["Борей"] | ходы игроков | ["Эя и Шрам"]: путь

Рука, с зажатой в ней гранатой, замерла в воздухе. Эя резко обернулась на зов Презрения. Решительность сменилась сомнением, а за ним и растерянностью. Желание спасти этих двоих затмила разум. Молитва очищала разум и помогала принять взвешанное, а значит верное решение. Святая всегда была разумна. Молельщица устыдилась собственного легкомыслия и безрассудства. К сожалению на полноценную молитву времени не осталось. "Да не остави нас без помощи на пути к справедливости", - шепотом обратилась Эя, спеша на помощь Шраму.
- Я не подумала... о последствиях. Давай вместе.
Крепкая телом Молельщица ухватилась за импровизированный рычаг и изо всех сил навалилась на него, пытаясь раздвинуть створки.

Всем. Признает правоту друга один, прислушивается к совету товарища вторая. Секунды сменяют секунды. Молитва, обращенная к Нему, вознесена, просьба, обращенная к ней, произнесена - настало время вскрывать шахту.
Беретесь за перекошенную, тепловато-осклизлую махину огнестрела, выглядящую теперь - как-то враз растеряв всякий грубый лоск и превратившись просто в грязный кусок металла - еще нелепей из-за того, какую опасность для всех вас она представляла еще считанные минуты назад. Давит охранник, давит и тянет, ладонью жестянку подпирая, молельщица. Налечь, придавить. И еще. И еще. Миг. И до того казавшиеся фактически монолитом половины заслона подаются, расходятся сначала тонкой, в волос, трещиной, что все ширится и ширится, становясь сначала угольно-черной ленточкой, а затем и полноценной щелью, в который тут же - не без помощи "Шрама", конечно - суется самая длинная и тонкая в сечении часть рейдерского оружия.
Стремятся вжаться друг в друга толстые плиты, подаваясь давлению гидравлики. Тянете и давите, взявшись за створки с двух сторон и не опасаясь того, что чьи-то пальцы могут ненароком оказаться в импровизированном капкане - ставшая стопором стальная трубка не только служит хорошим рычагом, на который плотно налегает стрелок, но и бережет от прочих сюрпризов. Рывок. Подналечь. Еще рывок. В пару сантиметров уже полоса.
Ярким сполохом скользнув по стенкам, тут же гаснет вспышка света там, снаружи. Громогласный в практически мертвой тишине окружающих помещений шепот. Глухой, чуть хрипловатый голос. Совершенно точно - мужчина, наверняка - в районе той же стены, на которой размещаются входы на ярусы, вроде бы - метров на пять-шесть выше вашей текущей позиции.
- Выруби, сука...

Показываю Эе без звука, одними губами и жестами – чтобы ни кандидат анальных наук, ни магистр ректальной магии, задумай они внимательно слушать тишину, ничего не услышали и не поняли: "ГРАНАТА" – "ДАЙ МНЕ" – "РЫЧАГ – ДЕРЖИ ТЫ!!!"

В последний момент подумал о том, как развернулось и чем закончилось всё на "Борее". Все погибли или попали в плен. Прошлая жизнь кажется далёкой, как другая галактика, и будто случилась она с другим. Я больше не чувствую вины. То ушло. Началось другое.

Много усилий спустя, створки наконец раздвинуты. Вот только приблизило ли их это к спасению? Вернее к выживанию, мысленно поправила себя Эя. Спасение души не зависит от количества столпившихся за дверью врагов или количества в их руках оружия. Впрочем, последние события несколько изменили взгляд Молельщицы на понятие обретения спасения. Перед мысленным взором Эи предстало истерзанное тело нерожденной. Стоило признать, что количество оружия в руке все же влияет на спасение невинных душ. Так же как и действие вместо бездействия.

Эя тоже услышала голоса и напряженно взглянула на Шрама. Кажется у него был план. Она коротко кивнула и без раздумий протянула гранату. Покрепче ухватившись за рычаг, Эя приготовилась удерживать его. Взгляд обеспокоенно пошарил по пространству коридора в поисках притихшего Реза.

