КНИГА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дестина Шиповник была ребенком предназначения.
Она родилась в 337 году ПК*, и была наречена тогда, когда ее мать, Атиено, прочла пророчества и сказала её отцу, Рыцарю Короны Грегори Шиповнику, что его дитя определит судьбы народов.
Грегори следовал Мере, как и все истинные соламнийские рыцари, и он не верил в пророчества, поскольку они подразумевали, что у человека нет власти над собственной судьбой. Раз уж его сын будет наследником обеспеченного и влиятельного Рыцаря Короны, Грегори не нуждался в пророчествах, чтобы предсказать его судьбу. Он избрал имя Дестин, что означало «предназначение», и подарил Атиено пару золотых сережек в виде корон, тобы отметить это событие.
Так что нет нужды говорить, насколько Грегори был удивлен, когда ребенок, которому предназначено было решать судьбы народов, родился девочкой.
Атиено из своих гаданий знала, что носит под сердцем девочку, но она скрыла это от своего мужа. Среди её народа девочки обучались тем же вещам, что и мальчишки, чтобы в будущем сражаться за свою родину наравне с мужчинами, ведь их племя было небольшим, и будучи атакованы, все должны были встать на защиту. Но ее муж был соламнийцем, и хотя женщины Соламнии могли постоять за себя и свой дом, они никогда не смогли бы стать рыцарями и наследовать своим родителям, без особого разрешения. Атиено любила мужа всем сердцем. Она бы все сделала, чтобы угодить ему, кроме одного, над чем у нее самой не было власти – она не смогла родить ему сына, который бы унаследовал семейное имя и традиции.
Однако, Атиено не нужно было беспокоиться. Грегори полюбил свою дочь с её первого крика новорожденного, и решил оставить имя Дестина, как он тогда сказал: «Ей предназначено быть утешением своего отца».
Он не имел в виду ничего более того, что дочь, в отличие от сына, сможет заботиться о нем, когда его волосы поседеют, а зрение станет не столь острым. Так он часто поддразнивал Дестину, не зная, что однажды она иначе услышит эти слова, и они станут преследовать её повсюду.
Грегори ждал, что сыновья еще родятся, и он передаст им свой герб, завещает замок Куст Шиповника, и они продолжат его род, но этому не суждено было случиться. Следующий ребенок родился мальчиком, но умер сразу после родов, и больше Атиено не могла родить. Хотя Грегори и был растерян, он никогда не показывал это при своей дочери.
Как было заведено у многих соламнийских рыцарей, Грегори воспитывал дочь так же, как воспитывал бы сына, ведь история Соламнии изобиловала рассказами о доблестных женщинах, которые удерживали крепости после смерти своих мужей в битве.
Он научил Дестину ездить верхом, охотиться и сражаться c мечом и щитом. Он брал ее с собой в седло, когда она еще была маленькой. Он дал ей образование, научил ее читать, писать и считать. Он рассказал ей легенды обо всех великих рыцарях древностии ее любимой историей была легенда о Хуме Погибели Драконов.
Она часто представляла себя знаменитым рыцарем и во время занятий с мечом ее воображение оживало, сражаясь с мифическими драконами с помощью знаменитых драконьих копий, выкованных из волшебного драконьего металла и подаренных Хуме, когда он оседлал свою драконицу в битве против Королевы Тьмы. Драконье копье Дестины было выковано из ручки метлы, а ее маленький пони играл роль дракона. Она представляла себя оруженосцем Хумы, героически сражающимся на его стороне, когда все остальные трусы покинули его.
Дестина была потрясена, когда в возрасте восьми лет узнала, что, согласно Мере, женщинам не разрешается становиться рыцарями. Она протестовала против этого запрета перед отцом.
- Почему же это женщинам нельзя становиться рыцарями, Papa? Это не честно! Я бегаю быстрее и держусь в седле лучше любого мальчика! Я и сражаться могу! Я всегда побеждаю Бертела, когда мы играем в рыцарей-и-гоблинов.
- Да уж, и его родители не слишком довольны, когда ты ему нос в кровь разбила, или когда рассекла ему губу, – улыбнулся Грегори. – Тут я не согласен с Мерой. Твоя мать тоже талантливый воин, и пожалуй будет получше любого рыцаря в поле.
- Мера неправильная, Papa! – ответила Дестина. – Вот я вырасту и поменяю её!
- О, надеюсь, ты сделаешь это – сказал Грегори. – Но у тебя будут и другие заботы и обязанности, куда более важные, чем посвящение в рыцари.
- О чем ты говоришь, Papa?
