Темный Берег | ходы игроков | II. Три Слепых Бога

Долина страданий

Небо было ясное. Вечная звезда щедро одаривала Ирт теплом и светом. Темная глыба комплекса, казалось, была видна из любой точки доминиона. Некогда долина была покрыта буйной растительностью, перемежающейся болотами, ныне же растительность была выкорчевана, а болота пересекли насыпи, необходимые для строительства. Сердцем ее была Огромная сложенная из темных базальтовых глыб пирамида. Широкий тракт лентой тянулся через топи к длинному подъему, ведущему к вратам сооружения. По дороге медленно ползли телеги. Груз их был весьма необычен - на каждой помещалась железная клетка с людьми. Вдоль пути на равных промежутках - Утер любил точность - торчали колья с телами погибших или погибающих жертв ярости Темного Владыки. Воронье и стервятники сидели на телах. Стоны лишь сопровождали процессию. За воротами пирамиды начинался коридор достаточно широкий, чтобы телеги могли проехать в самое сердце здания. "Гости" могли наблюдать со своих повозок отнюдь не только стены - местами камень заменялся прутьями решеток, за которыми сидели прибывшие ранее.

В основном женщины и дети.

Первый этаж был местом ожидания. Грязные лица, слезы, всхлипы и пустые призывы к милосердию поселились тут. Более эмоциональные звуки не проникали сюда с других этажей из-за толщи каменных блоков, из которых было сложено тело этого проклятого сооружения. На следующем этаже была собрана богатая коллекция различных механических приспособлений. Впрочем, мало кому доставляло радость их использовать. Тиски для разных частей тела, зубчатые клещи для отрывания кусков плоти, дыба и ужасающая взор череподробилка - вот инструменты мести Темного Владыки. Впрочем, среди стандартных жаровен и железных игл находилось место достаточно оригинальным механизмам. Железный крест, четыре стороны которого могли вращаться по прихоти мучителя, увлекая за собой привязанные конечности - несчастная жертва этого механизма в кратчайшие сроки буквально скручивалась в бараний рог. В особых случаях магия шаров возвращала плоть истязуемого в исходное состояние, только для того чтобы вновь быть изломанной и терзаемой чудовищной болью. Была и камера, все стены, пол и даже потолок которой были забрызганы темными пятнами крови, а кое-где так и куски плоти остались пропущены ограми-прислужниками. В центре залы стоял столб, при необходимости приводимый во вращение. Множество гибких прутьев закреплено на его поверхности и вращаемо вместе со столбом. Конец каждого прута венчал крюк. Горе тому, кого постепенно подталкивали в зону досягаемости этих крюков.

Этажом выше страдали люди, в основном бывшие частью высшего общества. И муки их были куда как специфичнее вывернутых суставов. Часть помещений служила для наполнения их различными газами. Наиболее безобидными в этом плане были запахи жуткого зловония и смрада. Пусть и не смертельные, они моментально вынуждали некогда изысканных аристократов забиться в спазмах и приступах отторжения содержимого пищеварительной системы. В иных случаях каземат наполнялся туманами, кои являли собой мельчайшие капельки кислоты, постепенно обволакивающие и растворяющие кожу и легкие, кричащих в агонии. Редкому посетителю доставалась "честь" поучаствовать в магических забавах. А забава была своеобразна. Магия Темного Берега, частицу которой Худр'Вра делегировал в расположение Утера, была поистине безгранична в своих проявлениях - гнусное колдовство могло направлять естественное поведение мельчайших живых созданий, гадючьих ос в частности, превращая их в невиданное доселе орудие возмездия; недвижимое тело того, кого воля нынешнего господина Восьми Доминионов становилось мишенью для этих опасных насекомых, и отнюдь не укусы были уготованы несчастным. Живое мясо, внутренние органы и ткани тела превращались в улей, в гигантские, жужжащие гнезда, число жуков исчислялось десятками, и по слову паучьего колдуна они могли истязать жертву таким манером неделями, не давая ей умереть.

Среди всех прочих пыток эту Утер не любил больше всего. Но он должен был впечатлить Властелина Тьмы. А шары, удерживающие жизнь, даны были только ему. Просто он хотел жить сам и, желательно, не в виде инкубатора для насекомых.

Перебирая в голове заранее подготовленные слова, творец сей мерзостной махины шествовал ко вратам. Пришло время сдавать работу.

Сдавать работу - и надеяться, что хозяин останется довольным.

— Вижу, вижу, вижу, — степенно проговорил Худр'Вра спешащему ему на встречу паучьему колдуну, останавливая готовый уже было вырваться поток приветственных речей у последнего. — Все вижу, моей старательный и верный слуга, твои труды не будут забыты, ничто просто так не пройдет, ничего еще не закончено, все будут отмщены! Хм...

Властелина Тьмы сопровождала совсем небольшая свита — и внушительная стая змеедемонов, без которых Худр'Вра не ступал и шагу за прошедшие несколько месяцов. Из рода человеческого Властелин Тьмы хотел видеть подле себя только трех человек: Ракеллу, на которой в этот день было подозрительно много одежды — Властелин Тьмы требовал, чтобы красота ее тела предназначалась только для него и ни для кого больше; мрачный зверочеловек с охотничьей походкой; герцог Тессарил Ясный, волшебник Ховернесса.

Вид у последнего был неважный.

Худр'Вра не дал своему хаклятому недругу счастья быстрой смерти — напоминанием о тех нескольких мгновениях забвения оставался только лишь уродливый шрам на шее. Остальные части тела были на месте — прошедшие месяцы для Тессарила были неприятными, но больше страдала его душа, чем плоть. Властелин Тьмы хотел, чтобы его игрушка была в форме к моменту, когда он сможет опробовать на ней все те ужасы, что должен был приготовить Утер.

Надо сказать, что самому Худр'Вра монументальное сооружение пришлось по душе. Конечно, рядом с ним он чувствовал себя неуютно — феноменальная работа, проведенная колдуном в исключительно сжатые сроки, поражала воображение. Даже он сам, человек, перед которым преклонялся ныне весь Ирт, казался себе маленьким и ничтожным на фоне этой обители греха. Но это и было хорошо — давало полное представление о том ужасе, которым должны были быть охвачены его враги. А пот, выступивший на лбу от безумных воплей, успешно скрывался черным рогатым шлемом.

— Ну что ж, Кривой, показывай, чего ты тут наворотил...

Этаж за этажом Худр'Вра, его свита, Утер и двое змеедемонов — Сс-со и Йс-со — осматривали сумасшедшие аттракционы боли. Королеву Ведьм подобное представление могло тронуть, но обмануть — вряд ли; очевидна была скрытая подоплека, заключающаяся в предостережении ей.

