться.

Надо ли будить, и что проснется, если вытащить его из сна в Жизнь?

Ганс

Ни хорошо с ним и ни плохо пообщался. И кажется, ему вообще неважно, есть или нет ты здесь, с мечом или с дубиной. Подумалось, что даже если в сейф вдруг ты трамбовать начнёшь его обратно - не сразу даже это осознает.
Но ты попробовал. "Повёл переговоры". Вообще, даже понравилось, тем более - что в этом хоть какая-то да польза: тебе понятно, что он вас не слышит.

Нонна

Возможно, что взглянув без предрассудков, хотела в нём иное обнаружить. Страдания и ужас. Странный поиск. Всё так и есть. Простая очевидность: он болен и в бреду, в каком-то сне - блуждает по нездешним лабиринтам. Без дара ясновидца это видно. Но не уверена, что лишь проснётся - и сразу любящим и добрым станет. Пока к тебе и остальным он безразличен. Не потому, что игнорировать собрался - он просто явно плохо видит вас и слышит.

Общее

Со стороны двери, когда-то взятой штурмом, голос:
- Смотрю я, вы здесь тоже не скучали...

Смотрю и говорю. Льются изо рта пластикового слова. Не замечает он их. Или значения не придаёт? Да. Отхожу, пока есть возможность. Осознаёт он окружающую действительность, или нет, а рисковать не стоит. Замираю внезапно, голос сзади услышав. Машинально дубинку в руке сжимаю. Всё. Пришли. Отвлёкший на дела различные, на обновку, да сейфы, забыли о том, что нашумели сильно, и внимание чьё-то наверняка привлекли. Так есть, да. Рождается мысль злорадная в уголке разума: "А я говорил!". А в ответ ей вопрос укоризненный просыпается. "Раз так - почему же задержал всех, в сейфы и сундуки залезая?" На это ответа нет. Да и не нужен он, действовать сейчас надо. Узнать, кто говорит из двери. Отстраняюсь в сторону, пытаясь так встать, чтобы и дверь и существо видеть смочь. Поворачиваюсь корпусом параллельно, голову в прежнем положении сохраняя, продолжая следить за зверем-из-сейфа. Думаю, к тому же, над словом "тоже" в речи голоса. Может Макс и Джо вернулись и жаждут нам о приключениях своих рассказать? Или голос их встречал в пути своём до нашей двери? Тогда, что с ними сейчас? Или не с ними, есть и другие? Такие же, как и мы? Знает это только голос. Спросить у него нужно. Но сначала - поглядеть на него, хотя бы.

Останавливаюсь я, наконец. И понимаю, что на звере сейчас всё своё внимание концентрировать смысла нет. Даже если заметит он, что отвернулся я, на то, чтоб осознать этот факт ему немало времени потребуется. Потому - поворачиваю голову в направлении двери. Готовясь при первом резком движении со стороны зверя, вновь его взглядом поймать. Голос-то, раз разговаривает, непосредственной опасности не представляет. Наверно.

От звука разлетевшейся банки чуть сердце не выпрыгивает у Евы из груди. Поворачивается сонный монстр, незряче уставясь в сторону неуклюжего Пророка. Вот сейчас, сейчас, наверное, пороснётся... Ждёт Ева, сжав дубину двумя руками и выставив перед собой. Но ничего не происходит.
Точнее, происходит, но не там.
И без того на взводе, Ева умудряется подскочить, наверное, на целую голову вверх, заслышав чужой голос. Тут же забывает о загадочном и, возможно, опасном существе поблизости — разворачивается и вглядывается в полумрак, не выпускает из рук оружия.
Кто там?

Нонна замерла, застыла от звука голоса. Память услужливо рассыпала перед ней ворох штампов "Гром среди ясного неба", "Как громом поражённая", "Соляной столп". Фразы-шаблоны, надерганные из ролей, смешавшихся в кучу. Ничего своего -одни обрывки масок?

Она не обернулась. Голос, хоть в нём и не звучало явной угрозы, почему-то насторожил её сильнее, чем выбравшееся из сейфа существо. Нет, не так. Существо ее сперва тоже напугало, но по-иному. Это был испуг внезапности, чуждости и непонятности. А голос... От него повеяло хозяйской уверенностью, барской снисходительной усмешкой. Вот сейчас он дружелюбно шутит, а через миг потянет за ниточку - и ты уже висишь на крючке или лежишь в сундуке, разобранная на запчасти.

И актрисе не хотелось оглядываться, не хотелось видеть - кто сейчас их дернет, кто насмеётся над их только что обретённой Верой и робкими попытками Жизни.

