["Вандал"] | ходы игроков | [МРК "Барракуда-93"]

Что чувствует человек, очнувшийся в кромешной тьме и совершенно не осознающий себя и все вокруг происходящее? Сначала чувствует боль, только назойливую боль в черепной коробке. Потом приходит отдаленное понимание окружающего пространства - воздух прохладен, ничто не давит, а значит человек не в чертовом гробу или еще какой коробке, он поднимает руки и шарит в воздухе, чтобы окончательно убедиться, что вокруг ничего нет. Человек... хм... половая принадлежность определяется сама по себе, для этого не нужно хлопать себя по первичным половым признакам, чтобы убедиться, что человек - женщина.

Что же, самое время оторвать от холодного пола свое распростертое тело и напрячь, все еще атакуемые острыми иглами, мозги. Девушка приподнялась на локтях и почувствовала, что тяжесть голове прибавляет какой-то хитрый головной убор. Врезавшись ладонями в гладкий пластик каски, она с тяжелым вздохом стянула ее, рассыпав по плечам густые черные волосы. Глубоко вздохнув, она испытала облегчение, но тут же вся замерла и подобралась, потому что рядом кто-то был. Он дышал. А может быть они?
"Что, черт возьми происходит!?" - жалобно посетовала на судьбу девушка про себя. Она еще некоторое время боялась пошевелиться, боялась быть замеченной, боялась вообще всего - этой темноты, этой пустоты в голове, этого противного медицинского запаха, этих вздохов, доносящихся с разных сторон. Но и продолжать сидеть в неудобной позе она долго не смогла, встала на карачки и медленно поползла, точно беспомощный слепец, в сторону от тех существ, что мирно посапывали рядом.

Сон без сновидений. Затёкшее, ноющее тело. Трещащая голова. Что-то это смутно напоминает, только осталось вспомнить, что именно. Кто-то дышит в темноте рядом. Кто-то даже двигается, судя по шороху одежды. Как же тут включается свет? Может, надо сказать команду?

- Свет! - безапелляционно заявляет Снеговик, с трудом выплёвывая из пересохшего рта первое слово за... за сколько?

Темно и холодно. Дезориентация проходит с каждым вздохом, это определённо не последствия отравления? А последствия чего? Тысячи, миллионы нейронных импульсов натыкаются на порванные связи устоявшихся цепочек. Амнезия. От чего? Ещё один вопрос без ответа.

Механизм старинных часов ожил, задвигались фигурки, засуетились, повинуясь воле создавшего их мастера. Их бога-творца, в механике ведающего. Забегали мужички-кузнецы с молотами туда-обратно. Появились из дома-убежища своего, подошли к наковальне одновременно, руки свои с поднятым молотом опустили. Бух. Дзыннь. Бьют по костям черепа, сил не жалея. Для них это труд, для него – боль. Затылок разрывается, ноет, каждый удар эхом по черепной коробке разлетается. Потрудились и обратно скрылись кузнецы. Чтобы через пару ударов сердца вернуться снова. Больно. Черт.

Открываю глаза и смотрю в темноту. Рука к затылку тянется, щупает. Прикладываю ладонь, так легче боль терпеть. Чувствую, с каждым вздохом легче становится. Что за запах здесь странный? Пахнет… чем? Лекарствами вроде бы, или другой какой химией. Где я? Кто я? Почему я существую? В этом есть какой-то смысл, иначе не было бы меня. Во всем должен быть смысл. Значит, и у меня он есть. Смысл жить. Только надо его вспомнить. Напрягаюсь, пытаюсь извлечь память из-под обломков.

Зашевелился. Вроде бы цел, лежу на чем-то… на полу решетчатом, судя по ощущениям. Холодный металл лижет жадным языком открытые участки кожи. Словно я – мороженое для него. Неприятно же. Я человек, а не мороженое.
Рядом кто-то дышит. Шевелится. А затем – голос. Мужской голос требует свет. Логично, черт возьми. Как без света жить? Как слепые мыши в мышеловке. Странные мысли и образы посещают. Воробьи, слетевшиеся на хлебные крошки, рассыпанные чьей-то доброй рукой. Доброй ли? Вот один воробей жалобно чирикнул и упал на бок, замер. Другой затрясся странно и тоже упал. За что ты ненавидишь птиц? Они умеют летать, а я нет. Сейчас я похож на такого воробья. Хлеб – моя память. Каждая крошка – одно из воспоминаний. Они отравлены прошлым, пропитаны им. А я – глупый воробей, не понимаю этого и хочу склевать крошки, съесть хлеб. Вернуть память.