«Смотри, Ракелла Рашино-Зеа, смотри, — говорили хитрые масляные глазки сумасшедшего князька, сменившего теперь свою шипастую черную броню на легкую кольчугу радужного чармопровода с красно-желтой туникой поверх нее. — Вот, что ожидает своевольных и непокорных, вот куда попадают те, кто считают себя умнее меня. Да и вообще все. Да, в конце-концов, сюда попадут все. Такова природа моего безумного правления.»

Периодически он оглядывался, одаривая свою фаворитку кривоватой улыбкой, показывая при этом свои неровные зубы. Исподволь он глядел и на обессиленного Тессарила, давным-давно лишенного всякого Чарма, даже той крупицы, которая позволила бы ему покончить с собой и тем уйти от нынешнего бессмысленного существования.

Худр'Вра не слишком впечатлился тем арсеналом, что подарило миру торжество Механики. Наверняка необошлось бы без выговора — а того и гляди, и без наказания, — если бы вовремя не вмешался молчавший до этого зверочеловек, вовремя задавший несколько дельных вопросов и вставивший пару замечаний о пыточном комплексе. Властелин Тьмы покивал головой, и Утер поспешил обратить его внимание на новую забаву, живые ульи гадючьих ос.

Последние привели Властелина в восторг — он даже заапплодировал и с невыразимым удовольствием облизнулся, явно припоминая нечто хорошее. Но не гадючьим осам суждено было стать заключительным этапом на жизненном пути герцога Тессарила.
— Дальше, дальше, колдун, — нетерпеливо махнул рукой Худр'Вра. — Покажи мне то, что ты придумал. Наш друг герцог уже изнывает от нетерпения узнать, что же ты для него приготовил. Я же вижу, как у тебя блестят глаза.

Снаружи крикам угнетаемого человечества вторили дикие вопли змеедемонов. Твари, терроризирующие Ирт, присоединяли свои скрипучие голоса к симфонии ужаса, окутавшей долину.
— Ваши покои, владыка, — Утер почтительно отворил дверь на самом высшем этаже пирамиды, куда они попали по длинной закрученной лестнице, ведущей в обход нескольких этажей.
Интерьер поражал воображение. В этих покоях было собрано все самое лучшее и самое дорогое, что когда-либо было создано под Извечной Звездой. Даже цветочные горшки несли в себе такой заряд Чарма, что хватило бы целой семье безбедно существовать год, если бы у Чарма не было зловредного свойства выдыхаться. Но в этом помещении, похоже, такого не случалось.

Одна из стен представляла собой гигантское окно, открывавшее вид на Долину Страданий. Противоположная ей стена попросту отсутствовала — вместо нее была черная завеса, чем-то похожая на ночное, усыпанное звездами небо, с тем лишь отличием, что здесь его то и дело огненный всполохи окрашивали в красный цвет. Крики здесь были особенно громкими, а в полу зияла огромная яма, открывавшаяся на те этажи, что они пропустили. Очевидно, эта адская клоака представляла собой единый комплекс, созданный для одного единственного человека — герцога. Худр'Вра выжидательно посмотрел на Утера, и колдун кивнул, величественного и торжественного:

— Поезд Боли! — объявил он, и голос его задрожал. — Многоэтажная конструкция охвачена едиными рельсами, замкнутыми в кольцо. На каждом этаже поезд делает остановку, чтобы жерт... чтобы виновный принял положенное ему наказание, но перед этим поезд поднимается сюда, он проходит так близко, что можно будет увидеть гримасу боли на лице тех, кто внутри.

Худр'Вра явно был заинтригован. Сопровождавший его человек, издав неприятный всхлип, выдающий в нем шакала, спросил:
— В чем суть наказания?
— Боль, — просто ответил он, и немного помедлил, прежде чем продолжить. — И страх. Ужасы Бездны и самой человеческой души, с которыми истязуемому придется встретится, пройти их все — к нашему вящему удовольствию. Располагайтесь, владыка. Госпожа Ракелла.

Властелин Тьмы воссел на шелковых подушках, королеве ведьм досталось место по левую руку от него, Утер сел справа. Змеедемоны встали у дверей, а зверочеловек застыл рядом с герцогом на краю ямы.
— Не тяните, — проворчал Худр'Вра. Повинуясь его слову, шакал толкнул Тессарила в яму, и сознание герцога поглотила темнота.

Пришел в себя он уже внизу. Тело болело необычайно — вероятно, этим архитектор комплекса хотел отобразить ту боль, которую пережил сам Худр'Вра, когда его скинули в Залив. Тело болело необычайно, но разум был на удивление ясен. Покоев Властелина отсюда не было видно — потолок сводился в кроваво-красный купол, стены были того же оттенка, но вряд ли краска была тому причиной. Странные ровные стены, выложенные из аккуратных квадратных плит были словно бы залиты светом, источник которого определить было невозможно — противоестественно, но не самое пугающее в этом месте.

Поезд стоял тут. Проржавевший, он стоял, гостеприимно раскрыв двери. Другого пути наружу здесь не было — лестница, находившаяся за спиной Тессарила, была обрушена.

Другого выхода не было.

Но был меч.

Меч Таран, отобранный у Тессарила еще в момент его пленения, странным образом сейчас находился при нем. Метал приятно холодил кожу и весь гудел от наполнявшего его Чарма.

Ракелла опустилась на подушки с изяществом и присущей ей грацией. Холеные руки, унизанные перстнями и браслетами, расправили складки нового закрытого платья, оставляющего прелести ее тела недоступными любопытным взорам.

Черный Властелин немало удивил и позабавил ее, потребовав, чтобы ведьма скрывала свою красоту под шалями и пелеринами. Другой бы похвастался обнаженной шикарной наложницей, находящейся в его власти. Но ХуудВра предпочитал наслаждаться божественной фигурой Рашино-Зеа сугубо единолично, наложив запрет на пикантное декольте, обнаженную спину безупречной формы, гладкие точеные плечи. Ракелла не стала спорить, заказывая портнихам новые платья, скрывающие ее формы еще более соблазнительно, чем ранее демонстрировали их напоказ.

Картины пыточной башни произвели на нее впечатление, хоть она и постаралась не проявлять своего отвращения слишком явно. При том, что ведьму нельзя было назвать мягкосердечной и жалостливой, ей было крайне неприятно представлять себя в таком жутком месте. А то, что за малейший промах ее отправят сюда - не вызывало сомнений. Как и то, что Паучий колдун не будет колебаться, подвергая ее мучениям, и на его снисхождение и милосердие не стоит рассчитывать. Ракелла знала, что она одна, и ей не на кого положиться. Утер - временный и ненадежный союзник, который может подставить ей ножку в любой момент, а потом, потирая свои старческие руки, радостно займет место возле Черного Властелина.

