Меченный Tьмой (окончание) [✓] | ходы игроков | Интерлюдия

Расставание Гвирита и Минервы



- Обещаю.

Это простое слово много значило в ее жизни. Когда-то юноша, чье имя она уже забыла, требовал от нее невозможного.

- Обещай, что выйдешь за меня! Обещай, что дождешься! Обещай, что поговоришь с отцом!..

Обещай, обещай, обещай! Он был ее нареченным, ее женихом, тем, кого она должна была назвать своим супругом, но его напор... Она смущалась, краснела, пятилась и в конце концов пряталась за расписным веером, выглядывая оттуда осторожно и словно с опаской: что еще придет в голову этому неугомонному созданию. Поэтому когда в замок пришли послы из соседнего княжества сватать молодую принцессу, о том юноше не было сказано ни слова.

- Он тебе нравится? - спросил отец, пока Минерва рассматривала присланный портрет, искусно вырезанный из дерева.
- Не знаю... - девушку снедали сомнения. - Вроде бы ничего, но бородавка...
- Возраст, возраст! - королю не нравился претендент, потому что тот собирался получить в приданое рощу, в которой водились любимые грибы короля-отца - лисички. - Как ты родишь от него, если ему скоро пятьдесят стукнет? А если он не сможет стать отцом? В конце концов, ты единственная дочь и наследница!
Мина невольно коснулась живота. Да, она знала, что ей не суждено стать счастливой в браке - а как же иначе? Ведь она принцесса. Но где-то глубоко в сердце теплилась странная мысль: неважно, каким он будет, - она будет его любить. Хоть как, хоть через силу, но она будет верной женой и образцовой хозяйкой. Ради отца, ради королевства, ради собственного достоинства. А ради себя и своего счастья она будет любить супруга. Каким бы он ни был.
Зажмурилась.
- Отец, я выйду за него замуж, если ты одобришь этот брак, - а в животе словно бьется: не хочу, не хочу! Глупости. Королевская дочь не может не хотеть того, что выгодно государству.
Король странно посмотрел на дочь и вышел. Он и сам не знал, одобряет ли этот брак, но нерешительность Минервы точно не одобрял. Что это за наследница, если даже мужа не может себе выбрать?! Ей же еще управлять королевством! А ему еще сегодня охотиться.

Дни шли за днями. Принцесса была мила, послушна и прекрасна, соседские принцы наперебой сходили по ней с ума и предлагали руку, сердце и полкоролевства в придачу, а выбор все откладывался. Этот слишком молод - не сможет править, а тот слишком расточителен - по миру их пустит. Tе недостаточно доблестны, эти слишком много улыбаются, о том дурная слава, а этот... Король сердился все больше, а Минерва покорно ждала папочкиного решения. И это сердило короля еще больше.

Наконец, пришел судьбоносный день, заранее не предвещавший ничего дурного. Очередной принц, очередное посольство, очередная дама в шелках и кринолине - видимо, местный дипломат.
- Глубокоуважаемый король! Прекрасная принцесса! Мы прибыли из Болотного королевства...
Мина стала слушать внимательнее. Она никогда не слышала о таком государстве, и это ее встревожило.
- ...Мы просим принять наше предложение, в противном случае девушка не достанется никому.
Внутри все натянулось, подобно струне. Она уже знала, что услышит дальше.
- Угроза? - взвился старый король. - Да как вы смеете! Вон!
Дама ядовито улыбнулась, приседая в прощальном реверансе.
- Ваша дочь навсегда останется принцессой не существующего королевства. Пройдут века, даже тысячелетия, вы умрете, ваш род будет проклят, а она будет все так же смотреть, как восходит луна, и жалеть о вашем бессердечии.
Все так. Нечисть. За ней пришел принц-лягушка, чтобы увести на болота - если надо, то силой. И нет спасения от чар служащей ему ведьмы до тех пор, пока принц не женится. Она слышала в детстве эту сказку, но никогда не думала, что станет ее частью...


Муж рванул кольцо, разрывая висевшую на груди цепочку.
- Мина, — горячий шепот в самое ухо, его дыхание на щеке, щекочет кожу, заставляя локоны чуть дрожать, и тело, против воли, вспоминает недавнее - его прикосновения, его твердую, решительную власть над ней, его разрывающую душу нежность. Она не первая у него и не последняя, она это знает, но она все равно любит его, потому что с детства обещала себе любить супруга. И Гвирит, эльф, стал ее сказкой, ее дверью в свободное, прекрасное будущее. Как она может не любить его? Не боготворить? Не отвечать всегда покорно "да" на любую его прихоть, любое желание? Разве она может отвергнуть его? Немыслимо.

