Собор, куда ворвались аколиты, был пуст – только мертвецы лежали средь разгромленных лавок. Но алтарная часть, хоть и была испещрена пулями и обожжена лазерными лучами, осталась нетронутой – верное свидетельство того, что сюда не добрались те, чьи сердца затронула скверна. Агенты Трона, готовые к любой опасности, разделились, исследуя величественный дом Его. Одни осмотрели кельи братии: нигде не было ни следа живой души, но не было и символов темных богов. А вот спуститься в подвал им не удалось: пройдя несколько ступенек вниз, они наткнулись на густую колышущуюся маслянисто-черную жижу, которая, как было установлено опытным путем, разрушала все, что туда помещалось: даже металл электроподсвечников, погруженных в него, оказался ровно срезан по краю погружения. Вторая группа поднялась на колокольню, и чем ближе к вершине, тем отчетливей им слышался болью в ушах меднопевный перезвон. Взобравшись на площадку, они поняли, что в огромном колоколе поселилась тьма, сводящая своим звоном с ума: Вероятно, по одному ему ведомому графику демон, вырвавшийся в реальный мир через тело пономаря, запускал механизмы, волной распространяя по городу сумасшествие. Люди убили его, но дорого заплатили за победу: сестра Саломея и охранник Тийберт пали в бою, а вслед за ними скончался от ран и отец Маченко, волею своей изгнавший тварь обратно в варп.
Но этого словно было мало: не успели аколиты прийти в себя, как на далекой ратуше часы отбили полночь, и неподвижные раньше мертвецы восстали. Но слуги инквизиции оказались сильны, снова упокоив их и предав очищающему пламени. Раску даже показалось, что, когда огонь вцепился в немертвые тела, появились легкие, еле заметные оттенки алого – словно сама серость отступила. Очистив собор, аколиты сделали его надежные стены своей базой.
Какое-то время исследования Эльдерна не приносили никаких плодов: город был наводнен мертвецами и сумасшедшими, но ни демонов, ни источников заразы не было. Спать становилось все тяжелее, черная меланхолия мало-помалу отравляла сердца. Все шло размеренно и относительно спокойно, пока, наконец, агенты не вошли в один из домов: на удивление хорошо сохранившийся, с целыми стеклами и даже часами над входной дверью…
…Перешагнув через порог, они оказались спиной к двери этого же дома в рассветном, живом и суетливом Элдерне. Шаг назад, в дом, и снова перед ними серый туман. Решив исследовать загадочное явление, они вскоре поняли, что оказались в городе в день его падения. Люди, ведущие себя как живые, знать не знали ни о какой опасности: они работали, торговали. Занимались своими делами. А еще – собирались посмотреть на казнь ведьмы. Как выяснилось, медицинской сестры, превратившей своим колдовством пациента в безумное орудие убийства. Ведьма, конечно, кричала. Что не виновна, плакала, молила о пощаде, но была сожжена заживо при большом скоплении ликующего народа. А потом, и часа не прошло, город заполонила мигом павшая на него тьма, и аколиты оказались выброшены обратно, в ту мрачную реальность, откуда пришли.
Несколько раз они возвращались в Элдерн-до-падения, и каждый раз их не узнавали. Сами же они узнавали все больше и больше. Например, выяснилось, что жертвой «ведьмы» был местный буян и пьяница, который и до этого не отличался тихим нравом. Раненного в пьяной драке, медсестра исцелила его, и он принялся за старое, на сей раз припомнив все обиды и устроив в порту кровавую бойню. Люди же, вместо того, чтобы признать вину за энфорсерами, выпустившими его из-под стражи, и портовым начальством, наплевавшим на порядок во вверенной ему территории, предпочли во всем увидеть руку колдуньи – ведь это значило, что виноваты не они, а кто-то другой.
Аколиты однажды даже спасли несчастную девушку, и без того близкую к порогу смерти от многочисленных побоев, но ничего не помогло: в назначенный час тьма снова пала на Эльдерн. Агенты вернулись назад, но Маркус, погибший в перестрелке в том городе, так и не вернулся. Стало ясно, что смерть там – окончательная. Также они узнали о женихе ведьмы – часовом мастере с лицензией механикус, который, кроме своей основной деятельности, числился вольнонаемным консультантом при экспедиции эксплораторов. Это уже было похоже на зацепку, и аколиты взяли часовщика в оборот.
Выяснилось, что именно он, одержимый ненавистью к людям, приговорившим его любимую к смерти, в сердцах и бросил разорвавшие ткань реальности слова. Попытки помешать ему, вплоть до убийства, ни к чему не привели: озлобленность его была столь сильна, что даже душа, лишившаяся плоти, оказалась способна на роковое заклинание – самое сложное, самое неразрушимое, идущее не от разума, но от больного сердца.
Наконец агенты, сами за столь долгое время затронутые скверной, но не покорившиеся ей, решили его переубедить, и нашли подходящие слова. Взывать к долгу, чести, совести, страданиям невинных было бесполезно – они решили рассказать все, что случится в будущем, и объяснить, что душа его возлюбленной, ежедневно сгорающей на костре, также страдает. Подействовало – несчастный осекся и понял, что натворил.
Но рано радовались агенты Трона – стоило часовщику отказаться от мести, как все вокруг завертелось, и каждый из них предстал перед искаженной, подрагивающей, словно в мареве, человекоподобной фигурой, чьи черты никак не выходило уловить взглядом. На неуловимом лице проступила улыбка, и демон – а кем еще он мог быть? – любезно предложил аколитам вручить богатые дары: силу, знания, везение. И даже, предупредил он, никаких мутаций и обманов, все честь по чести: они оставляют его с бесконечным пиршеством, а сами, одаренные, возвращаются назад – за то, что они вчетвером (не считая примазавшейся к ним гражданской) не смогли спасти захваченный могущественным демоном город, их никто не накажет.
Искушение было велико, но люди устояли. Никто не сдался посулам и уговорам. Демону ничего не оставалось, кроме как попытаться уничтожить наглых смертных. И завязался бой, жестокий. Страшный, последний. Люди одолели искусителя, и когда он с воем отправился в Имматериум, все снова закружилось в вихре. Перед аколитами снова предстал серый, мрачный и пустой город – все было ровно так, когда они снова выбрасывались обратно, так и не сумев изменить судьбу.
И вдруг сквозь туман пробился первый золотой лучик солнца…