И тем не менее, он - союзник. Хотя бы даже и временный.

- Впечатляет, - промолвила Ракелла, обращаясь к Утеру. - Твоя изобретательность делает тебе честь. Я и не знала, что твои таланты так разнообразны. Надеюсь, все случайности и неожиданности предусмотрены в конструкции этой башни?

- Моё почтение госпоже Рифовых островов. Не могу не отметить, что новый стиль одежды вам идет ничуть не хуже прежнего, - ответил колдун с легким поклоном. - О надежности нашего пристанища можете быть покойны. Немало времени провел я, разрабатывая и воплощая в жизнь свои мысли. Немало людей поучаствовали в доведении этого апогея отчаяния до совершенства - едва ли есть такая неожиданность, которая была мной не предусмотрена. Никому из предков наших доселе не доводилось возводить столь пугающего в своем совершенстве творения. Но тот, кто действительно жаждет послужить владыке нашему, должен обладать немалым талантом и уметь применять его по воле господина... Иные долго не живут.

Впрочем, довольно слов. Давайте же насладимся зрелищем. - указал на панораму зловещего поезда Утер.

"Я проиграл. А ты выйграл. Я проиграл, а ты стоишь надо мной. Мы поменялись. Ты толкаешь меня в пропасть. Ты разжимаешь мне пальцы и я с криком лечу вниз. Лечу и лечу, в бесконечную пустоту. В зловещую тишину. В кромешную тьму. Я не слышу своего голоса, не вижу рук, потерял счёт времени. Я падаю и падаю. Сколько? Годы. Тысячелетия. Внезапно, что это? Вокруг? Лицо... Дед. Конечно, ты злишься. Ты в ярости. Я виноват. Я проиграл, а он выиграл. Твой взгялд пронзает насквозь. Казалось, больше нечему болеть. Ан нет. Сердце сжимается ещё сильнее, стучит, рвётся из груди. Глаза застилает кровавая муть, кажется, сейчас закончится жизнь. Вернее, существование... но нет. Нет, я лечу дальше. И вижу Мивею. Родную, дорогую Мивею. Она отворачивается. Это ещё больнее. Мать, сестра, подруга. Я... я... я... да, я проиграл, а он выиграл. Образ отца блекнет, смеющееся лицо Ракеллы, кривая улыбка Паука, верный, окровавленный Аргар, презрительно сжимающий губы. Всё это проносится мимо взгляда. Появляется какая-то непонятное, неописуемое чувство. Тут ты ошибся, кто бы ты ни был. Мне уже плевать на всё остальное. После Мивеи, мне плевать на все эти гримасы. Тут ты прогадал. Ха-ха, о чём я. Мивея. Остальные образы исчезают. Хотя нет, остаётся ещё один. Ракелла. Ракелла Рашино-Зеа. "А ты помнишь, что сказала Ракелла, когда ты родился?". Не помню. Не знаю. Мивея, ты хотела мне сказать. Мивея! Скажи! Повернись. Посмотри на меня. Мивея! МИВЕЯ! ААААА..."

Очередной приступ. Очередной провал. Очередная пытка. Ты доволен, Худр'Вра? Ты победил, а я проиграл. Почему я не успел? Я должен был успеть. Я не успел. Неудачник. Слабак.

А сейчас что, Худр'Вра? Новая игра? Ты хочешь поиграть со мной? Ты хочешь дать мне проблеск надежды, а потом, смеясь, затоптать её? Мой чарм ничто, по сравнению с твоей силой. Так зачем, зачем мне играть в твои игры? Клянусь Чармом, я так хочу почувствовать себя снова живым. Даже зная, что доставлю этим удовольствие тирану. Рукоять клинка приятно холодит кожу. Стоит только бросить одну мысль он Чарм, пройдя сквозь тело, вернёт былое - силу, мощь и... память. Ещё больше воспоминаний. Ещё больше боли. Сила, мощь и бесконечная боль в одной флаконе.

- Почему? Почему я должен это делать? - Одними губами прошептал Тессарил, внезапно почувствовав, что больше не связан. Что волен распоряжаться своим телом и, даже кажется, своими мыслями. Обнаружил, что лежит на земле. Лицом вниз. Уткнувшись носом в кровавый кирпич. А потом накатила боль. Волна боли судорогой свела все мышцы и заставила сначала сдавленно стонать, а потом мало что не кричать от боли. А решение под рукой. Меч-таран. Одно слово, один мыслежест и боль уйдёт, заботливо отогнанная Чармом. Но сначала... сначала ответ на вопрос... сначала ответ, сначала ответ... а-а-а-а... о-о-о-ответ.

По углам плясали тени, и мерная вибрация меча нарастала, отвечая им. Звенящий меч присоединял свой голос к чудовищной какофонии боли, человеческим воплям, скрежету ржавых цепей и шипению раскаленного металла. Ухали клубы дыма, и неведомые котлы им в ритм выбрасывали снопы искр и пламени по обоим сторонам от дороги.

Герцог безмолвно кричал — имена родных и близких перемежались с тем единственным, которое нынче ненавидели все на Ирте. Кричал о боли, о бессильной злобе и о прощении. Сотни людей в этом Дворце Мерзостей тоже кричали.

По сути, о том же.

И гадостный, страшный, непонятный напев был тут же — визжали змеедемоны и за пределами пирамиды, и в ее нутре, и пели свою гипнотическую песнь изломанные лица у них на животах.
— Слепые, слепые, — шепоток вгрызался в разум. — Слепые, слепые, ничто, ничто не так, как есть. Слепые, слепые, слепые...
Грохот нарастал, и уже трудно было отличить обычную боль от той, что приходила вместе со звуком.

Слепые, слепые. Ничто не так, как есть. Слепые, слепые, слепые.

Так пели лица.

Так пели пасти.

Так пели люди.

Так пели стены.

На самом же деле, не пел никто.

Уже несколько минут как злобный клекот смолк — даже сам Властелин Тьмы за маской своей черной брони и своего звучного выдуманного имени не мог спрятать удивления. Приподнявшись, он прислушивался к тишине, гадая, почему змеедемоны замолчали.

Мрачный серо-коричневый ком, сидящий внутри его грудной клетки, беспокойно заворочался. Он чувствовал, что что-то не так.