- Ты станешь Леди замка Куст Шиповника, ответил ей отец.
Дестина не особенно задумывалась о вступлении в наследство, пока отец не произнес этих слов, но она слышала гордость в его голосе. С этого момента, её планы и мечты изменились. Она станет Леди, и станет известна и почитаема повсюду на этой земле!
Но планы меняются, а мечты умирают, столкнувшись с жестокой реальностью. Атиено предвидела грядущий упадок их рода в пророчествах, но не стала говорить мужу. Он ничего не смог бы сделать, чтобы помешать этому, сказала она себе. Так что не нужно напрасно тревожить его.
Если бы Грегори Шиповник верил в богов, он бы сказал, что они обратились против Соламнии. Засуха уничтожила урожаи за целый год. В паводках сгнил урожай следующих двух лет подряд, что убило неисчислимое количество людей. Страна не видела столь тяжелых времен с самого Катаклизма.
Грегори отвечал за своих крестьян. Он простил им арендную плату, которую они не могли заплатить, и позаботился о том, чтобы у них была еда и кров. Но некоторые умерли, а некоторые сдались и ушли. Всего за три года Грегори Шиповник потерял большую часть своего богатства, так что оставалось лишь самое необходимое для поддержания семьи и замка Куст Шиповника, игравшего важную роль в обороне Соламнии. Пришлось отложить планы расширения замка и проведения капитального ремонта, который давно требовался. Пришлось сократить число слуг и оруженосцев. Но он удостоверился, что вложил достаточно средств в приданое для своей дочери. Дестина была радостью его жизни, и он твердо решил, что её замужество будет достойным.
К своим пятнадцати Дестина слыла красивейшей девушкой во всей провинции Вингаард. Она унаследовала эрготскую красоту своей матери, и в стране бледных, изможденных людей с блеклыми глазами Дестина ярко выделалась своей блестящей смуглой кожей, темными волосами, черными глазами и румянцем на щеках.
Дестина мало думала о своей внешности. Мера утверждала, что истинная красота кроется в уме, а не на лице. Она гордилась своей образованностью, решительностью, смелостью и ответственностью. Она знала о финансовых проблемах отца, и переживала за него, поскольку видела, как тяжек этот груз для него. Он мог проводить часы в своей библиотеке, не читая книг, которые так любил, но работая со счетами или обсуждая вопросы со своим адвокатом.
Дестина решила облегчить это бремя. Она чувствовала себя, будущую Леди Замка, ответственной за свое будущее поместье. Она могла бы выйти замуж за друга детства, Бертела Бертелбоха, сына богатейшего купца в Вингаардской провинции. Так она восстановит наследие Шиповников.
Бертелу было шестнадцать, он был красив, богат и влюблен в Дестину. Она была на год его младше, и вдвоем они играли с самого раннего детства, так как его родители заранее позаботились о хороших отношениях с семьей Грегори. Отец Бертела был мэром городка Айронвуд, и теперь надеялся породниться с фамилией благородных кровей, чтобы возвыситься в обществе. Бертелбохи обещали Грегори свадьбу буквально вчера, за день до празднования Дня Дара Жизни его дочери. Дестина знала о предложении, так как Бертел сказал ей. С раннего утра она ждала случая, чтобы порадовать отца этим известием.
Дестина была в своей спальне, любуясь новым платьем, которое ей предстояло надеть сегодняшним вечером на праздничный ужин. Платье из белого бархата, поскольку она становилась девушкой, было украшено алыми вышитыми розами. Лиф платья идеально облегал и сидел на изгибах фигуры, как влитой, доходя до узкой талии, а затем расширяясь в длинную струящуюся юбку. Гроза, разбудившая ее на рассвете, продолжала бушевать и к середине утра. Град грохотал по витражам в окне, сопровождаемый громом. Дестина никогда не боялась гроз, и не слишком обращала внимания на эту, разве что опасалась, как бы она не испортила её праздник. Стук в двень отвлек ее от нового платья.
- Пожалуйте, мисс, ¬ произнес слуга с поклоном, - Ваш отец просил вас присоединиться к нему в библиотеке.
Дестина разгладила платье и завязала лентой длинную густую косу черных волос. Её отец любит, когда она хорошо выглядит, а ей нравится видеть его обычно хмурое лицо озаренным улыбкой, когда он смотрит на неё.
Она сбежала вниз по ступеням из комнаты в своей башенке у вершины замка в библиотеку, находившуюся на первом этаже. Грегори именовал библиотеку «сокровищницей Куста Шиповника», не только за то, что книги были редки и дороги, но и, что более важно, за знания, содержащиеся в них.