Что, если вокруг – враги? Коты, только и ждущие, чтобы воробей объелся и стал пингвином жирным, не могущим взлететь. Чтобы наброситься и растерзать. Хотя нет. Если кому-то нужен свет, значит, этот кто-то тоже ни зги не видит. Этот кто-то – еще один воробей. Но кроме него здесь есть еще кто-то. Свет. Мне тоже нужен свет…
- Кто здесь? – голос подаю, стараюсь уверенно говорить, требовательно даже.
Ощупываю пространство вокруг себя. Себя любимого. Одежду. Сумку ищу какую-нибудь. Может, в ней фонарь найдется.

"Мантикора"

"Крючок". Каждому

Пока ползла в темноте, в памяти начали всплывать обрывки слов, которые сцеплялись в звенья одной цепочки. Так, короткими сполохами, где-то под черепной коробкой, начало приходить понимание действительности. Даже более того, путем проб и ошибок было обретено имя. Теперь она знала, что она Лаура Воксмер. Мелочь, а приятно. Даже не так страшно стало в этой темноте, потому что несколько секунд назад она была никем, а сейчас вот настоящий человек.

Упс. Стена. Лу присела, облокотившись о нее спиной, и тут же вздрогнула и подтянула под себя ноги, потому что совсем близко послышались шорохи. Она затаила дыхание, интуитивно, как делала всегда, когда ей было страшно. И тут - голос. Мужской голос, требующий свет. Лу медленно выдохнула, понимая, что ужасающие шорохи - это не чудовища, которыми по обыкновению наполнена темнота, а такой же человек из плоти и крови, как и она. Еще мгновение и с той же стороны доносится еще один вопрос, на который Лу, как настоящий солдат ответила:

- Воксмер, Лаура... - язык с трудом ворочался во рту, еще и забрало каски мешало. Будто пробуя вновь обретенное имя на вкус, девушка еще раз повторила. - Лаура... Воксмер.

Неожиданно пространство разрезал луч фонаря, и солдат Воксмер, вращая головой, уцепившись взором за круг света, судорожно следила за ним, выхватывая из пространства куски видимого мира.

А потом произошло нечто невообразимо ужасное. Донеслись непонятные в первый момент звуки, и свет фонаря метнулся в сторону. А там… о нет.. нет… Что происходит? Лу в панике по инерции вскинула руки, чтобы прикрыть открывшийся в немом крике рот, но со всей силы пальцы врезались в стекло забрала. Нечто, пронзившее человека , сидевшего у двери, рвалось в помещение. Кошмар, это просто кошмар. Столько крови, так не бывает. В мозгу что-то щелкнуло, и девушка вновь встала на четвереньки и, мелко перебирая руками и ногами по холодной сетке пола, рванула в сторону человека, держащего фонарь.
- Что делать? Что делать? – повторяла она то ли шепотом, то ли вообще беззвучно.

Ощупывание и охлопывание себя привело к желаемым результатам. Пусть не сумка на мне, но карманы в комбинезоне. Великое множество карманов, как показалось. Целый магазин карманов. Супермаркет карманов. И в этом супермаркете полно непонятной хрени. Шарик какой-то шероховатый, округлый. Металлический по ощущениям. Чешуйки. Что за чешуйки нах? Зачем они мне? А может, я рыба и они мои? Нервно хихикаю, неслышно почти. Да ну бред.
Так. А это что? Пара чего-то… в памяти всплыло название: шоколадные батончики. Это уже интересно. С голоду не помирать. И от жажды тоже, в этом пакетике что-то есть. Надеюсь, не водка. Хотя эпично было бы – не вспомню ничего, напьюсь с горя до потери пульса… говорят, клин клином вышибают. Очнусь и вдруг с ясной памятью. Мда. Не о том думаете, товарищ.
В нагрудном кармашке нащупал фотокарточку вроде. А в другом – о счастье! – фонарик нашелся. Слава яйцам! Теперь и осмотреться можно. Хоть что-то понять. На других воробьев посмотреть. Достал и включил его. Поводил по сторонам. Тьма пронзительно закричала, взвизгнула, как если бы я к ней в душ заглядывал. Обнажилась передо мной во всей красе жуткой.