«Почему? — в напряженной тишине и красной дымке можно было практически видеть эти слова. Их не было видно сверху, со зрительских мест, слишком далеко. — Почему я должен это делать?»

— Потому что ничего еще не определено, — это был новый голос, одновременно знакомый и незнакомый герцогу, трудно было понять — трое или четверо говорили разом. — Потому что прошлое меняется всегда. Потому что все меняет все. Потому что жизнь куется на наковальне снов, а молотом служит смерть. Так было положено вами, а смертный по прозванию Все Облака был выбран хранителем мудрости.

— Гвах! Мудрость не всегда мудра, — один из голосов заметно выбился вперед. — Извечная Звезда отбрасывает свои лучи на картину мироздания, а ваша судьба — всего лишь их отражение.

— Сказано, — мстительно добавил второй голос. — Ирт, сотворённый из утренних теней мироздания первыми лучами Бытия, вознесённый меж неизречённой мощью Начала и непостижимой пустотой Бездны, вращается под лучами Извечной Звезды — источника магии, источника жизни.

Ирт, вращаясь, прядёт удачу и гибель, тьму ночи и свет дня!

— Звезды живут тысячи ночей, — вкрадчиво добавил один из голосов, — но затем и они сгорают. Ничего не предопределено. Все еще может измениться.

— В конечном счете, — хором заговорили голоса. — Бездна ждет вас всех. Только возвращение к Началу может как-то повлиять на ситуацию. Это тоже выбор.

За этим последовав взрыв хохота, который быстро был остановлен самым нетерпеливым из голосов.
— Ирт был первым, — пояснил он. — Но мы были и до него. Установленный порядок был нарушен по воле...
Голос на секунду замялся.
— По воле непредвиденного стечения обстоятельств, — выкрутился он. — Все Облака посвятил один отрывок в своих свитках тому, что сломало ход вещей. Это тоже выбор.
— Это тоже выбор, — согласился какой-то отдельный из голосов. Они путались между собой, перебивали друг друга, но количество их вроде бы не увеличивалось.
— Достаточно, на самом деле. Мы тоже поспособствовали. Но вина все равно — ваша. Какой-то слепой кузнец придумал, как вдохнуть свет в кусок металла, несущий смерть. Какой-то бедный сапожник заполучил этот меч и поменял ход истории. Какой-то мусорщик его нашел. И это последнее — вовсе не случайность. О нет, далеко не случайность.

— Мы всегда были здесь, — самый уставший из голосов сделал не слишком уж неожиданное признание. — Естественный ход вещей привел к тому, что смертный, который теперь зовет себя Худр'Вра, ныне опустошает Ирт. Ты вызвал это, волшебник Ховернесса. Сбросив убийцу в Бездну, ты поспособствовал воцарению хаоса.

— Ты, и тот мусорщик, что нашел этот меч, — принялся перечилсять сомн голосов. — А еще портной. Слепой кузнец. Убийца из Дома Убийц. Дети, взрослые, пэры, нищие, мусорщики, воры, герцоги, маги. Вы все поспособствовали. Без вас бы ничего не случилось. Отдавая жизнь и проживая смерть, вы все замарали руки.

— В конечном счете, — подвел итог усталый голос. — Это был естественный ход вещей.

— Не сопротивляйся, — шептал хор. — Ты хочешь знать, как Худр'Вра перемахнул Бездну. Это было легко. С этим справился бы даже ребенок. Мы покажем тебе, как. Мы знаем. Мы знаем правду, которую он похоронил вместе со своими товарищами. Которую похоронили все, кто знал о ней. Мы знаем. Мы покажем.

— Найди нас, — завизжали голоса. — Найди нас!

Двери поезда грохотнули друг о друга и снова открылись.

— И не выпускай меч из рук, — дал свое напутствие сухой нетерпеливый голос, невероятно знакомый и неприятный герцогу.

А наверху события шли своим чередом. Худр'Вра не слышал сомна голосов, он был слишком озабочен своими новыми ощущениями.

- Любопытное зрелище, не правда ли, о Владыка? - обратился колдун к злодею. - Пусть вас не смущает происходящее - вскоре этот презренный высокомерный юнец ощутит на себе безграничную мощь вашей магии. Я бы не хотел портить вам впечатление от просмотра рассказами о ждущих его терзаниях... Каждый шаг его - ведет лишь в пропасть. Забавно наблюдать как герцог, словно беспомощное дитя, цепляется за жизнь слабенькими ручонками, пытаясь найти выход оттуда, где его нет и в помине. Быть может, для полноты ощущений Владыка желает вина или изысканых яств? - колдун внешне был само смирение и предупредительность.

- Отец? - Внезапно встрепенувшись, Тессарил сжал руки на рукояти меча-тарана и даже слегка улыбнулся. Кажется, это был отец. Кажется? Или это шутки воображения? Или властелина Худр'Вра. Нет, не называть его так! Не сметь!

- Нет лжи для обречённых, - Одними губами прошептал Тессарил, вновь находя меч одеревеневшими пальцами. Отрывок из свитков пришёл на ум внезапно. Вернее, это всё было в голове, кажется, с самого рождения. Каждый нобиль (или будущий нобиль) обязан это знать. И уж тем более он, Тессарил. Но с другой стороны, разве не сами люди обрекают себя?

- Я хочу знать. Я хочу знать всё. Но не потому, что это написано в каких-либо свитках (вот и прицепились же эти свитки), а потому, что я хочу. Потому, что это знание... - Все эти слова Тессарил произнёс про себя. Внезапно, почему-то, он перестал произносить слова вслух. И даже последнюю мысль оборвал на полуслове. "Хочу" - решил он, не так уж и часто произносивший это слово за последний год. А ведь столько всего хотелось... столько всего! Но это простое слово покоилось под пудовой тяжестью других, вроде "обязан", "нужно" и так далее.

Тессарил ощутил лёгкое покалывание в кончиках пальцев. Полузабытое, словно воспоминание из далёкого-далёкого прошлого. Так возвращалась Сила, служившая ему и оберегавшая все годы жизни. Сила Чарма. Сначала тонким ручейком, а потом мощными рывками она начала вливаться в кровь герцога-без-домена, заставляя вновь почувствовать себя живым, вздохнуть полной грудью и словно вновь нарекая Тессарила Ясного Волшебником Ховернесским!

Голоса смолкли. Боль не вернулась - некуда ей было возвращаться! Раны полученные во время пыток исчезли, затянулись, не оставляя даже шрамов. Разорванные, грязные одежды вновь засверкали белизной. Грязно-белые космы волос приняли прежний вид, выровнялась осанка, чуть расправились плечи и приподнялся подбородок. Хотя нет... Боль - она осталась. Спряталась, затаилась в глубине карих глаз, взгляд которых затуманился, словно зашло солнце или стал угасать костёр. Пожалуй, Ясным Тессарила больше не назовёшь. Придётся придумывать новое прозвище. Если останется кому придумывать и для кого...