Библиотека и её собрание восходили к первым владетелям замка, и лорды и леди на протяжении веков пополняли её. Библиотека Куста Шиповника содержала тридцать семь томов Меры – обширного свода законов, собранного из записей основателя рыцарства, Винаса Соламнуса, ¬- а также дополнительных каталогов к ней с перекрестными ссылками, так что любой мог быстро найти нужную цитату. Также в библиотеке хранились книги по истории Соламнии: копии оригиналов, хранящихся в Великой Библиотеке Палантаса. Грегори изучал историю. Он мог провести множество счастливых часов, сидя за конторкой или перед камином, читая, не опасаясь быть прерванным – поскольку он не допускал слуг к уборке, не желая рисковать сохранностью своих книг. Он сам разжигал огонь, отряхивал книги от пыли, и протирал пол.
Дестина любила библиотеку с её тяжелой дубовой конторкой, толстыми коврами и глубокой нишей камина, в которой расположились подставки для дров в виде драконов. Она упивалась тишиной и прохладной сумрачной тьмой, поскольку Грегори всегда оставлял тяжелые бархатные занавеси на створчатых окнах закрытыми, чтобы яркий солнечный свет не выцветил ковры и гобелены, а также обложки книг.
Когда она была маленькой, Грегори часто сидел в своем кресле с высокой спинкой у огня, взяв Дестину на колени, и читал ей книги о Винасе Соламнусе и Восстании Розы, или о Хуме Драконоборце и его битве с Владычицей Тьмы. Иногда она засыпала у него на руках, и тогда он относил ее в кровать, оставляя мечтать о рыцарях в броне, несущихся в битву на своих драконах. Но те мечты теперь ушли, и смениились иными. Она станет спасителем наследия Шиповника.
Грегори всегда держал дверь библиотеки закрытой, чтобы его не беспокоили. Дестина постучалась, и затем открыла дверь. Он читал, когда она вошла, и она ступала мягко, стараясь не прерывать его, и остановилась у края стола в молчании, пока он не дошел до абзаца. Она была взволнова в свой особенный день, думая о том, как оденет новое платье, сядет за стол вместе со взрослыми, и, конечно, ей не терпелось увидеть, что за прекрасный подарок отец приготовил ей!
Грегори отметил закладкой место в книге, закрыл ее и приветствовал дочь улыбкой. Поднявшись, он обошел стол, поцеловал ее и пожелал веселья в столь особенный день.
- У тебя мокрые волосы, Papa – сказала Дестина, отчитывая его, - Ты что, в грозу был снаружи? Ты простудишься и заболеешь!
- Я никогда не простужаюсь, моя дорогая, ответил Грегори. – Сядь, пожалуйста, Дестина. Есть важная вещь, которую я должен обсудить с тобой.
Дестина подвинула один из резных деревянных стульев с высокой спинкой к краю стола, и села напротив отца. Она положила руки на колени, ожидая с внешним спокойствием, хотя внутненне она была полна гордости и радости за то, что отец говорит с ней как со взрослой женщиной.
- Бертел Бертелбох просил у меня твоей руки, дочь моя. – произнес ее отец. – Да, его отец сделал это предложение, хотя его сыну всего шестнадцать лет. Его отец указал в своем письме, что Бертел просил у тебя руки, и ты приняла предложение. Это правда, Дестина?
- Это так, Papa
Она улыбнулась, вспоминая «предложение» Бертела. Он был так смущен и заикался, что Дестина нарушила сокровенный момент, рассмеявшись и, в общем, сделав предложение за него. Разумеется, она не упоминала об этом своему отцу. Грегори и без того беспокоился
- Выбор спутника жизни, с которым ты проведешь остаток лет, это важнейшее решение, которое тебе предстоит. Ты должна серьезно подумать об этом. Я не слышал дурного о Бертеле, но он не ровня тебе ни по рождению, ни по образованию. Он не искусен в обращении с оружием и сражении. Он ничего не знает о Мере и Кодексе. Он не знает истории. Он едва умеет читать и писать. Ты считаешь его подходящим кандидатом в мужья, Дестина? Ты любишь его?
- Бертел забавный и добрый. Я знаю его столько лет! Он и я вместе выросли, и я не могу винить его за то, что он предпочитает науки охоте со своими друзьями, - ответила Дестина, избегая вопроса о любви.
Некоторые женщины не могут позволить себе любить, сказала бы она отцу, но она знала, что такие слова глубоко ранят его, так что промолчала. Она старалась быть рациональной, и делать, что должно. Поэты, как она замечала, слишком увлекаются любовью. Грегори сурово посмотрел на нее.