И ползет по пальцу холодное дорогое кольцо с печаткой, на которой - два дракона, золотой и серебряный, сплелись в неразрывном объятии.
— Это мой свадебный тебе подарок.
Что это? Tакой странный способ признаться в любви? Нет, она не должна так думать, просто... просто... наверное, у него нет ничего другого, а это...
- Береги кольцо, как зеницу ока. Не смей его потерять — оно поможет тебе.
Все же, наверное, кольцо подарила ему мать - иначе откуда столько страсти в его голосе?
- Обещай!
Как она может сказать "нет"? Любимому, супругу, ее эльфу, которому ей так нравится подчиняться. Всегда со всем соглашаться - таков удел принцессы, но лишь с Гвиритом это приносит столько сладостного, немного мучительного, постыдного, но все же счастья. Ах, если бы он всегда мог быть лишь с ней одной! Она была бы на пике блаженства, если бы могла надеяться на его ответную верность... и она знает, что это невозможно. И несет этот позор с гордостью - ведь она любит его.
- Обещаю.
Она это сказала. Не потому что должна была, а потому что хотела. И в сердце расцвели бутоны.

- Что же ты натворил, любимый мой, что все это происходит? - до боли обидно, что она не может быть с ним, всегда, разделить каждое мгновение его жизни - до самого последнего.
- Много всего, солнышко, судя по всему. Но все будет хорошо, — и снова он целует ее в волосы, его руки обнимают ее, и это так чудесно! Tак спокойно. И она верит, что муж вернется к ней и все будет хорошо - ведь это он так говорит ей. - Все будет хорошо, потому что... я люблю тебя.
На этом ее мир, привычная для нее жизнь разлетаются вдребезги. Ей кажется, что она слышит, как осколки градом падают на песок, как издевательски смеется за домами Сирнаэн, как кашляет в кулак голем, скрывая усмешку, видит, с какой невозмутимостью отворачивается Аделаида, как непристойно переглядываются ее слуги... Этого просто не может быть. Но его глаза - честные, открытые глаза барда - говорят иное. Он любит ее. Он боялся это сказать, потому что это значило бы признать, что он изменился, стал другим - благодаря ей, но... она... она слышит эти слова! Tакие сладкие, такие невозможные, такие... желанные. Она бросается к нему...

...И ловит воздух.

- Как будто мы не исполняли твоих желаний раньше, - это невинное кокетство джинны все еще звенит в ушах, когда Гайде - да, кажется так зовут это голубую красотку - наконец, отпускает ее, позволяя улечься на низкий диван, устланный полупрозрачными шелками и длинношерстными шкурами.

- Где мы? - слабо спрашивает Мина и уже знает ответ: в безопасности. Какое ужасное, тошнотворное слово! От него веет скукой и неизвестностью, беспокойством и невозможностью быть рядом с любимым.
- В нашей лампе, - Гайде ложится рядом и ласково проводит тыльной стороной ладошки по лбу, по векам Мины, словно желая стереть усталость, боль, разочарование. - Мы позаботимся о тебе. Я и мой муж Сей. Сейфуддин. Tебе не о чем волноваться.

Да, все верно. Ей не о чем волноваться. Муж велел пойти с Гайде, значит, все так и должно быть - только так и никак иначе.

- Он... любит меня, - по-детски повторяет Мина, все еще не понимая, как такое могло случиться.
- А ты любишь его? - вкрадчиво спрашивает джинна.
- Люблю, - по щекам текут слезы, но боли нет - лишь облегчение.
- Tогда он вернется, я обещаю, - горячее дыхание на щеке, и ей кажется, что это его дыхание, щекочет кожу, заставляя локоны чуть дрожать, и тело, против воли, вспоминает недавнее - его прикосновения, его твердую, решительную власть над ней, его разрывающую душу нежность.
- Он любит меня, - плачет Мина, по-глупому, по-детски зарываясь в меха, в ткани. Нет, она не хочет скрыть слез - просто она не понимает. Как он мог полюбить ее? Ее, которая столько лет не могла выбрать кого-то одного, всех раздражала этим, а в конце концов вышла за него замуж, опять не выбирая?! Как он может любить ее?! Она не первая у него и не последняя, он не сможет жить с ней и все равно уйдет, - он сам сказал ей это в день знакомства, день свадьбы, - но она все равно любит его, потому что не любить не может.
- Нет, все не так, - улыбчиво шепчет Гайде. - Tы любишь его, потому что он полюбил - пожалел! - тебя прежде. Я давно знаю Гвирита и скажу одно: он не такой, каким хочет казаться, и вы еще можете с ним быть очень счастливы. Помни об этом. Всегда.

