Миниатюрная, красивая девочка с необычными рыжими волосами, ещё и в добавок чарующими зелёными глазами. Судьба будто прямо вещала для девочки роль неслыханной красавицы, за которой быстро начнут бегать мальчишки, а в будущем её возьмёт за муж знатный лорд, для которого она будет прекрасной женой-украшением, а сам он будет достаточно богат что бы позволить себе домработниц, что бы мать его детишек не марала свои белые ручки. И собственно по такому течению всё и плыло.
Но самой рыжуле это было всё, не то, этот дискомфорт происходящего был сравним с красивым и дорогим костюмом, который невозможно перешить и подогнать под себя - но он не сидит. Движениям не хватало свободы, от казалось бы простого вдоха всё подскакивало и просто давило. Люди были слишком неидеальными, уродливыми словно вышедшими из рисунков художников тёмных веков - непропорциональными, слишком пористыми, слизкими и грязными. И все как один, ничем не отличающиеся уродцы. Казалось будто это вокруг не живые существа с лицами, а куча вываренных овечьих желудков снуют под ногами разнося своё зловоние. И точно такое же жилистое гадство было в зеркале, лишь издалека на себя можно было взглянуть без омерзения, но стоит приглядеться с своей коже, к миниатюрным пупырышкам и веренице проглядывающих сквозь бледную кожу сосудиков - становилось не по себе. Но косметика делала лишь хуже, усиливая контраст когда ту смывали.
Институт благородных девиц, учение в нём было настоящей пыткой. Скорее напоминающий компостную яму в которой за кусок гнилого хряща дрались змеи с тараканами, презрительно шипя и фекая своими кривыми пастями, на её нежелание подбирать подобную дрянь. Ещё больше ограничений, и вдобавок обязанности унижающие её достоинство диктуемое уже никому ненужными служанками, постоянно указывающие на её неидеальные движения, на корявость баланса.
Как же так, она же ощущает что нужно сдать немножко в сторону что бы взять и грациозно поплыть по воздуху как лебедь, а если взять вилку у самого кончика, то выйдет ею легонько орудовать словно волшебной палочкой. Но почемуто это всё не так, стоит ей начать делать чтото по наитию, так как было бы удобнее всего - всё валится из рук. Баланс рушится, помои которые она вынуждена есть плюхкаются оземь, а её пение которое должно было быть прекрасным как весенняя трель певчих птиц звучит не так как она хотела, и вообще что бы петь нужно разучивать и следовать каким-то правилам, вдобавок ещё истезать себя "правильной диетой" якобы размягчающей голосовые связки.
Не хватало ей морального унижения и общей скованности, самих по себе давящих на чувство правильного и прекрасного, кривоносые воспитательницы только и рады были звять в руки розги и пустить ей кровь, сея на и без того непривлекательной по её собственным меркам, коже возникали всякие сочащиеся и чешущиеся припухлости, за слизывание капелек крови с которых можно было получить удар уже по губам. От чего раздражение Повилозы лишь росло.
Одной из немногих отдушин было писательство и каллиграфия. Если мир не может подарить ей хоть чтото красивое, лёгкое и изящное - она напишет и до фантазирует это. Бумага стерпит, а краски не могли воплотить всех её желаний, ведь как показать на плоской картине это особое чувство лёгкости и сияния, мерцающих искорок, так что бы было прекрасно видно и прочие прелести её собственного сада фей. Там она могла быть собой, наслаждаться жизнью и не беспокоиться ни о чём, ведь её верное чудовище защитит от обидчиков.
Последней каплей в чаше терпения, стало прилюдное сжигание её волшебной отдушины заключенной в бумаге. Ведь приличная леди не должна увлекаться такими глупостями, когда сама она ни на что негодна и горе будет тому кто возьмёт её в жены. От подобных высказываний и очередных трактовок, Повилоза взвыла, вскричала и выхватив розги из рук няньки стала неистово крушить и резать, задевая и себя, потому что те всё норовили както вывернуться в руке, как и на уроках фехтования шпага не хотела ложиться в руку, что интуитивно и для удобства брала её не слишком крепко, и хлестала, а не протыкала.
Скрученная и обезоруженная двумя четкими ударами метровой линейки, её выбросили в подвал, тёмный и сырой, думать о своих грехах несдержанности. Тогда дискомфорт стал не только надуманным но и явным. Тогда на её язык и легло внезапно пришедшие откудато из фантазий имя Учительницы. Прекрасной, истинно чудесной и совсем иномирной, волшебной спасительницы, что открыла ей дверь и осветила мрак подвала, проведя за руку сквозь коридоры училища, подальше от всего этого скованного уродства, оставив позади и своё прежнее имя как ненужный кокон, расправив взамен крылья нового - Повилоза.