- Я. Найду. - Коротко пообещал он.

Лязгнул железный засов — дверь вагона затворилась за спиной у герцога. Внутри оказалось пусто, негде было сесть, и не за что было держаться — стены были из полированных стальных листов, единственными выступами на которых были заклепочные швы. Присмотревшись, на них можно было увидеть многочисленные царапины — видимо, предыдущие пассажиры все же пытались, ломая ногти в кровь, хоть как-то зацепиться.

Через что же им пришлось пройти?

Бахнуло паром, что-то металлически заскрипело до рези в зубах — для Худр'Вра, сидящего на вершине своего Дворца Мерзостей, это прозвучало музыкой, и он чуть улыбнулся. Поезд дрогнул, а затем тронулся.

Никаких особых неудобств Поезд Боли своему пассажиру не причинял. Скорость была умеренной, трясло его мало — пожалуй, было только чересчур жарко, да проносившиеся в небольшом окошке на двери виды вызывали легкие приступы тошноты и несли с собой запах гари. Ехал он все время прямо, и это казалось самым странным — за окном проносились те ярусы, которые раньше находились много выше поезда, попасть к которым можно было только через закрученные в безумными петли рельсы, с резкими взлетами и падениями.

Но изнутри ничего такого не чувствовалсь.

Поезд шел прямо. Поезд шел прямо, и вовсе не в рельсах было дело — в дикие и безумные петли закручивалась сама пирамида, сам Ирт со всеми его темными владыками и змеедемонами, с Заливом и мерзкой вечножелтой звездой, со всеми его проблемами и ошибками, несбывшимися надеждами и нереализованными возможностями. И не рельсы, а сама Бездна закручивалась под дикий визг и хохот ее обитателей.

Когда поездка закончилась, дверь резко и угрожающе прыгнула в сторону, словно вытолкнутая неведомой пружиной — верно, злой Поезд и Тессарила с большим удовольствием выкинул бы, найдись такая пружина.

— Шутка это, что ли? — похожий на шакала человек, даже не пытаясь скрыть свое недовольство, обернулся к Утеру Кривому.

Поезд Боли остановился ровно на том же самом месте, откуда начал свое движение. Станция была та же, и заваленные лестницы были тут же. Но появилось и нечто новое — это бросалось в глаза не сразу, это даже не было заметно обычным зрением.

Только под определенным углом, когда кружившая тут кровавая дымка укладывалась особым образом, можно было увидеть его — сотканный из теней шар, очень объемный, очень мохнатый, очень лоскутный, висящий над землей примерно в полутора метрах.

В его присутствии каждому было находится тяжело. Сам Худр'Вра невольно поежился, и неожиданно ему вспомнились времена, когда он еще был мусорщиком на Рифовых Островах, когда он не знал Чарма, но не ведал и Бездны. А потом — другое воспоминание, совсем раннее — когда умерла его мать. Поджав побелевшие губы, Худр'Вра до боли вцепился в руку Ракеллы.

— Ты знаешь, кто я, — голос, заполняющий все вокруг, подавляющий волю, исходил от шара и был обращен к Тессарилу. — Меня проклинали больше и горче, чем всех остальных. Все можно исправить, но когда ты попадаешь в мои цепкие лапы шансов на спасение — практически нет. Как не было их у твоей сестры. У твоего отца. У тысяч тех, кто был принесен в жертву этой пирамиде. Я — сама Смерть, движущая сила этого мира. Но тебе нужно познать меня, чтобы понять, какую роль я сыграла в том, что здесь происходит.

Ты отверг меня раз, ты предпочел неведение. И предоставив холодной Бездне решать судьбу человека, которого ты знаешь как Худр'Вра, ты подарил мне верного адепта в его лице. Ты знаешь, чем обернулось. Тебе придется убить, чтобы узнать — почему.

У тебя есть меч — возможно, пришло время пустить его в ход, — голос был непреклонен. — Обернись, волшебник Ховернесса, оберись. Твоя жертва ждет тебя.

Худр'Вра резко подался вперед, не в силах поверить тому, что он увидел.

За спиной герцога кто-то тяжело вздохнул.

.

- Я больше не сломаюсь. Слышишь? Больше не сломаюсь! Я дал себя сломать однажды, но больше я не опущу головы! В моей жизни снова есть цель. И надежда, - Тессарил взмахнул клинком, глядя куда-то наверх, хотя он никого и не видел, - а ещё у меня есть то, чего никогда, никогда не было и не будет у тебя.

Расправив плечи, Тессарил вошёл в дверь вагона, аккуратно цокнул острием клинка в пол вагона, облокотился на рукоять всем весом и чуть прикрыл глаза. Тессарил даже не вздрогнул, когда закрылись двери вагона и даже не пошевелился, когда поезд тронулся. Когда же поезд остановился, бывший Наместник слегка пошевелил плечами, выпрямился и взяв меч в руку слегка небрежно переложил его на плечо. В медитации он нашёл успокоение и пополнив свои силы полуволшебным сном, отбросил в сторону все сомнения. Только вперёд - так поступал отец, так учил Аргар, так делал и он сам. Прошлое не изменишь, а будущее... оно снова есть. Тессарил по-прежнему готов был отдать жизнь. Но теперь уже не за доминион, не за город и не за убийство Худр'Вра. А за сам Ирт.

Но даже при всём при этом, Тессарил не мог не пошатнуться, когда в лицо ударил этот голос. Именно ударил. Это был не ужасный смрад, не тиски холода, не обжигающее пламя. Это была движущая сила мира, над которой не властен никто. Это было всё и ничего. Это было то, перед чем весь его Чарм, все змеедемоны мира и весь яд Паука ничто. И в том, что Тессарил сделал большой шаг назад, а потом, словно был споткнувшись, ещё два маленьких не было ничего постыдного. Тем более, что секундой позже он взял себя в руки и быстро, пока не передумал, приблизился к шару на расстояние двух вытянутых рук. Тессарил дышал часто и прерывисто, будто только что пробежал четыре мили без помощи Чарма; колени его слегка дрожали, а рука судорожно сжимала завестный клинок, но молодой человек, собрав остатки воли, приказал себе не отступать и приказал слушать и внимать.