Светильник под потолком. Значит, свет должен быть. Но его нет. Проблемы с электричеством? Ладно, потом. Для начала: где я? Какое-то помещение непонятное. На подвал похоже. Или погреб. Вентиляционная шахта навела на мысль, что завод какой-то или склад. Ну да, так и есть. Подсобное помещение. Ярус 2. Панель сенсора обесточена – точно, хана электрике, ремонтник нужен. Может, это я? Вон у меня барахла по карманам сколько. И чешуя даже есть. Может, от воблы осталась. Может, я этой воблой пиво заедал. Или водку. Мы, ремонтники, такие: как хряпнем, так и гаечным ключом куда надо потыкаем. А без этого ну никак.
О, нас трое. И все с нашивками. А один и вовсе с каской и в бронежилете. Одна, вернее. Девушка это. Красивая вроде. Хотя, в темноте все они красивые. Девушка перед этим имя свое назвала. Лаура Воксмер. Лаура. Красивое имя. А голос странный какой-то. С трудом говорит будто. Хотя, у самого вряд ли лучше со стороны слышится.
Походу, братцы, я – военный. Та-а-ак. Ну, не электрик, и то радует. У электриков зарплаты маленькие.

Темнота вскрикнула снова. На этот раз – не в мыслях моих, а в реальности. Голосом второго мужчины. Луч фонарика метнулся на вскрик. Что с ним? Кровь?! А это что? С противным скрежетом и грюканием, с чавканием мерзостным изнутри плоти человеческой – жало вынырнуло, лезвие костяное. Прощай, Флеймер М. Не жилец ты уже. Тошнота к горлу подступила. Страх мышцы сковал. Не пошевелиться. Молча наблюдать этот кошмар. Кровь… Не люблю кровь. В глазах потемнело. Фонарик тут уже не поможет. Судорожное движение. Луч заметался, как заяц петляет, от лисы убегая. Рвотный рефлекс…
Удар. Снова удар. Снова скрежет. В чувства привел шорох шагов приближающихся. Шепот девушки, живой пока что. Ко мне ползет. Приходит понимание, что спасаться надо. От убийцы неизвестного. Кто бы он ни был. Спасаться. Вопросы все – потом. Секунда каждая на счету. Миг промедления – плюс два трупа. А куда бежать?
- Стой, - прошептал ей нервно, почти крикнул шепотом. – Туда беги, - нащупал фонариком решетку люка в вентиляционную шахту. Куда еще бежать? Если удастся ее открыть, это – единственный путь к спасению. – Я свет погашу, вдруг его свет привлекает, - предупредил девушку и выключил фонарь.
Сам тоже быстро-быстро в сторону люка пробираться стал, сжимая фонарь в руке. Успеть бы.

"Крючок". Каждому

Ужасающая картинка искаженного болью лица в мгновение ока сменилась вспышкой нового воспоминания. И словно что-то переменилось в Лу, за секунду умерло, а потом родилось другое, новое. И это новое, вместе с удивительно ровным биением сердца, вымыло из головы остатки паники и ужаса. Словно это был ночной кошмар, где ты беспомощна, как ребенок. Но сон уходит, разжимая свои липкие объятия, и реальный мир напоминает, что все поправимо, все в твоих руках... Происходящее стало складываться в некую последовательность - луч фонаря, решетка люка, неопознанная угроза за дверью, мужчина худой, но жилистый и вполне адекватный, темнота, короткая заминка со стороны врага. Цель ясна.