Всем. Отступает привычно-рефлекторно в сторону и вбок боевой репликант, а спутница его - ты, Эя - и без того в стороне от опасного "провала" располагается.
Доля секунды - сполох тусклый, там, по ту сторону металлических "шторок". И глухой - как если бы в бочке-столитровке петарду взорвали, только кратно мощней- хлопок такой силы, что несущие конструкции под ногами вздрагивают. Визг осколков, чьи-то хрипы, хруст и скрежет. А потом, секундой позже, тяжелые, влажно-хрусткие полушлепки-полуудары, откуда-то снизу. Один. Еще один.
Сипит еще кто-то, рядом, прямо над дверью. Шлепок - цепляется укрытая опаленной матерчатой гловелеттой кисть в самый верх левой створки. Съезжает вниз под весом своего владельца, оставляя за собой кроваво-сажевые разводы. Пальцы второй руки вминаются в край "обрыва". Спрятанное за изодранной, влажной от проступившей тут и там крови шлем-маской лицо суется к щели. Темнокожий мужчина - невысокий, жилистый. Дрожит мелко, пытаясь удержаться: ранен, контужен. Цепляется полубезумным от боли, стекленеюще-лихорадочным взглядом за возвышающуюся над ним Эю.
- П... П-помоги...
Похрипывает, пытаясь подтянуться.
- П-прошу...

Левой рукой подхватываю рейдера за запястье быстро, пока не соскользнул. Одновременно говорю поспешно:

– Эя, держи дверь! Он нам нужен! Не раздави!

Вцепившись в него намертво здоровой рукой, отклоняюсь и отшагиваю назад, чтобы мышцами ног и спины затащить улов на этаж. Не оборачиваясь и не спуская глаз с бандита:

– Рез, смотри, кто в шахте лифта водится: космит-удачник, рейдер-смертоборец и просто хороший человек. Как тебя зовут, друг?

В секунду оценив шансы на спасение рейдера, Эя поняла, что в данный момент она может стать судьей и палачом в один миг. Святая не судила. Святая спасала.

Эя перевела взгляд на Шрама. В ее взгляде светилась искренняя благодарность и даже отчасти благоговение. Охранник не поставил Молельщицу перед выбором и не попытался решить ситуацию самым простым и быстрым способом. Шрам решил спасти несчастного рейдера. Эя верила что когда-нибудь Шраму обязательно воздастся за этот милосердный поступок.
- Я держу. Вытаскивай! Рез, не подходи близко.
От напряжения тело трясла мелкая дрожь, но репликант упорно держала рычаг, не позволяя створкам закрыться. Эя молилась чтобы он попросту не сломался.

Всем. Разжимает девушка пластины, позволяя мужчине не только прихватить, но и подтянуть, затащив - хоть и не без труда: не сказать, чтоб очень тяжелым был, но сангвисопотеря дает о себе знать - наверх, раненого. Шипит тот, мелко трясясь всем телом и стараясь упереть подошвы в облицовку шахты, чтобы как-то помочь в нелегком деле своего спасения. Секунда, потом еще, потом еще. И неудачливый вторженец - в коридоре.
В замызганных то ли машинным маслом, то ли чем-то, очень на него похожим, протертых до дыр на коленках и неоднократно залатанных парусиновых брюках серого цвета, темно-синей, сотканной из чего-то, отдаленно похожего на шерсть рубашке с длинными рукавами, и простейшей, затертой и исцарапанной кирасе, сделанной из двух гнутых по форме груди и спины, просверленных по периметру и скрепленных веревками листов стали. А на голову у него, как вы оба понимаете, натянут самый обычный, пусть и дико растянутый черный носок, с грубо прорезанными для глаз дырками.
Валится на пол словно мешок с потатами, сразу кисти - заскорузлые и мозолистые, покрытые бесчисленными мелкими шрамами - в стороны разведя.
- Я все...
Сипит.
- Все...
Срывает у него с пояса, представляющего собой самую обычную бечевку, "Шрам" между тем, самодельный стилет, изготовленный из заточенной арматуры с намотанным на тупой конец медножильным проводом. В боковом кармашке шитой из очень подозрительной на вид белесой кожи кобуры - старый, слегка погнутый, но вычищенный и ухоженный пистолетный магазин, что топорщится тупоносыми, литыми из армопластика пулями. И все, больше ничего при нем нет, если не считать болтающегося на шее спаянного и сплющенного клубка из обожженной до черноты проволоки.
- Шам. Шам зовут.
Косится на винтовку в руках охранника, дульный срез которой теперь "дышит" ему в затылок.
- Здорова, ребята.
Стягивает медленно, подцепив за боковину, "маску". Темнокожий, коротко стриженый и слегка небритый.
- О, меченый, здоров.
Кивает "Шраму", словно старого знакомого встретив.
- К-как сам? Нормас?