- Я беспокоюсь о пропасти, пролегающей между вами двумя, Дестина. В Мере сказано «Люди, связанные узами брака, должны стоять против всех опасностей мира прочнейшим бастионом»
- И ты боишься, что бастион Бертеля дал трещину? – спросила Дестина, поддразнивая.
- Замужество – дело серьезное, Дестина – заметил Грегори.
- Я знаю это, Papa. И уж по крайней мере мать Берта не читает будущее по кофейной гуще!
Дестина знала, что произносить эти слова было ошибкой. Отец прищурил глаза.
- Надеюсь, я ослышался, ка ты неуважительно говоришь о своей матери, особенно в тот день, когда она подарила тебе жизнь!
- Прости, Papa, - сказала Дестина сокрушенно. – Я люблю и уважаю Mama. Правда, это так. Но она такая… Другая.
Дестина вздохнула. Никак он не поймет.
Она знала не так много девочек своего возраста. Будучи дочерью Лорда замка Куста Шиповника, у нее были обязанности и дела, державшие в стороне от соседей. Но в те моменты, когда ей выпадало побыть среди других девочек, она замечала, что их матери, как и ее собственная, были постоянным источником смущения. У одной знатной девочки мать любила готовить и могла присоединитья к слугам на кухне за выпечков, к большому огорчению своей дочери. У другой девочки мать стирала собственные чулки, а еще одна позорила свою дочь, выходя в поля с рабочими во время сбора урожая. Дестина чувствовала, что у нее есть веские причины быть еще более несчастной. По крайней мере, остальные матери были соламнийками по рождению! Атиено происходила из племени воинов в Эрготе. Она выглядела иначе, и она действовала иначе.
Она выучила соламнийский язык, прочитала и изучила все тридцать семь томов Меры, тогда как очень немногие соламнийские рыцари могли сказать то же самое. Но она также поддерживала обычаи своего народа, варила зелья и составляла заклинания, прозревала видения будущего в чайных листьях и готова была делать это для всех, унижая свою дочь.
- Я не хотела проявлять неуважение к Mama. Я сказала не подумав.
Он продолжал смотреть сурово, и она быстро вернулась к теме замужества.
- Я знаю, что делаю, Papa. Как ты сказал, никакого вреда от Бертела не будет. Богатство его семьи будет прекрасным дополнением нашего.
- Ты ничего не сказала насчет любви к нему, - заметил Грегори. – Я не дам тебе прожить всю жизнь, не узнав, что такое любить кого-то так же глубоко, как я люблю твою мать. Ты ведь помнишь, я тебе рассказывал, как мы встретились?
Дестина помнила эту историю. Она слышала ее много раз, и никогда она не могла ей наскучить. Она надеялась подбодрить отца, на время отвлечь его мысли от Бертела. Грегори всегда поддавался её желаниям. Просто нужно еще немного времени.
- Mama была красивейшей из всех женщин, которых ты видел. А ты спас ей жизнь…
- А она благословила мою, - сказал Грегори. – Мне было семнадцать, моё первое рыцарское странствие. Я стал свидетелем битвы между враждующими племенами её народа. Я видел твою мать среди воинов, идущей в битву. Её гордая красота и ее храбрость пронзили мое сердце.
Она подскользнулась и умала, и один из ублюдков попытался утащить ее прочь. Она сражалась с ним, и он ударил её с дикой силой. Я был в ярости! Я убил нападавшего на нее, и затем вынес её из боя на руках. Она посомтрела на меня, и, хотя мы не знали языка друг друга, мы понимали язык наших сердец. Она привела меня к своим родителям, и мы стояли перед ними, держась за руки, так что ее отец понял, что мы хотим быть вместе.
Он дал свое разрешение, и вскоре мы обвенчались. Я плохо запомнил свадьбу. Эти дни были наполнены смехом и любовью.
Только через месяц мы отправились домой. Твоя мать не разрешала отправиться в путь, пока не получит предсказаний о спокойной дороге. Может, те предсказания и были правдивы, ведь мы не встретили никакой опасности. Я научил ее своему языку. Она пыталась научить меня в ответ, но у меня нет способностей к языками, и она лишь рассмеялась на мои неуклюжие попытки. Взамен, она научила меня понимать язык природы. Она научила слышать песни птиц и слушать шепот деревьев. Она открыла мне глаза на красоту этого мира.