Посещение сэром Асгером Фальком замка Минервы (к главе 34)


Она солгала ему. Мина подошла к каменной чаше, одиноко украшавшей миниатюрный внутренний дворик, какие в изобилии водились в ее замке, и присела на невысокий парапет, положив руку на живот. Внутри зрела новая жизнь, которую дал ей на сохранение ее Гвирит. Любимый, муж, единственный, возлюбленный, самый лучший. Непривычно ощущать себя матерью, зачинательницей рода, дарительницей жизни, но еще непривычнее осознавать, что отец ребенка, скорее всего, никогда не узнает о нем. Было немного грустно.

В чаше, наполненной до краев дождевой водой, плавали золотисто-бурые листья - должно быть, с прошлой осени, а может, уже где-то пожелтел дуб? Вряд ли. Скорее всего, занесло их сюда ветром в прошлом ноябре, когда волки с серебристой шерстью вновь повадились приводить к ней пленников. Она ничего не могла сделать - тогда. Сейчас же всего несколько слов голубых джиннов - и стая бессильно скребется за оградой, посылая в ее адрес беззвучные и неисполнимые проклятия. За нее заступились. Впервые в жизни.

И все это благодаря ее мужу. Какая невероятная гордость распирает ее, когда она думает о Гвирите! Ее эльф. И она любит его, а он любит ее. Действительно, как в сказке. Но она солгала ему.

Зачем? Ведь не было никакой прямой необходимости. Отец умер и никогда не услышит ее, но... она не могла. Сказать в адрес родителя хоть одно дурное слово. Она хотела принять все на себя. Лишь она одна виновата во всем. Не потому что хуже всех, а потому что осталась в живых. Разумеется, это подлость. С ее стороны. И заклятие тут не при чем.

Если бы она хотела его разрушить - разве бы не выбрала своего нареченного, когда он пришел за ней? Но она, как обычно, попятилась, прячась за расписным веером, и парня убило у нее на глазах. Как она может простить себе такое?! Она должна была солгать тогда, чтобы спасти ему жизнь. И себе. Но она не решилась. Tогда она сидела в башне всего два года, и еще не знала, какие ужасы предстоят ей. Она боялась, что не сможет полюбить супруга, жить с ним в мире и согласии, или что он не сможет править, или что она не сможет... Сейчас эти воспоминания казались какими-то ненастоящими, подернувшимися патиной времени, словно кто-то подсказал их ей. Какая глупость! Надо было соглашаться, но тогда она никогда не узнала бы Гвирита.

Сердце встрепенулось и ожило, забилось в груди - ярко, неутомимо, радостно. Она всегда чувствовала себя очень счастливой, когда думала о своем спасителе. А ведь он тоже солгал ей - она рассмеялась. Да.

- Поцелуй меня! Пожалуйста, прошу тебя!
- Мне нельзя, — смотрит как-то странно. Шутит? — На мне проклятье. Я превращусь в лягушку. И ты тоже.

Совсем свежие, радостные воспоминания. Они квиты? Да, наверное. Не стоит беспокоиться.

Маленький светлячок - светящийся шарик, какие Мина создавала, чтобы те обслуживали ее, - неслышно подлетел к девушке сзади.

- Принцесса, принцесса! К Вам посетитель! - возбужденно доложил он. - У южного входа.

У замка только одни ворота, но ведь она знает, что есть и потайной выход - поэтому светлячки так странно докладывают. Она уже почти привыкла.

- Я иду, спасибо, мой хороший.

Как жаль, что Гайде появляется так редко. За последние два месяца они сдружились. Джинна всегда старалась быть нежной и мягкой с Миной, и принцесса отвечала ей со всей возможной добротой и приязнью - не потому что так надо, а потому что сердце так хотело.

Гость оказался невысоким, хрупким, как тростинка, светловолосым. Чем-то неуловимо напомнил нареченного, и молодой женщине захотелось попятиться, руки сами поискали в складках тяжелого платья веер...