– Нормик. Шам, тут такое дело. Тебя сам Войд за шкирку на этом свете придержал, поэтому не упусти шанс: расскажи, как выбраться со станции и где остальные наши. Расскажешь – мы тебя перевяжем и оставим в живых. Не расскажешь – тоже мучиться не заставим, мы не звери. Но решай быстро.

Оставив створки в покое, Эя не бросилась перевязывать спасенного. Во взгляде обращенном на Шама была настороженность. Молельщица начинала привыкать к тому, что можно переложить решение проблемы на чьи-то сильные плечи. Шрам знает что делает. Надо дать ему время. Раньше такой опорой была Святая. Святая всегда знала как поступить в любой ситуации. Возможно поэтому Эя чувствует такую потерю и опустошенность. Эя никогда не была опорой. Или была?

В несколько широких шагов, Эя преодолела расстояние до барахтающегося в скафандре Реза. Опустившись на колени, стловно пытаясь искупить вину, она развязала рукава и освободила кота из герметичного плена.
- Прости... - Эя на миг прижала к себе Реза, а потом отпустила. - Больше не оставлю тебя.
Молельщица склонила голову как перед молитвой и тихо спросила так, чтобы слышал только Рез:
- Ты знаешь его? Как думаешь, ему можно верить?

Шрам. Усмехается мужчина, демонстрируя тебя крупные, чуть кривоватые и желтые словно рис с куркумой зубы, что тут и там перепачканы алыми потеками, когда спрашиваешь его о спасении и спасаемых.
- Расскажу, раз на раз.
Смотришь на кота, кот смотрит на тебя. И во взгляде его - тяжелом и полном не злобы или ярости, но усталости - читается только немой вопрос: "как вы, мои верные боевые товарищи, могли оставить меня, своего верного боевого товарища, валяться там, на складе?".
- Конечно, расскажу.
Кашляет пленник, забрызгивая все вокруг, включая собственное лицо, мелкой рубиново-красной взвесью.
- Выход такой, что выхода нет, меченый.
Прижимает правую ладонь к левому локтю. Сочится липкость темная меж пальцев.
- Это станция.
Смеется. Но недолго - секунды полторы. Потом снова закашивается, давясь чем-то.
- Станция, сечешь? В пустоте. Доки, где летучки...
Спасает твоя спутница твоего друга тем временем.
- Там под сотыгу пацанов. Тяжи, до хуя. И станки.
Жмурится раненый, утыкая затылок в металл напольного покрытия.
- И...
Сглатывает тяжело.
- Вашим пизда. Всем. Выхода нет. Вы все... Все...
Замечаешь, что его подбородок отчего-то мелко дрожит.
- Нет. Все хуйня, меченый. Все хуйня.
Цепляет взглядом твой взгляд.
- Корпы. Они скоро прилетят. Модо. Его кенты.
Лихорадочно блестят широко распахнутые глаза.
- И вам всем пизда. Пизда, меченый.
Сипит странно. Видимо, ко всему, еще и ребра переломаны - дышать тяжело.
- Войд с-свидетель. Раз на раз, красное на к-красном...

Эя. Знать то, как поступить, то, что делать правильно, а что - нет, и, собственно, делать, когда требуется, то, что требуется - не грани одной сути. Но одно, без сомнений, помогает другому. Знание и действие. Осознание того, что и для чего ты делаешь в данный конкретный момент - вот черта, что отделяет сущность от механизма. И это совершенно точно не то, что разнило вас со Святой, нет. Каждая по-своему, вы обе старались не просто плыть по - временами бурному, временами не очень - течению жизни, вы пытались менять окружающую вас реальность сообразно Его воле. Унимать боль, умалять страдания, давать созданным и рожденным надежду на лучшее. Ты была опорой. Для Святой, для бесчисленного множества тех, кому вы помогли. И ты остаешься ею - пусть хотя бы и для себя самой - даже сейчас. Что заложено в созданном - пыль, что сделано им - суть. Нельзя сдаваться. Пока можешь - помогай. Пока живешь - борись.
- Эя.
Когда, преодолев разделяющие вас метры, поднимаешь закутанного "зверя", тот выглядит если и не взбешенным, то очень близким к тому, чтобы в бешенство впасть. Бережно извлекаешь его из перепачканной в липком багрянце "темницы".
- Сказал бы я вам, ребята...
Охлестывает пару-тройку раз хвостом как собственные бока, так и твои руки, встряхивает лысой головой. И, чуть поджав уши, вздыхает, когда спрашиваешь его о новоприбывшем.
- Это бандит.
Шепчет тоже, чуть подтянув шею так, чтоб поближе к твоему уху быть.
- Они все на одно лицо.
И добавляет мгновением позже.
- Педики.