Я привел ее в свой дом и с гордостью представил своим родителям. Я видел, как сузились их глаза, и лица стали холодными и жесткими. Они буквально дышали осуждением. По крайней мере, они были достаточно вежливы, чтобы не говорить ничего при ней. Я все еще помню те грубые слова, которыми они наградили меня. Они требовали отменить женитьбу. Раз я не был повенчан по соламнийскому обычаю, свадьба не в счет. Они найдут юристов, и все устроят.
Я твердо сказал, что если они собираются увидеть внуков, то должны принять мою жену как уважаемого члена семьи.
Они разрешили нам жить здесь с ними, но никогда не принимали твою мать. Когда она говорила о том, что видит в пророчествах, мой отец выходил из себя, цитируя строки Меры, где говорится о том, что вера в знаки и пророчества должна быть проклята, поскольку такие вещи лишают человека свободы воли.
Грегори улыбнулся. «Помню, раз за ужином он сказал ей, что Мера требует от человека не верить в ложных богов, появляющихся перед нами в приятном виде, чтобы привести к погибели.
- Тогда ваши боги должны быть ложными, ответила ему Атиено. Мера говорит, что некогда рыцари полагались на молитвы богам, чтобы исцелить больных. Теперь бесполезно звать человека, который утверждает, что научился лечить по книгам. Что книги знают об исцелении? Что случилось с богами рыцарей? Куда они ушли? Может, вы их потеряли? Или они покинули вас?
Мой отец взбесился. Его лицо покраснело, а усы задрожали так сильно, что я думал, они отвалятся. Он не мог ответить ей, и выскочил из комнаты.
Грегори разгладил свои собственные длинные усы, знак соламнийского рыцаря со времен Винаса Соламнуса. Многие рыцари ходили гладко выбритыми в эти дни, считая, что длинные свисающие усы вышли из моды, но Грегори носил их с гордостью.
- Почему ты думаешь, что боги покинули нас, Papa? – спросила Дестина
Ей нравились эти разговоры с отцом, в которых он делился с ней своими мыслями, как со взрослой. Ей нравилось сидеть с ним в библиотеке, закрывшись от остального мира, обсуждая высокие материи. Она уже забыла о замужестве, и наслаждалась тем, что была рядом с ним.
- Мы с твоей мамой много раз об этом говорили, - сказал Грегори. – Она не думает, что боги нас покинули, и считает, что ни ждут того, кто ищет их. Я думаю, что боги ушли, потому что испытывают нас, как мы испытываем молодых сквайров, чтобы убедиться, что они готовы принять плащ рыцаря.
- Я согласна с тобой, Papa, - заявила Дестина. – Mama говорит о богине, которая живет в лесу, или вроде того. Но я ж не ребенок, в такие вещи верить.
- А что Бертел думает о вере и религии, Дестина? Ты обсуждала такие важные вещи с ним? – мягко спросил Грегори.
Дестина сжала губы. Теперь-то она видела, какую западню ей расставил отец, но только потому, что попалась. Послушной дочери стоило держать язык за зубами и смиренно согласиться, что её отцу виднее, так что она поступит так, как он велит. Еще один жестокий шторм, как гроза поутру, поднялся в Дестине и вырвался прежде, чем она смогла остановить его.
- А что прикажете делать, Papa? – закричала она. – Я девочка! Я не могу уйти в странствия рыцаря, чтобы найти свое счастье! Женщины обязаны искать свое счастье как могут, и обходятся тем, что есть! И Бертел – то, что у меня есть. Он – все, что у меня есть. Посмотри в глаза действительности, Papa! Подходящие юноши благородных кровей не сражаются под стенами нашего замка, чтобы получить возможность просить моей руки!
Дестина сглотнула. Грегори ничего не сказал, и Дестина едва осмеливалась взглянуть на него, опасаясь, что он так разозлен, что не может говорить. Когда она наконец отважилась поднять глаза, то увидела, что он смотрит на нее с печалью в глазах.
- Прости меня, Дестина, - сказал он. – Я подвел тебя. Я скажу адвокату подготовить брачный контракт.
- Мы с Бертелом хорошо ладим, - произнесла Дестина, чтобы успокоить его. – Я буду счастлива.
Он рассеяно кивнул.
- Ты должна пообещать мне. По закону, ты можешь выйти замуж, как только тебе исполнится восемнадцать, но закон не разрешает мужчине или женщине наследовать состояние, пока они не достигнут возраста двадцати одного года. Пообещай мне, что ты и Бертел дождетесь, пока тебе не исполнится двадцать один.
- Я обещаю, Papa – ответила Дестина, - Но почему мне нужно ждать?