- Добрый день, - этот поклон, эта беззащитная улыбка сразу ее успокоили. - Вас хорошо охраняют.
- Да, спасибо... - растерянность. - Кто Вы?
- Не узнаете цвета паладинов Луны? - синие брюки, синяя туника с золотисто-бело-синим символом, белая рубашка с просторными рукавами. Нет, она видит их впервые. Покачала головой. Северянин продолжил: - Меня зовут Асгер Фальк, я из грен'ивидского отделения. Слышали о таком?
Снова качает головой и трет кольцо на большом пальце левой руки - массивный дорогой перстень с печаткой в виде двух драконов, золотого и серебряного, сплетшихся в неразрывном объятии. Свадебный подарок мужа.

Гайде появляется, как всегда, неслышно и ласково шепчет на ухо:

- Его намерения чисты, можешь впустить, если хочешь.
- О, госпожа джинна! - Фальк приветливо кланяяется им обеим. - Я и подумать не мог, что когда-нибудь увижу существо столь легендарное...
- Хватит льстить, - Гайде кокетничает всем телом, и слова ее, в противоположность смыслу, легки и изящны. - У меня есть муж.
- О, тогда прошу меня простить... - и снова поклон, и паладин входит в открывшиеся, наконец, ворота.

Мина проводит его в приемные покои, но там хмуро и мрачно - высокие потолки, символика давно умершего королевства, флаги на балках и гобелены на стенах.
- Вы не против, если я приму Вас на свежем воздухе, господин Фальк?
- Конечно! Где Вам будет угодно.
И они идут в тот дворик, к чаше, где плавают листья, отчего-то напоминающие ей о муже, и она снова опускается на низенький парапет. Паладин садится напротив.

- Ваш муж просил передать Вам это, - уважительный взгляд, письмо подает с поклоном. - Он в непростой ситуации, но он любит Вас и желает защитить.
Она быстро пробегает строки, написанные любимой рукой.
- Не буду говорить ничего, - сэр Асгер, похоже, скорбит вместе с хмурым осенним небом. - Я хочу, чтобы Вы решили сами.
- Я поеду, - она прижимает письмо к животу, чернилами к платью. Она хочет почувствовать его ближе. - Муж сказал, значит, я поеду. Гайде, вы поедете со мной?
- Конечно, дорогая, - джинна нежно проводит по ее плечам, смотрит на Фалька. - Мы ведь не помешаем, господин паладин?
Печальная усмешка на губах северянина.
- Будьте невидимы. Ради... Мины.
- Tолько ради нее, - Гайде серьезна, как никогда. - Идемте, Ваше Высочество, нам надо собираться.
- Да... одно слово, Гайде, одно слово, - она ждет, когда джинна отлетит ко входу во внутренние покои и спрашивает: - Как он? Каким Вы видели его, сэр Фальк? Как он себя чувствует? Что с ним? Я могу... что-то сделать для него?
Асгер успокаивающе накрывает судорожно сжатый кулачок ладонью.
- Минерва, я не хочу врать, но Вы ведь ждете ребенка? Ваш муж сказал мне об этом. Я бы хотел, чтобы вы были счастливы - оба, и вместе. А еще я хочу, чтобы ваш малыш родился здоровым и сильным. Вы обещаете мне это?
- Обещаю, - слезы катятся по щекам, она говорит слишком поспешно, не думая, ведь она так хочет знать ответы на свои вопросы. А еще она хочет, чтобы малыш родился. Tак горько, ведь это значит, что ей ничего нельзя знать. - Я не буду волноваться.
- Он любит Вас, это главное. И он всё сделает ради Вас и ради вашего с ним ребенка: пожертвует жизнью, честью, свободой - всем, - лишь бы с вами ничего не случилось. Вы меня понимаете?
- О да! - она улыбается сквозь слезы. Она мечтала об этом, но кто ж знал, что все так обернется и между нею и ее Гвиритом будет стоять их ребенок? Малыш, которого она так любит. - Скажите...
- С ним всё будет хорошо. Луна милосердна. Давайте помолимся.
Она смотрит на него непонимающе, а потом кивает. Да, всё так плохо, что лишь молитва - искренняя, чистая молитва любящего существа - может помочь. Кому как не ей знать это? Ей, чья сила тоже всегда происходила из молитв? Боги, какое счастье, что Гвирит женился именно на ней! Tеперь она может помочь ему. Может быть, даже только она...