– Корпы может и прилетят. Только будут ли они, когда прилетят, всë ещë кенты?

Пока говорю, ищу, чем перевязать рейдера. Если надо, можно и до импровизированного склада, откуда мы с таким фейерверком "отгрузились", спринт сделать. Там были тряпки.

– Прости, Рез. Чëрт знает, что на меня нашло.

Начинаю перевязывать Шама. С корпусом осторожно: не сдавить сильно, чтобы ребро, если оно неудачно сломано, не ткнуло в лëгкое.

Эя прекрасно слышала слова Шама, и они ей совсем не нравились. Причина. Для любого поступка должна быть причина. Ничто не делается просто так. Это Эя уяснила давно. Даже у самого зверского и жестокого поступка всегда была причина. Если их пытаются истребить - значит кто-то видит в этом смысл. Молельщица задумчиво перебирала пальцами мягкую шерстку Презрения.
Если понять причину и цель - можно понять действия, и, вероятно, даже предугадать действия. Вот только время не на их стороне. Эя с сожалением подумала о всех тех, спящих, что безмятежно лежали в соседнем помещении. Их уничтожат... За что? В чем причина? Репликант поняла, что сейчас они остро нуждаются в информации. И единственный источник вот-вот умрет от потери крови.

Эя пошарила по карманам костюма, в который сложила найденные вещи. В одном из них лежал планшет, о котором возможно знал Шам. В заплечной сумке находились гранаты, пистолеты и обойма к ним. Распахнув сумку, она подставила ее Резу.
- Я могу предложить место под костюмом, но боюсь там тебе будет тесновато. Залезай, будешь подавать боеприпасы.
Молельщица широко улыбнулась.
Эя готова была оказать Шраму любую посильную помощь, если понадобится.
- Если они нас видят, может сломать камеры? Шрам, ты знаешь где здесь камеры?

Всем. Шипит "Череп" вслед уходящему за "бинтами" охраннику.
- Н-не знаю, меченый. Может, т-так... М-может, н-нет...
Эя же, передислоцировав все еще слегка - и молча - недовольного как таким исходом своего сидения на руках, так и ситуацией в целом, кота в сумку, наблюдает за тем, как тихо и смирно лежит под стенкой раненый. Жемчугом испарины покрыт лоб, дышит через раз.
- Я...
Сгладывает с трудом, тут же давясь чем-то, опять кашляет. Кровью, судя по проступающим в уголках рта алым пузырькам.
- Я вас...
Тычет в тебя дрожащим пальцем, до того буквально плававшую в липко-красной луже кисть чуть над полом приподняв.
- Я вас с-с... Сразу... В-в... Всп-помнил. Эя. С-святая. Она... Она... Ч-четвертый... Этаж... От... Сюда...
Дрожит подбородок.
- Вы... П-помогли н-нам... М-мне... М-моей ж-жене... С-сыну... Всем...
Укладывается обратно, смотрит в потолок. Сипит практически неслышно, не говорит.
- Черепа... Убили... Всех. Н-наши ф-фермы.
Бегут ручейки крови по щекам, булькает в груди что-то влажно и с присвистом.
- Эя. Я... Я сам. Убил. З-заставили. Они... С-сынок...
Катится по виску слеза.
- К-как же т-так... Эя. Я... Я к-клянусь... Я...
Кривит посиневшие губы так, словно сейчас разрыдается. А потом вдруг улыбается.
- Войд. М-мразь. Я... Я...
Закашлявшись, выгибается вдруг дугой, с хрипом давя ноздрями алую пену.
- С-с... С-с...

Подошёл к обмякшему рейдеру посреди тёмного озера, что вокруг натекло.

– Шам?

Присел, проверяя пульс. Разогнулся и мотнул головой, глядя на Эю. Говоря этим жестом сразу и "он всё", и "где камеры – не знаю".