- Я мог бы сказать, что пара лет дадут Бертелу время вырасти кем-то лучшим, - сухо сказал Грегори, - Но, на самом деле, я хотел бы сберечь твое будущее, и ты должна быть совершеннолетней, чтобы подписывать контракты, вести дела и отдавать распоряжения. Так как Бертел на год старше, он сможет отдавать распоряжения, будучи твоим мужем, и ты ничего не сможешь сказать против.
- Я понимаю. И как же ты сохранишь мою будущность, Papa?
- Всему свое время, Дестина, - ответил отец с улыбкой – Что ты намерена делать после свадьбы?
Дестина собиралась потратить состояние своего мужа на ремонт и восстановление замка Куст Шиповника, но она знала, что упоминание об этом расстоит отца.
- Мы будем жить здесь с тобой и Mama. Бертел будет ездить в Айронвуд, чтобы работать у своих родителей, а я продолжу свои занятия и буду учиться быть леди поместья. Ты обещал научить меня проверять счета!
- Так я и сделаю, - скалаз Грегори. – Однажды, когда ты повзрослеешь. А теперь, принимаешь ли ты мои условия?
- Очень даже, Papa. Я подожду. Ты уже сказал Mama о женитье?
- Я сказал ей перед тем, как позвать тебя
- И что она сказала? Она взолвнована? Не любит Бертелбохов?
- Она отмахнулась. Она видела пророчество, что свадьбы никогда не будет.
Дестина вздохнула.
- Надеюсь, Mama не будет говорить о своих пророчествах на ужине перед нашими гостями
- Разговор за ужином будет о политике и грядущих выборах Грандмастера, - сказал Гренори. – Поскольку такие разговоры обычно заканчиваются криком, я не думаю, что кто-то захочет говорить о пророчествах.
Он поднялся, и дестина поняла, что стоит оставить его с его работой.
- Мне не терпится увидеть подарок, Papa, - сказала она перед уходом, - Ты мне его на обеде подаришь?
- А кто тебе сказал, что у меня есть подарок? – шутливо спросил Грегори. Затем смирился и сказал, - Твоя мать хотела бы устроить домашний праздник. Там я и подарю его тебе.
Он придержал дверь для нее, и стоял, глядя на нее с нежностью и любовью, и странной, глубоко скрытой печалью.
- Будь счастлива, дочь моя.
Грегори поцеловал ее на прощание, а затем вернулся за стол к своему чтению.
Дестина осторожно затворила дверь, и остановилась снаружи. Она никогда не видела отца столь подавленным. Она сказала себе, что он просто взволнован грядущей помолвкой. Как многие отцы, он ни одного мужчину не признает достаточно хорошим для своей любимой дочери. Но она хорошо знала его, и чувствовала, что его печаль простирается куда глубже, чем беспокойство о своем будущем зяте. Она решила, что он беспокоится из-за денег. В конце концов, Дестина была рада своему выбору. Она не столь романтична, чтобы верить в любовь до гроба. Немногие люди среди соламнийской знати вообще женились по любви. Для них брак был сделкой: преуспевающие купцы вроде Бертелбохов обменивали деньги на титул. Бертел богат, близок по характеру и приятен. Многие молодые девушки в Айронвуде завидовали бы Дестине! И если Бертел хочет проводить все свое время на охоте, по крайней мере он будет постоянно мешаться под ногами.
Дестина присоединилась к отцу и матери в светлом зале после ланча. Светлый зал быть одной из приятнейших комнат замка, поскольку после полудня солнце озаряло его сквозь многочисленные окна, наполняя его светом и теплом. Гроза наконец утихла. Атиено открыла окна, и свежий, омытый дождем воздух принес свежесть в залу. Атиено была в относительно хорошем настроении. Среди ее народа девочки достигали зрелости в пятнадцать.
Грегори присоединился к ним, неся с собой деревянную шкатулку с подарком. Он повеселел, как обычно бывало, когда видел жену. Он поцеловал ее, и пожелал веселья и счастья в тот день, когда она подарила ему дочь.
- А что мне подарят, Mama? – спросила Дестина
Атиено подарила дочери золотую цепочку
- Золото – как солнце, как сноп пшеницы, как листья осенью – сказала Атиено, - И золото – как богиня желтой звезды.
Дестина не собиралась втягиваться в споры о богах, которых вообще не существует. Она одела цепочку на шею и поблагодарила мать за ее подарок.
Грегори подарил дочери серебряный кубок, украшеный зимородком. Зимородок, с ярким небесно-голубым и огненно-рыжим хохолком, был избран символом рыцарей самим Винусом Соламнусом. Зимородок символизирует храбрость и надежду, ведь говорят, что при создании мира зимородок был первой птицец, которая отважилась взлететь.