Бочком-бочком, она стала протискиваться, пробираться за спину спящему наяву обитателю сейфа. Нонне хотелось отгородиться от Голоса, непонятное тревожное беспокойство настойчиво требовало поиска укрытия. И это беспокойство она волей-неволей передавала Братьям и Сестре. Точно так, как вначале, едва пробудившись, почувствовала их - своих, нас.

Общее

Гаснет спичка в пальцах-тисках. Обернулись. Масок-лиц белизна алебастровая. Взгляды. Эмоции. Улыбка его кривая. Всё понимает. Шевеления. Движения. Робкости и напряжения выражение. Всё видит. Всех знает. Оскалилась одна из голов, слюной блестя. Хохочет, запрокинув высоко. Так, что лампа со стены сорванная, в лодни, рукавом кружевным прикрытой, дрожит. Скачут тени. Втягивает воздух шумно двуглавый эльф. Одну голову - на грудь узкую уронил. Вторая - оглядывает вас с любопытством весёлым. Это Жорж-Хокус. Поэт и драматург. Свободной рукой на пальце длинном обруч разомкнутый из металла гладью блестящего тускло поднял. По сторонам повёл, каждому из вас демонстрируя. Ошейник.

Жорж.

Нонна попятилась, прячась за фигурой спящего. Жорж. Безумный эльф. Его слова в устах зашипели пенистым щекотанием. Я играла его пьесы?

Нонна вдруг почувствовала себя оскверненной и изнасилованной. Вот этот вот эльф, узкомордый припадочный псих, он ведь делал с ними все, что хотел. Тогда, когда они еще не жили. Ошейник в его руке издевательски подрагивает, намекая, что знаком с каждой шеей. Чего он захочет сейчас, куда его безумная душа позовет? Сейчас хохочет, через миг будет головой о стену колошматить. Хорошо, если своей головой. Надо было бежать раньше. Отсюда, из этой комнаты. Куда-то, где нас ждала свобода. Ошейник маслянисто поблескивал, будто услышав слово "Свобода".

И Нонне вдруг отчаянно захотелось разбудить Спящего. И запереть их с Жоржем-Хокусом в этой комнате. А самим бежать без оглядки, куда глаза глядят. Опять штампы.

Она затрясла за плечи существо из сейфа, пытаясь достучаться до него.
- Ну иди же, иди, прогони его. Он запрет тебя, наденет ошейник и ... Ну проснись! - горячо шептала она ему в худую обтянутую кожей спину.

Нонна. Общее

Шаг осторожный. Подшаг. И - укрылась за спиной, как за щитом. Видишь рёбра сквозь кожу, как парусину натянутую. Остистых отростков болезненное торчание. Истощение. Нашёптываешь ему. Что нужно проснуться. Прогнать. Вздрогнул чуть. Головой слабо повёл, словно через плечо оглянуться стремясь. Скорей для того, чтоб прислушаться, чем посмотреть. Но слишком погружён. Слишком - не здесь. Жорж. Бросил взгляд на тебя улыбчивый. Он умеет улыбаться глазами. Только сейчас - ещё и пастью хохочет. Писал для тебя пьесы. И ты играла. И аплодировал зал. Они кивали довольно с Хокусом, глядя из-за кулис. Мрачно и горячо безумный один. Истерично захлёбывающийся фантазиями и лихорадкой веселья другой. А ошейник - действительно знаком с каждой шеей. Только не вашей - его.

Нонна с жалостью провела фарфоровым тонким пальцем по выпирающим ребрам, по острым позвонкам спящего-не-здесь. Она не знала, за что и зачем его заперли. Жорж знал, наверное. Но душа ее противилась такому. Представив себе бесконечный сон в железном сейфе, она содрогнулась. Голод. Холод. Одиночество. Ты всегда один, вокруг тебя только гладкая непрошибаемая стена. И никто, никто не слышит твоих всхлипов, твоих царапаний в запертую намертво дверь. И ты путаешь день с ночью, явь со сном, и в конце концов погружаешься в небытие бесконечных видений. Кем бы он и был - так нельзя поступать ни с кем. Убить - можно. Сломать. Изгнать. А вот так - нельзя.

Еще раз коснувшись осторожно худой жилистой спины робкой материнской лаской, она выглянула опасливо:

- Нет накидки. Не видели. Платья есть, рясы, костюмы. Всё, что здесь - актриса плавным жестом обвела комнату с развалами одежды. - А накидку не видели. Если знаешь, где она - ищи сам. Мы не знаем.

Жорж, наверное, убил Тулекара. Или Хокус. Ну да, если маг говорил с ним о нас, снял ошейник... Маг Тулекар? Разбудил нас?

И решилась спросить:

- А что случилось?