– Давай наверх. Придётся ещё раз отжать двери. Поднимемся по лестнице, а там по ситуации. Заглянем на соседние этажи.

Пока не принялись напрягать мускулы, напряг мозги. Два вопросы не дают мне покоя, обещают открытия, манят потенциалом знания и фоново свербят, скребут и требуют. Первый: какие во мне есть ещё аугментации? Второй: кто такие несущие "золотые яйца" хвадиры?

– Если есть идеи какие-то, давайте сейчас обсудим.

Когда недовольный кот был упакован в сумку, Эя осторожно подошла к лежащему на полу Шаму. Много вопросов крутилось в голове Молельщицы, но состояние бандита ухудшалось с каждой минутой. Она поняла что Шам умирает. Поэтому сделала то, что посчитала сейчас самым важным и нужным, то что делала много раз - она опустилась на колени рядом с хрипящим мужчиной, и обеими ладонями обхватила его руку, слегка сжав. Не испытывая страха, а лишь какое-то вселенское спокойствие, она с добротой смотрела на умирающего. Эя не перебивала и не переспрашивала, а лишь успокаивающе гладила Шама по руке. До тех пор пока слова не стихли, а душа не покинула его измученное тело.

- Мир тебе... - Молельщица прикрыла веки Шама и положила его руку на грудь.
Несмотря на то, что времени оставалось все меньше, она некоторое время оставалась на коленях и недвижима. Лишь Рез слышал, как она шепотом вознесла Ему молитву о прощении неприкаянной души и обретении ею покоя.

Когда Эя поднялась - ее взгляд светился решимостью.
- Да, согласна. Шам сказал, что помнит нас. Помнит Святую. Возможно она еще жива. Он сказал четвертый этаж... Надо попробовать добраться туда. Возьмем с собой оружие. Тебе нужна сумка. Рез будет со мной.

Не тратя времени, репликант вернулась в помещение со шторами. Разорвать ткань не составило большого труда, поэтому она наскоро завязала узлы оторванной материи узлом и получила что-то вроде удобной переноски.
- Держи. - Молельщица протянула самодельную сумку Шраму.
- Рез, тебе там удобно? - раскрыв свою сумку спросила Эя.
Прислушиваясь к ответу Презрения, она подошла к створкам и снова взялась за рычаг.

Всем. Пока "Шрам", припомнив, что он не только блокирован от боли, но еще и крепок, помпист, а также фрагментарно бронирован, неожиданно для самого себя открывает в туманных пучинах памяти искру знаний о том, что известные как "хвадиры" ксеносы ныне практически полностью истреблены Союзом Свободных Систем, войска которого планомерно захватили и выжгли все Миры-Ульи этого древнего - но технически отсталого из-за специфического отношения к жизни как к некоей "бесконечной охоте", где все прочие существа рассматриваются только с позиции пригодности к роли потенциальной добычи - вида не отказывавших себе в удовольствии полакомиться человечиной разумных "ящериц", от некогда огромных, простиравшихся на тысячи световых лет сквозь Рукав Персея "охотничьих угодий" которых ныне осталось несколько разрозненных, медленно вымирающих анклавов, Эя молится. А потом - делает сумку. Кивает ей кот, когда уточняет она учтиво насчет комфортности его пребывания в "загашнике" - мол, пойдет-сойдет, бывало и хуже. Даже особо недовольным уже не выглядит, как-то подуспокоился.
Разжимаются створки, поддаваясь давлению. Кричит кто-то там, в шахте, видимо увидев или поняв по косвенным признакам, что ширится щель меж плит. Даже не кричит - ревет. Высоко, в десятке-полутора метров над тем этажом, где вы расположились.
- Меченый! Я - Одар! Одар-Горелый! Брат Гвоздя, из "Винтобоев"! Красное на красном! Брат Мика, варбосса "Винтобоев"! Красное на красном! Сын Гара, варбосса "Чернолобых"! Красное на красном!!! Отец Ача! Ача из "Винтобоев"! Красное! На! Красном!!!
Срывается уже на форменный рык.
- Красное за красное, Меченый!!! Красное за красное!!! Слышишь?!? Красное! За! Красное!!!
Грохочет чем-то, сталь о сталь.
- Я вызываю тебя!!! Как свободный - свободного!!! Как боец - бойца!!! Железо на железо!!! Слышишь?!? Я, Одар-Горелый, вызываю тебя!!!
Охранник мог бы поставить сто демкредов, которых у него нет, на то, что мужчина бьет навершием ножа по своей кирасе.
- В нули!!!
Подхватывает сонм голосов его выкрики. Не один там, много их.
- В нули!!! В нули!!!
Куда-то в сторону.
- "Горелые"!!! "Резаки"!!! "Тоннельники"!!! Каждый - на засвете! Каждый!!! Я! Залью палубу красным! Я! Вырежу его сердце! Или я - не я! Или я - ничто!!! Или я - пустота!!! Войд - свидетель!!!
Скандирует толпа.
- Войд! Свидетель!!! Войд! Свидетель!!! Войд! Войд! Войд!!!
Снова он, тот, кто назвался "Одаром". Не орет, говорит.
- Если я занулю тебя, Меченый - твой череп ляжет на мое плечо, а твоя баба подавится каждым членом на станции.
И нет в словах ничего - ни злобы, ни даже ярости. Только она, холодная ненависть.
- Если ты занулишь меня - каждый на засвете - ты уйдешь. Слышишь? Войд - свидетель. Ты и твоя баба. Моя летучка - твоя. И тогда мой сын-без-имени, и моя дочь-без-имени, когда смогут ходить, и смогут нулить - они найдут тебя. Красное. За красное.
Молчит секунду-другую.
- Твое слово.