- В твое приданое – сказал Грегори
- Papa, спасибо тебе! Он прелестен! – Дестина обвила руки вокруг шеи отца, и поцеловала его. Грегори однял ее, и затем налил вина себе и своей жене, чтобы произнести тост.
- Пожалуйста, Papa, можно и мне немного, чтобы обновить кубок? – попросила Дестина
- В конце концов, Mama говорит, что сегодня я стану женщиной.
Она взяла кубок, и Грегори плеснул в него немного красного вина из кувшина. Грегори и Атиено выпили за свою дочь, а Дестина ответила им благодарностью за то, что подарили ей жизнь, и пригубила вино, рассматривая кубок, постоянно поворачивая его в руке. Закончив, она передала его матери.
- Теперь ты должна посмотреть на мое будущее в остатках вина – сказала Дестина. – Скажи Papa, что я буду счастлива с Бертом.
Атиено нахмурилась и переглянулась с мужем.
- Я говорил с ней, - сказал Грегори. – Она определилась. Но она обещала, что подождет до совершеннолетия.
Атиено пожала плечами. «Предсказание говорит, свадьбы не будет»
- Ну посмотри еще раз, Mama, пожалуйста, - сказала Дестина. – Может, ты ошиблась.
Атиено посмотрела в кубок, где осадок от вина опустился на дно.
- Что ты видишь, Mama? – спросила Дестина. – У нас с Бертом будет шестнадцать детей?
К ее изумлению, Атиено вскрикнула от ужаса и отшвырнула кубок. Серебряная чаша с громким лязгом ударилась о каменный пол и покатилась под стол.
Атиено сделала ограждающий жест, и произнесла несколько слов, которые Дестина не поняла, но посчитала «магическими». Затем Атиено выскочила из-за стола и выбежала из комнаты.
Грегори с беспокойством посмотрел ей вслед.
- Что не так с твоей матерью? Что она сказала?
- Кажется, Mama увидела плохой знак в этих остатках, и я думаю, она произнесла заклинание, чтобы оградить нас от зла. Papa, это не имеет отношения к Бертелу, так что не смотри так строго.
- И тогда о чем же это пророчество – спросил Грегори
- Эм… Я… Не совсем поняла её, - сказала Дестина, смущаясь разговором. – Я пойду спрошу.
Она вышла поискать мать, и нашла Атиено в ее спальне, закутавшуюся в меховую накидку, скрючившуюся в кресле. Солнце светило сквозь зарешеченные окна. День был неожиданно теплым для ранней осени, и в комнате было жарко и душно, поскольку слуги поддерживали огонь в камине. Атиено выросла в жарком климате, и никак не могла привыкнуть в соламнийским холодам.
Дестина посмотрела на нее и вспомнила историю о том, как ее отец встретился с ней, и влюбился с первого взгляда. Дестина понимала его. Она знала, что симпатична, стоило лишь в зеркало посмотреть, чтобы удостовериться в этом. Но ее мать была поистине красива.
Атиено не была уверена, сколько ей лет по соламнийскому календарю, поскольку ее народ вел счет времени иначе. Грегори было тридцать два, и Атиено – примерно столько же. И все же она выглядела столь юной, что люди часто считали Дестину ее сестрой, а не дочерью.
Сегодня Атиено носила свои гладкие черные локоны убранными в золотую сетку на затылке. Её черные и большие глаза иногда могли быть столь проницательными, какими могут быть лишь глаза ястреба, а иногда – мечтательными и светящимися. Она никогда не использовала ягодный бальзам для губ или щек, чтобы подкрасить их, как делали другие женщины, и не нуждалась в саже для ресниц, чтобы подчеркнуть глаза. Её алое платье было скроено по соламнийской моде, из гладкого и мягкого шелковистого бархата; отделанное причудливой вышивкой, с длинными рукавами и шлейфом. Атиено посмотрела на ярко-голубое небо над головой и опавшие рыжие листья внизу.
- Посмотри, какие красивые цвета, Дестина. Цвета зимородка. Голубой сверху, рыжий под ним.
Дестину не интересовали зимородки и цвета осени. Мера запрещала верить в знаки и предзнаменования, и Дестина старалась быть верной, но у нее было слишком много вопросов, и ни один из тридцати семи томов Меры не мог ответить ей. Атиено, казалось, находила утешения в этих пророчествах, и Дестина жаждала почувствовать такую же увереность, то же безмятежное принятие. Она не посмела сказать отцу, но однажды она попросила мать научить ее читать пророчества, надеясь найти объяснения необъяснимому. Атиено отказала.