Это не гадалка, которой нужно протянуть руку и подать чармовую безделушку и поверить всей этой ерунде, что будет выдаваться за непреложную правду будущего, не магическая викторина, где нужно зажечь зелёный кристалл и ответить на вопрос. Здесь даже не спрашивают. И здесь не лгут, не сочиняют, не преукрашивают. Здесь просто говорят. А ты внимаешь. А дальше ты делаешь. Но что ты сделаешь - решать тебе. Как тогда. У обрыва. Тессарил знал, но что обрекал убийцу. И сделал выбор. Свобода выбора - вот уж чего никому и никогда не отнять у живого существа!

Глаза волшебника Ховернесского на мгновение полыхнули голубым светом, словно он проверял, может ли контролировать потоки Чарма. Но самом деле, он на секунду испугался дерзости своих мыслей перед лицом... Смерти. Испугался, но приказал себе подавить страх. И сделал это. И повернулся, выстави клинок перед собой.

- Неправда ли, нет большего ада чем тот, что творит каждый себе сам, - спокойно произнес Утер. - Все промахи и ошибки, все грехи и сожаления...

Вскоре, наш уважаемый "гость" сполна познает порочность человеческой души. Безумие - не это ли апофеоз жесточайшего падения с высоты владыки Ирта в бездну хаоса?

Пусть вас, повелитель, не беспокоит зримое. Для нас - это лишь призрачные иллюзии, но для него каждый сраженный образ будет ножом в его собственное сердце.

Худр'Вра, не церемонясь, схватил колдуна за горло:
— Дурня, шкура ты паучья, — зашипел он, — дурня из меня делать вздумал? Иллюзиями мне голову морочить? К черту безумие и к черту хаос! Там, в твоей выгребной яме, змеедемон — мой змеедемон — и мне очень интересно, какого...

Внизу действительно был змеедемон — обернувшись, Тессарил ясно мог различить все его легендарные черты — чешую, хитин, когти, щупальца и изуродованные морды у него на брюхе. Меч герцога попал как раз в одну из таких морд, разрезал губу и челюсть, заставив крысиные зубки мелким бисером рассыпаться по полу. Тварь заплясала на месте, брызжа черной маслянистой кровью во все стороны, зашлась диким воплем — и издохла. Рухнула, глянув в последний раз на герцога — и в этом взгляде был немой укор.
Из лопнувшего живота начал просачиваться зеленоватый дымок, который не исчезал, а вовсе даже наоборот — сплетался в нечто псевдоживое, в призрак змеедемона, который сейчас удивленно и бестолково осматривал себя, свои дымчатые формы — и свой собственный труп.

Наверху Худр'Вра заорал, рука его сжалась еще сильнее, а человек со звериными метками обеспокоенно спросил:
— Господин, вы в порядке?
Но Властелин Тьмы явно не был в порядке, явно не так что-то было с тем, как в глубине его нутра что-то зашевелилось, забугрилось, поползло вверх и начало рваться наружу.

Шар за спиной Тессарила произнес:
— Пусть смерть этого существа будет ритуальной жертвой, кровавым подношением смертной силе мира. Им ведь обещали, ты знаешь, что никто не умрет. Что поднявшись сюда, на Светлый Берег, они станут богами. Таков был уговор. Они и поднялись, всплыли из Бездны, повинуясь приказу мусорщика, карабкающегося по Лестнице Ветра, который вообразил себя смертной силой мира, которому этот мир задолжал, который сам решил взимать кровавые подношения. Не знающего, что идет он дорогой, принадлежащей другому. Слепо идущему — след в след — за другим человеком.

— Неправда! — заорал Худр'Вра, с ненавистью глядя, как колдун, навроде выброшенной на сушу рыбы, судорожно хватает ртом воздух. — Ложь! Я принес ритуальную жертву, я запустил в ход цепь событий, я нашел и открыл Дверь в Воздухе, я сам поднялся из Бездны! Никто из Храбрецов, с которыми я тащился от самого Нхэта, от этих ублюдочных волн до хрустальных дворцов Дорзена, никто из них, а именно я! Хоть мы все вместе оказались на Темном Берегу, хоть всех нас сбросили туда, никто из тех, кто пережил падение, не смог сделать то, что сделал я! Я принес жертву, я заключил сделку, я скормил их личинкам и глядел, как они несколько дней бултыхались в этой жиже, медленно перевариваемые!

«Шар» безразлично пожал плечами.
— Смерть сестры герцога отправила тебя в Бездну. Смерть другой женщины — позволила тебе вернуться. Все остальные смерти — всего лишь прихоть судьбы. Игра света в сиянии Извечной Звезды. Они ничего не стоили.
Худр'Вра бессильно трясся от злобы, чувствуя, как в грудной клетке разгорается огонь.


— Все эти смерти, — устало сказал Винитарий, только что закончивший рассказывать Кирну о событиях последних дней — событиях, превративших Ирт в пепелище. Невеселые новости, дошедшие до далеких Рифовых Островов с запозданием, и почти никак не отразившиеся на унылом и бессмысленном существовании мусорщиков. — Все эти смерти, в принципе, были излишни. Конечно, хочется спихнуть их на прихоть судьбы, но сейчас уже не перед кем оправдываться. Никого не осталось. А совесть свою не успокоить, когда у тебя на руках кровь тысяч и тысяч людей. Все, что произошло, в равной степени — моя вина, и вина этого человека, что подле меня, — чародей указал на второго обитателя болот, — мы виноваты. А началось все это тысячи дней назад, когда я еще был совсем мальчишкой. С детства у меня был талант к магии, и мой Дом прочил мне успешное будущее и уже вел переговоры с Домом Одола о моем назначении на пост Мастера Оружия — неслыханная честь в моем возрасте. Но ведьмы заинтересовались моими навыками, и предложили моей семье солидную сумму, целое состояние. Им отказали, мало было выгоды продавать меня в Сестричество за разовую плату, когда мое пребывание на посту Мастера Оружия будет приносить регулярные бенефиции Дому до конца моей жизни. Столковались об аренде — тысячу дней я буду изучать у Ведьм колдовское искусство, а затем вернусь в свой Дом.

Чародей, бывший мастер оружия на службе Кеона Одольского, потер болезненно ноющий лоб.
— То, о чем я говорю, случилось в последние дни моего пребывания в Сестричестве. Это было последним испытанием, проверкой всех моих навыков — мне нужно было пройти Лестницей Ветра, магическим путем, соединяющим светлые миры под Извечной Звездой. Неофиты в таких испытаниях обычно посещали Немору. Виртуозы Чарма, случалось, доходили до Хеллгейта. Я... случилось так, что я упал с этой Лестницы.