Лу, уже в темноте, добралась до условленного места, чуть не столкнувшись с товарищем по несчастью. Два раза глубоко вдохнув и выдохнув, она, в свою очередь, положила руку на решетку. Наступила тишина, в которой еще более отчетливо были слышны мерные удары сердца. Что если враг решил отступить, подумал, что в помещении больше нет жертв? О, как было бы славно! Но нет, не о том мысли.
Лаура хотела было поделиться догадкой с мужчиной, оговорить дальнейшие действия, но быстро сомкнула приоткрывшиеся губы, представив, что может за этим последовать. Нельзя шуметь... до поры.
Тихо, очень тихо надо схватиться за решетку, набрать полные легкие воздуха и рвануть, что есть сил. А потом быстро и четко проскользнуть в проем и двигаться, пока мышцы не сведет от боли. Как можно дальше от проклятой комнаты. Не важно куда. Кто же знает, куда ведет эта шахта? Только бы дальше.

Тук. Тук-тук. Тук-тук. Тикает сердце в тишине, хорошо смазанный часовой механизм будто. Темнота рождает в мыслях образы. Воспоминания из детства мокроносого родом или игра воображения, я не знаю. Просто образы. Смутные, мимолетные. Темное помещение. Мягкая постель. Полночь. Пора спать уж. А мне не спится. Сердце точно так же стучит, как сейчас. Перевозбудился за день, хочется продолжить интересную игру, а внезапно ночь наступила. Значит, надо спать. Глаза закрыты. Но слуху темнота безразлична. Я слышу тиканье часов. Тик-так… тик-так… старинные часы на стене, с маятником. Раз в неделю смазывают механизм, он стар и нуждается в постоянном уходе. Это необходимо, чтобы часы работали. Чтобы тикали ночью, лаская мой слух, убаюкивая… говоря, что всё хорошо… ведь часы тикают. А пока часы тикают, жизнь идет. Время продолжает свой ход. И мое сердце им вторит, стучит, тикает. Значит, я живу. Жив пока что.

И пока я жив, я буду бороться за свою жизнь. Кто бы ни был убийцей. Чье бы костяное жало ни терзало тело товарища, смутно знакомого, теперь уже мертвого. Скрежечет, тварь. Если оно появится. Вгрызусь ему в глотку, пока есть зубы. Выцарапаю ногтями его глаза, пока ногти на месте. Набью его пасть шоколадным дерьмом из своих карманов. Пусть подавится. А если оно имеет маскулинные половые признаки, то… будет шанс выиграть немного времени. Оружие бы.

Чуть с Лаурой не столкнулся у решетки. Послушала. Поняла. Умница. Кто она такая, мне плевать. Сейчас важно, что мы на одной стороне. И выживать должны вместе. Выжить. Спастись любой ценой. Может быть, мы не одни в этом месте и найдем других людей. Тогда наши шансы повысятся. Пока что шанс умереть один к двум. Был один к трем, пока третий не сдох.

Так, не думать о смерти. Всегда успеется. Люк нащупываю руками. Пальцы дрожат, это понятно. Страшно, мать твою. Решетка наощупь хлипкой кажется. Раз дернуть, другой – вылетит. Шуму наделает, но его никак не избежать. И жарко, и холодно сразу. Так всегда бывает, когда страшно. Бросает в жар, а тело колотит. Хорошо, что я не один. Хорошо, что рядом Воксмер Лаура. Она – моя совесть сейчас. Моя сила воли держится благодаря ей, цепляется за нее. Когда отвечаешь не только за свою жизнь… а за чью-то еще, страх уступает место решимости.

Пальцы наши встретились. Соприкоснулись. Словно бы взаимным доверием обменялись в краткий миг. Теперь дело за малым. Продеть пальцы в отверстия решетки. Одному или вместе, если места двоим хватает. И дернуть. Что есть силы. На раз-два-три. Потом еще раз.
- Раз… два… три, - шепчу еле слышно, но она рядом, услышит. И – рывок. – Раз… два… три… - снова рывок.
А дальше отставить сорванную решетку, помочь ей забраться в шахту, затолкать ее туда и самому следом забраться. И – вперед. Как можно дальше отсюда. Уносим свои ноги и то, что к ним прилагается. Дальше… дальше…