Эя крепко продолжала сжимать рычаг. Пара глаз, черные, как бездна, вперились в Шрама. Страх читался во взгляде Молельщицы. Вот только страх не за себя. Святая говорила что все происходит по Его воле. Эя знала что каким бы ни был ее дальнейший путь - Бог будет с ней. Как и Святая, которая возможно еще жива. Эя ни на минуту не теряла веры.
- Не делай этого. - зашептала Эя и отрицательно покачала головой. - Они не раздумывая убьют нас как только доберутся. Зачем предлагать сделку, если нам можно просто перекрыть воздух или без труда перебить? Я верю в тебя, но ты ранен. Ослаблен. Их много и они озлоблены. Попробуем выбраться через шахту на другой уровень.
Эя с надеждой смотрела на Шрама.
- Как думаешь они знают про Святую?

Беру сумку и складываю гранаты, слушая речь Одара. Кивнул ей.

– Думаю, знают.

Одну не стал складывать: выставил таймер, дослушал монолог и закинул им туда наверх целой левой рукой.

Всем. То ли слова молельщицы, то ли нечто личное, то ли одно, помноженное на другое, но охранник решает поступить так, а не иначе. Отжимает железки одна, подкидывает "хлопушку" второй. Бахает, лязгнув твердым по твердому, да так, что даже переборки дребезжат.
Хохочет рейдер там, наверху:
- А ведь могли бы пожить!.. Ты не т...
Окрик, в отдалении.
- Тихо!!!
Странно искаженный, как если бы говорящий был в противогазе, но при этом звучащий отголосками более-менее отчетливо даже для вас. Возможно, нашлемные динамики. Пара секунд - и взволнованно-возбужденный людской гомон немного стихает.
- Ну что, дипломаты хуевы, как, договорились? Выманили?
Заметно ближе, практически у самого "карниза".
- Ты, как тебя там...
Отвечает новому оратору "Горелый".
- Одар.
Смеется тот, который уточнял.
- Перкинс, как тебе их имена, а? Отрыжка, Сопля, Гнилая гильза, Геморройная жопа...
А незнакомец продолжает, кажется вообще игнорируя то, что тут, внизу, на ящике взрывчатки сидите вы.
- Давай, может, и тебе какое-нибудь такое придумаем, что скажешь? Был Винсентом, а станешь, к примеру, Ведром.
Снова смех.
- Ладно, пошутили - и хватит. Время. Так...
Совсем тихо, не сам несостоявшийся "дуэлянт".
- Одар.
Подсказывают, похоже.
- Одар, да. Короче, собирай своих обезьян, и тащи всех на "три-девять" - там боевая реплика, сдерживание на вас.
Несколько мгновений тишины.
- Ты чего-то не понял?
Скрежещет металл о металл.
- Вы нам не указ, мировик. Меченый, он пид...
Хрип. Влажный хруст. Охает женщина, ропот проносится по коридору.
- Повторяю еще раз, дебилы гидроцефальные. Последний.
Вновь этот, "шутник".
- "Три-девять", сдерживание. Живо!!!
Наполняется шахта отголосками позвякиваний, шарканья, шепотков.
- И великого воина заберите, пока не завонялся.
Смеются теперь минимум трое - так же, "динамично". Волокут что-то, царапая пол.
- Репликанты, если фраза "подразделение специального назначения" вам о чем-нибудь говорит, то рад знакомству - командир "Эпсилон-Два", если нет - соболезную.
Вот теперь, судя по всему, неизвестный обращается непосредственно к вам. Громкость выше, но тон фраз не изменился - как если бы звук "подкрутили".
- Давайте ближе к делу. Оставляйте все оружие и лезьте сюда, космоскам вас не тронет. Это хорошая концовка. Плохая, на крайний случай - разгерметим блок, как местные дегенераты и планировали, но лучше обойтись без этого, станцию потом не им чинить. Собственно, я только поэтому с вами и вожусь. И, о, кстати, едва не забыл...
Явно не вам.
- Мэм, будьте так добры...
Дребезжат цепи. Хриплый женский голос, где-то там же, рядом.
- Эя.
Шевелятся волосы на затылке у тебя, Эя, когда слышишь свое имя. Когда понимаешь, кто это. Пропускает сердце удар. Миг. Разгорается в груди огонь. Краснота в жилах начинает закипать. Как и твои мысли. Как и вся ты, целиком, без остатка.
- Что бы ни произошло, знай - я тебя люблю.
Смолкает она. Но не "командир".
- Трогательно. А теперь - хоп-хоп, скорей наверх, ваши анабиокамеры уже готовы.