Тогда я сразу понял, что случилось — такое уже случалось раньше с некоторыми чародеями, недостаточно внимательными и слишком самонадеянными. Об этом предупреждали — упадешь с Лестницы Ветра, и отправишься прямиком в Бездну, возврата из которой нет. Сестричество, мой Дом, весь Ирт... все это почти перестало для меня существовать. К счастью, в отличие от многих чародеев, путешествующих между мирами, я знал кое-что, чего не знали они. Что было известно Братству Мудрецов и Сестричеству Ведьм. Что вопреки распространенному повсеместно мнению, на холодных планетах вдали от Извечной Звезды тоже есть жизнь. У Бездны есть дно.

И зовется оно Темным Берегом.

— Считается, — вещал черный шар, аватар Смерти, в Дворце Мерзостей, — что в холодных мирах Бездны Чарма нет. На самом деле, Чарм есть везде. Он жизнеобразующая субстанция, и без нее не обходится ничего. Есть он и на Темном Берегу, но он разряжен, из-за огромных расстояний доходит он дотуда в очень малых концентрациях. Поэтому удивительным, прямо-таки необыкновенным представляется, что юный самонадеянный мальчишка, проживший всю свою недолгую жизнь под Извечной Звездой, не растерялся. Не оставил надежду. А последовательно предпринимал действия для своего возвращения.


— На Темном Берегу, — рассказывал Винитарий. — Мне требовался помощник. Для того, чтобы вернуться на Ирт, требовалось много Чарма, огромные количества. Потому и считалось, что возврата оттуда нет. Но я не отчаялся. Укрывшись поначалу в лесах, я начал собирать Чарм — процеживать, дистиллировать, кипятить в ретортах и перегонных кубах. Из воздуха я мог получать мельчайшие частички Чарма, называемые алхимическим золотом, но для этого требовалось оборудование — и время. Для этого мне потребовался помощник, и я выбрал себе одного из местных жителей. Он оказался достаточно сообразителен, чтобы понять, кто я такой, и достаточно силен, чтобы отваживать от моей лаборатории непрошеных гостей. Он помогал мне в лаборатории, знал местные порядки и доставал все, что мне было надо. Я взамен учил его азам своего искусства, рассказывал про Извечную Звезду и миры Светлого Берега.

Для последнего этапа моих заклинаний нам потребовалась Ведьма. Это еще одна причина, по которой подняться из Бездны так сложно — на Темном Берегу не было ни одной, несмотря на предрассудки аборигенов. Тогда мы решили ведьму создать. Мы спасли ребенка, маленькую девочку, во время наводнения — и стали воспитывать ее в обычаях Сестричества, мы, двое мужчин, нелепо подражающих путям Богини. Сейчас это кажется глупым, но тогда... тогда это сработало. Но к сожалению, мы слишком увлеклись. Мой помощник, — чародей повернул голову в сторону своего спутника. — Кажется, он был слишком очарован ею, к тому времени уже молодой девушкой, говорящей с деревьями и способной исцелять простым прикосновением. Он любил ее... да и я, наверное, тоже. Но я был слишком занят своей алхимией. Своим золотом. Слишком занят, чтобы обращать внимание на тот страх, который она начинала внушать местным жителям. Мы не уберегли ее. Ее убили. Из страха и предрассудков.


— Для мальчишки это было страшным ударом, — клокотал черный шар. — Кровь девушки оказалась на его руках. Но к тому времени он уже собрал достаточно алхимического золота. Столько Чарма, сколько ему было необходимо. Это был чужой мир, и он не связывал себя с ним — похоронив свои грехи на Темном Берегу, он поднялся по Лестнице Ветра, с триумфом возвратился из Бездны и стал Шеном Винитарием. Он прожил долгую жизнь на Ирте, и в этом ему немало помогло то, что он вымазал у себя из памяти все эти события, не желая помнить о принесенной им жертве. В самом деле, зачем беспокоить себя — ты молод, у тебя впереди блестящее будущее. Зачем бередить душу ошибками прошлого?


— Чего я не учел, так это того, что мой помощник, Риис, — Винитарий опять взглянул на своего спутника, — не отпустит призрак девушки так легко. Он помогал мне с моей работой и внимательно, слишком внимательно слушал мои уроки. А я... я был слишком занят. Своей работой. Своим золотом. И не заметил, как из простого подмастерья, выбранного мной из всех местных жителей, он превратился в талантливого чернокнижника. Он сам смог из тех золотых крупиц, что я случайно просыпал и даже не обратил на это внимания, создать свою собственную алхимию, свой собственный Чарм. Со смертью девушки его уже ничего не удерживало на Темном Берегу, и он, словно дурак, решил карабкаться к Извечной Звезде, к светлым мирам, не подозревая, что для него, жителя холодных миров, свет будет убийственным.

Я не показывал ему Дверь в Воздухе.

Он нашел ее сам. И смог отворить ее. И продолжил свой нелепый подъем... оставив дверь открытой.


Для Тессарила многое из рассказанного Слепым Богом было в диковинку, но у Ракеллы постепенно начала формироваться картина происходящего. Во всяком случае, теперь было понятно, как змеедемоны смогли попасть на Ирт, как вообще удалось вернуться простому безымянному мусорщику, весь Чарм которого — случайно доставшийся ему меч — был отобран Тессарилом Ясным, когда он и вся его компания отправилась в Бездну за убийство сестры герцога. Он просто прошел через открытую дверь, по пути, который был проложен до него.

Конечно, в истории все еще было много белых пятен, например, было неясно, как ему удалось столковаться с демонами, всего лишь бесплотными фантомами, которые, как знала ведьма, в больших количествах встречаются на некоторых холодных мирах только в виде эмпатических хищников, питающихся человеческими эмоциями.

— Не дергайся, — хрипло прорычал Худр'Вра, разговаривая не то с колдуном, не то сам с собой. — Я обещал тебе море крови, и ты купался в ней. И этого говнюка я в ней утоплю, не волнуйся. Все будет идти так, как должно. А тебя...

На этот раз Властелин Тьмы точно обращался к Утеру Кривому.

— Так-то ты распорядился силой, что я тебе предоставили, чтобы карать моих врагов. Решил покопаться в моем прошлом и устроить из этого маленькое представление... ну что же. Нади! — рявкнул он, раздавив колдуну горло и бросив к своим ногам. — Возьми этого паука, пока из него не выползла еще его гнилая душонка, да кинь в одну из ям. А потом найди, как остановить этот чертов Поезд!

Побледневший Нади, по прозвищу «Шакал», кинулся выполнять поручение. Шен Винитарий, тяжело вздыхая, продолжал сидеть все в той же позе. Котяра, человек со звериными, названный Риисом, чернокнижником с Темного Берега, продолжал держаться за голову и бормотать.