- Пророчества приходят непрошенными, Дестина, - сказала она ей. – Ты должна учиться видеть их своим сердцем, а не глазами.
- Мама, какая разница? – раздраженно ответила Дестина
- Чувства – для бесчувственных, - ответила Атиено, и Дестина сдалась.
Атиено продолжала смотреть в окно. Дестина видела слезы на щеках матери, и еще больше испугалась. Дестина никогда раньше не видела, чтобы мама плакала.
- Mama, что ты увидела в осадке? – спросила она
- Как мы можем противостоять тому, что грядет? – спросила Атиено. – Как мы перенесем это?
Повернувшись к Дестине, она мягко проговорила: «Мое бедное дитя…»
Дестина находила убежище в Мере.
- Мама, помнишь, в Мере сказано «Паладайн выковал меч, но человек выбрал, как им пользоваться.» Это значит, что каждый несет отвественность за то, что делает в своей жизни. Мера и предупреждает: «Не верь гадалкам, ведь их слова – ловушка для неосторожных».
- А мой народ говорит «Волк рожден, чтобы убивать. Овца рождена, чтобы быть убитой» - сказала Атиено, вперив в нее свои мерцающие темные глаза.
- Mama, пожалуйста, скажи мне, что ты увидела в кубке! – отчаянно попросила Дестина.
- Принеси его мне, - ответила Атиено. – Я покажу тебе.
Дестина поспешила в Светлый Зал, чтобы забрать кубок. Ей пришлось встать на колени, чтобы достать его. Она вернулась к матери, и передала его ей.
Атиено отшатнулась, отказываясь прикоснуться.
- Посмотри в него, дочь моя, и скажи, что ты видишь.
- Мама, ты же знаешь, я никогда не вижу ничего, кроме осадка! – запротестовала Дестина
- Хочешь увидеть, так смотри! – настаивала Атиено.
Дестина вздохнула и вгляделась в кубок, и в этот же момент она увидела, что осадок сформировал узнаваемый узор. Она засмеялась и сказала, прежде чем подумала
- Забавно, мама! Вино в форме дракона. Смотри, вот хвост, вот голова, вот крылья…
Она услышала сдавленный стон и посмотрела на свою мать. Кровь отлила от лица и губ Атиено, так что ее кожа посерела и сделалась свинцовой.
- Ты видела дракона! Тот же знак! Я надеялась, что я не права, но ты подтверждаешь это!
- Mama, ты меня пугаешь, - сказала Дестина. – Я видела форму дракона. Это просто остатки вина, осадок, мертвые дрожжи. Вот, я тебе покажу!
Она обмакнула указательный палец в кбуок, и протерла его изнутри. Дракон исчез, окрасив её палец в красный. Дестина подняла палец и показала его своей матери.
- Вот, Mama. Не нужно тебе беспокоиться! Мертвых дрожжей больше нет, и дракона тоже.
Атиено в ужасе взглянула на красное пятно на пальце Дестины. Она рухнула в кресло, и выглядела настолько плохо, что Дестина позвала отца.
- Любовь моя, что случилось? – спросил он, войдя. Он посмотрел на Дестину
- Что здесь произошло?
- Я спросила ее о плохом знаке в кубке. Мама сказала, что увидела в потеках вина дракона.
- Дракона? – повторил Грегори, и его голос дрогнул, - Ты видела дракона?
Атиено поднялась и обняла его, крепко сжимая в объятиях
- Не ходи в башню, любой моя! – умоляла она. – Не ходи!
- Какую башню? – спросил Грегори
В ответ, Атиено в страхе посмотрела в окно. Грегори проследил за ее взглядом. Длинный шпиль Башни Верховного Жреца был виден издалека. Грегори напряженно улыбнулся.
- Моя дорогая жена, эта башня заброшена сотни лет. Зачем же мне туда идти? Тебе не стоит беспокоиться.
Атиено поцеловала его, и обернулась к нему.
- Хорошая погода. Тебе и Дестине не повредить прогулка на свежем воздухе.
- Ты взволнована. Я не хочу оставлять тебя одну, - сказал Грегори. – С тобой все будет хорошо?
- Нет, - ответила Атиено, глядя на него темными, поникшими глазами. – Но я справлюсь сама. Пожалуйста, идите сейчас.
Она закрыла занавески, скрывая солнце.
- Одень свою накидку, Дестина, - сказал Грегори. – Твоя мать права, нам стоит пройтись по стенам и насладиться ярким солнечным днем.