Говорю тихо, чтобы слышала только Эя:

– Эя, это Святая? Вспомни, что она может?

А сам вспоминаю, что может отряд специального назначения и чей он. Шам говорил про корпоратов. Видимо, это они. Пришли устроить "корпоратив". Но кроме того, что они подготовленней рейдеров, и что у них с рейдерским супербоссом Модо какие-то деловые отношения, я про них ничего не знаю. Как они связаны с Хозяином? Что за корпорация вообще? Кто им Гость-Пять и кто они ему? Вопросы. И все совсем или почти совсем непраздные.

В анабиотическую капсулу – если не пулю в лоб – это только ближайшее. А что после неë?

- Это она... - сдавленно прошептала Эя. - Это Святая...

Счастье, надежда, отчаяние, страх и беспомощность смешавшись, в один миг парализовали репликанта. Выпустив из ослабевших рук рычаг, Эя отступила на пару шагов назад и бессильно прислонилась к стене. Несколько минут назад она уговаривала Шрама бороться дальше, не сдаваться на милость рейдеров, а теперь сама готова пойти в неизвестность как овца на заклание.
Молельщица прикрыла лицо рукой, чтобы скрыть катящиеся по щекам слезы.
Ради Святой она готова была пойти в адское пекло. То же самое для нее бы сделала и Святая. Эя мысленно перебирала варианты освобождения Святой и их самих.
- Если мы сдадимся - они могут убить нас всех. Если станем бороться - Святая может погибнуть, да и мы тоже... Плохой расклад.

Эя помолчала, обдумывая новое решение. Она снова и снова вспоминала лицо Святой, ее речь, действия, поступки. Что бы она сделала на месте Эи? Смогла бы уйти без нее, чтобы спасти других?

- Мы можем просто уйти. Они сверху, а мы попытаемся спуститься вниз. Если они не тронули Святую, значит она им нужна. Судя по его словам - у них проблемы на других участках.
Эя сглотнула комок в горле, пытаясь сдержать подкатывающие слезы. Это решение далось ей большой болью.
- Святая меня поймет. Что скажете?
Репликант приоткрыла сумку и посмотрела сначала на Реза, потом на Шрама.

Эе тихо:

– Сейчас, погоди.

Наверх громко:

– Мы идём! Не стреляйте!

Заглядываю в шахту. Наблюдает за нами кто-нибудь: их стрелок, дрон? Что внизу и что наверху? Есть выходы на этажи под нами или над нами, но до их этажа? Реально ли успеть забраться на этаж ниже, пока они не начнуть стрелять и бросать гранаты? А быстро подняться к ним и устроить штурм? Пытаюсь стремительно оценить это всё.