Черный шар, воплощение самой Смерти, один раз моргнул — и пропал. Оставив после себя только тихий голос, полный сожаления:
— Две смерти, Тессарил. Одна уничтожила твоего врага. Другая помогла ему вернуться. Ступай.

Двери вагона приглашающе раздвинулись.

Кирн слушал, сидя рядом с чародеем. Меч лежал у него на коленях, и ладони мусорщика покоились на клинке. Иногда, во время рассказа, мусорщик чуть менял позу, и тогда он проводил правой рукой по мечу, будто проверяя что-то.
Чародей говорил о том, что на мир напали демоны, которых привел из другого мира мусорщик, нашедший меч. Когда Кирн слушал об этом, он сначала пожалел, что не взял с собой Кагга - старый мусорщик, наверняка, не пережил бы дороги, но, если бы он выжил, возможно, он смог бы вспомнить, о каком мусорщике шла речь. Потом на Кирна вновь нагрянуло наваждение, как будто призраки снова окружили его. На мгновение он вдруг понял, что мусорщик с мечом - это он сам. Правда, он точно знал, что он еще не успел сделать ничего из того, о чем говорилось, и это помогло ему отогнать наваждение, по крайней мере, на какое-то время.
Столкнувшись, совершенно против своей воли, с чем-то, что было гораздо выше его понимания, Кирн изрядно растерялся. Но ему на помощь пришла самая базовая черта его натуры. И потому, находясь рядом с пришельцем из бездны, рядом с колдуном, ходившим между мирами, слушая рассказ о судьбе этого мира и причинах этой судьбы.. мусорщик попытался понять, что все это означает для его личных планов.
- Значит, что бы ни случилось, - медленно начал он, когда чародей закончил рассказ, - до нас рано или поздно доберутся эти змеедемоны и убьют и нас, и огров? Незавидный финал, - мусорщик нахмурился. Наверное, сейчас ему полагалось начать волноваться за свое будущее, но пока ему это не удавалось. - С этим ничего нельзя сделать? - спросил он. - Может, закрыть дверь в бездну? Или убить того мусорщика? - на секунду Кирн вздрогнул, снова представив себя на месте того мусорщика с мечом, которого нужно было убить, но он продолжил: - Если это была ваша вина, вы наверняка думали об этом? Ты или, может, твой, - мусорщик вовремя проглотил почти вырвавшееся слово "безумный", - друг?
Кирн вопросительно посмотрел на чародея. Пока что он был не рад, что нашел этого отшельника, и разговор с ним складывался совершенно не так, как мусорщик планировал. Более того, если Нхэт ожидал вторжение демонов, вся затея с борьбой против огров становилась совершенно бесполезной.

Ведьма молчала.

Молчала, пока поезд боли со скрежетом и воем разрывал Бездну и возвращался обратно.

Молчала, когда из ниоткуда возник теневой Шар - воплощение чуждого мира.

Молчала, пока Хууд'Вра , вдруг ставший маленьким и смешным, визгливо оправдывался перед Слепым Богом, бросавшим ему в лицо постыдную правду.

Молчала, вонзив в ладони наполированные ногти, и складывала мозаику.

Никто - случайный мусорщик, подобравший где-то зачармованный под самую завязку меч.

Никто, прокравшийся с черного хода в позабытую дверь. Жалкая жертва своей ненависти и подлости, поджавшая хвост при виде хозяина.

Она не проронила ни звука, пока Властелин Тьмы, растерявший свое величие и каменное спокойствие, вымещал свой позор на Утере.

Старого колдуна было немного жаль. Не особенно сильно, но все же - это был бы неплохой союзник. Временный, но неплохой.

И лишь когда шар пропал, она поднялась с кресла и оправила складки платья.

- Здесь становится душно, - медленно протянула она и обмахнулась драгоценным веером. - Пожалуй, я бы освежилась.

Выставив клинок горизонтально перед собой, Тессарил чуть опустил голову и согнул ноги. Опытному фехтовальщику такая боевая стойка показалась бы смешной и нелепой, но Тессарил знал свой меч и знал, что делает. Он побежал на врага... С коротким свистом клинок рассёк воздух и уродливую рожу змеедемона даже не прикоснувшись к нему! Бывший наместник не колебался и не утратил концентрации ни на секунду. Пожалуй, в этот момент он смог поразить бы кого угодно не моргнув и глазом и не на мгновение не вздрогнув бы. Некрасивая, столь несвойственная юному лицу кровожадная улыбка сверкала на его губах, когда браво взмахнув клинком и плавно опустив его плашмя себе на плечо, Тессарил повернулся к поверженному демону. И столь же быстро улыбка погасла. Истаяла, спряталась, исчезла. В этой победе не было чести и радоваться ей было достойно лишь таким, как Худр'Вра. Нет, не сожаление, ни в коей случае не сожаление, но лишь какая-то непонятная усталость появилась на лице молодого человека. Усталось и щепотка отвращения. "Я не стану таким" - Сказал он себе опуская клинок вниз и переводя потухший взор на призрак змеедемона.

- Но я не понимаю, - одними губами произнёс Тессарил - в истории Винитария не было демонов. И...

Волшебник Ховернесский замолчал. Он не понимал слишком многого и слишком мало было времени, чтоб это обдумать. Новая информация, неизвестная доселе правда, лилась сликом бурным потоком и не место, и не наступило время, чтобы его обуздать. Проведя рукой по лицу, он слегка покачал головой. Непонимающе. И пообещал себе во всём разобраться.

- Дверь всё ещё открыта. А это значит, что из Бездны всё ещё может подняться любой. Или любые... Мне нужно выбраться отсюда. И если судьба даёт мне шанс сделать это - я выберусь. И сделаю, что должен. Сделаю то, что считаю нужным, - Тессарил сжал руку в кулак и слепо взмахнул ею перед собой, - В дорогу. Дальше. Ещё дальше!

"Это всё началось не с меня" - Нелепая, детская мысль, тем не менее, хоть немного, но согревала сердце. Знание того, что не ты единственный являешься виновником бед этого мира снимало... часть камня... малую частичку камня с души. ""Но закончу это я." - Последняя мысль, мысль зрелого человека готового отвечать и отвечающего за свои поступки была уже не просто "эпизодом". Она прочно укоренилась в голове Тессарила и превратилась в клятву. Данную самому себе, не высказанную вслух, но оттого не менее сильную и верную. И клятва эта не заканчивалась словами "или погибну пытаясь". Нет. Никаких "пытаясь". Это будет сделано!